Журнал «Вокруг Света» №05 за 1989 год - Вокруг Света

Если бы только посланцы Александра прошли чуть дальше в глубь долины, думал я, то они, возможно, обнаружили бы, что кашмирцы, живущие в окрестностях озера Вахур, называют своих соседей — жителей лежащей к северу высокогорной местности — именем «дарада» (или «дарды»!). Впрочем, этот факт ускользнул не только от воинов Александра, но и от многих исследователей, тщетно пытавшихся установить происхождение названия племени, которое считалось стражем «золота муравьев». Но если бы греческие воины все-таки принесли это известие повелителю, то, как знать, может быть, Александр, вместо того, чтобы продолжать свое продвижение к Гангу, отправился на север, в страну муравьев-золотоискателей... И сегодня кашмирцы с озера Вахур называют горцев, «носящих шерстяную одежду», то есть крестьян-скотоводов с высокогорных долин, что к северу от Сринагара, «дарада», или «дарады». Отметим и то, что в наши дни дарады говорят на языке шина, родственном языку минаро. Думается, если бы мне или другим исследователям довелось обнаружить приведенную логическую цепочку чуть раньше, то это существенно облегчило бы наши поиски ответа на вопрос, кто такие дарды. Во всяком случае, все сказанное еще раз подкрепило мое предположение о том, что Геродотовы «дарды» — не кто иные, как наши знакомые минаро.

Я планировал нанять в Каргиле носильщиков из минаро и отправиться с ними вверх по долине Суру до того места, где годом раньше мы обнаружили не расшифрованную до сих пор древнюю надпись на статуе Будды, а оттуда пройти через перевалы Руси-ла и Сапи-ла и добраться к еще не изученным древним поселениям минаро.

В помещении транспортной компании я встретил троих минаро. Они рассказали мне, что прибыли из Дар-чики, чтобы продать излишки собранного урожая абрикосов. Минаро угостили меня абрикосами, и я поспешил к Мисси.

— Как ты думаешь, они согласятся пойти с нами? — спросил я.

— Давай лучше подождем Нордрупа,— заметила осторожная Мисси.

Но на следующее утро, так и не дождавшись Нордрупа, мы отправились вдвоем к зданию транспортной компании. Увы, минаро уже ускользнули. Похоже, что вместе с ними исчезла и последняя надежда найти в этом городе проводников для экспедиции. Мы уселись в соседней комнате рядом с уже знакомыми мне ладакхами. Но вдруг дверь приоткрылась, и — о радость! — в нее заглянули те, ради кого мы сюда пришли. И вот мы уже все вместе сидим за соленым чаем.

В глазах стороннего наблюдателя мы являли собой весьма примечательную компанию: ладакхи в своих красных халатах, рядом — Мисси, будто только что вышедшая из магазина модной спортивной одежды, и минаро в обтрепанных одеяниях. Впрочем, несмотря на непритязательность одежды, именно минаро, вероятно, в первую очередь привлекли бы внимание, до такой степени они были похожи на нас, европейцев. Один из них — как я потом узнал, его звали Сонам — был вылитой копией моего друга из Шотландии. У него были узкие вытянутые нос и подбородок, живые, глубоко посаженные глаза. Я никак не мог отделаться от ощущения, что он вот-вот заговорит по-английски с шотландским акцентом. Но, само собой разумеется, говорил он на ладакхи — языке, которым большинство минаро хорошо владеют. Черные волнистые волосы Сонама доходили ему до плеч, и он походил на развязного европейского хиппи.

Попутчик Сонама, которого звали Таши, был постарше, лет приблизительно сорока. Голову его прикрывала шерстяная красно-сине-зеленая шапочка. Как потом выяснилось, под этим убором скрывалась заурядная лысина — редкое, между прочим, явление среди местных жителей. Черты лица Таши — орлиный нос, тонкий профиль — делали его похожим на утонченного европейского аристократа. Третий минаро был очень похож на Сонама — впоследствии выяснилось, что это его брат.

Выпив три обязательные чашки чая, похожего по вкусу на жидкий бульон, я напрямик спросил, не согласятся ли они сопровождать нас по долине Суру. Какое-то время все трое удивленно и с некоторым недоверием молча глядели на меня, а затем перекинулись несколькими фразами на своем языке.

— Хорошо, мы согласны. Двое из нас пойдут с тобой. Но это будет не раньше, чем через два дня — нам нужно сначала распродать абрикосы.

Я со своей стороны заверил предполагаемых проводников, что и сами не торопимся, так как ожидаем прибытия друга — одного ламы из Заскара, который отправится с нами.

А Нордруп не появился ни назавтра, ни через день. Вот уже девять дней, как мы ждали его в Каргиле. Тем временем становилось все холоднее и холоднее. Пронизывающий северный ветер позолотил листву росших по краям базара ив: надвигалась суровая гималайская зима.

В ночь перед выходом я еще раз осмотрел снаряжение и багаж. Заранее трудно было рассчитать, сколько мы пробудем в пути, и провианта запасли примерно недели на три. Нам предстояло преодолеть два перевала, и поэтому нужно было нести с собой все необходимое для дороги и стоянок в горах. Словом, вещей хватало.

Не теряя все-таки надежды, что Нордруп в конце концов появится в Каргиле, я оставил для него описание нашего маршрута у Гуляма Какпори. А начаться маршрут должен был со статуи Будды — нам предстояло «официально открыть» древнюю надпись на ней.

Сонам и Таши

Какое все-таки наслаждение покинуть наконец душный Каргил!

Мы направились вверх по долине, ведущей в Заскар. Вскоре с обеих сторон появились первые отроги горной цепи. Мы ехали к поселку Картсе по разбитой дороге. Километрах в полутора от села дорога превратилась в тропинку. Нам пришлось выгрузиться из «джипа» и попрощаться с водителем. С нами остались только Сонам и Таши. Отныне мы полностью зависели от них.

Отправившись на поиски места, где можно было бы разбить палатки, я обнаружил довольно крутую тропинку, спускающуюся к маленькому оросительному каналу. Я прошел вдоль него до скалы, на остром пике которой был высечен десятиметровый Будда с толстыми губами и несколько негроидными чертами лица. Задрав голову, чтобы хорошенько рассмотреть статую, я увидел, что вся она вымазана коровьим навозом. Вероятно, мусульмане из окрестных селений выражали таким образом свое презрение к чужому божеству.

Я вернулся, чтобы показать дорогу Сонаму и Таши, несшим наше снаряжение. Мы устроили лагерь у самого подножия огромной статуи. Лагерь был маленький, так как для проводников мы захватили лишь палатку и два одеяла. Я думал остаться здесь на один-два дня в надежде, что Нордруп все же нас настигнет. Устроившись, мы с Сонамом отправились искать материал для лестницы, чтобы можно было добраться до бедра Будды, где выбита надпись. Несколько дней назад неожиданным паводком вырвало с корнем все небольшие деревья у берега, так что подходящего материала для лестницы-времянки было предостаточно.

Сонам оказался ловким и сговорчивым парнем, всегда готовым оказать любую помощь. Таши тоже был человеком приятным в общении, но куда более сдержанным. Любопытные это были люди: несмотря на их повадки и поведение, кажущиеся нам странными, мы не могли не чувствовать какую-то связь между нами — связь, основанную лишь на их европейской внешности. И они, и мы, кажется, понимали, что эта связь существует. Наверное, они должны были чувствовать себя несколько отчужденно в этих краях. Даже индийские солдаты, эти арии с темной кожей, были не похожи на них. Минаро не только внешне, но и темпераментом напоминали европейцев. Обладая чуткой и непосредственной натурой, они более откровенны и разговорчивы, чем жители Заскара или Ладакха. Их движения более порывисты. И Сонам, и Таши громко и как-то совершенно не в восточной манере излагали свои намерения и мысли. Наблюдая за ними, я понял, что за двадцать три года пребывания в Гималаях я настолько привык к тибетцам, что поведение минаро мне уже казалось странным, хотя они и были так похожи на нас. Случалось, мы с Мисси обращались к Сонаму и Таши по-английски, забывая, что они не знают этого языка.

Сонаму было тридцать три года, и женат он был на жене своего старшего брата. Обычай «братской полиандрии» весьма распространен среди минаро. Он находит отражение даже в терминологии родственных отношений: так, слово «аис», означающее «мать», служит и для обозначения жены дяди по отцовской линии. Обычай широкой полиандрии, по-видимому, результат матриархальных связей, хотя, с другой стороны, имущество у минаро всегда наследуют мужчины, а не женщины.

Таши сообщил нам, что у него есть девятилетняя дочь. Это его первый ребенок от жены старшего брата.

— Такая красавица! Вам надо будет обязательно на нее посмотреть,— заявил он с гордостью.

Оба наших спутника держались с большим достоинством, и весьма своеобразное одеяние не было помехой. Сонам без конца поправлял обшлага рубашки и расчесывал волосы. Таши тоже не отставал от него, с серьезным видом поправлял переплетенные на лбу косички, а потом принимался крайне старательно прилаживать на голове свою забавную вязаную шапочку. Было ясно, что для них возможность сопровождать экспедицию — настоящее событие. Они пристально изучали наше снаряжение, приводившее их в настоящий восторг. Надувные матрасы и «молнии» на палатке, фотоаппарат и все остальные привычные для нас вещи были для них открытием. Особый интерес вызвали записные книжки, и проводники были готовы давать любые, какие только мы пожелаем услышать и записать, разъяснения про обычаи минаро. От них-то мы и узнали очень ценные подробности о празднествах и религиозных обрядах.