Избавление - Джузеппе Педериали

- Разденьтесь и примите душ.

Перио скрылся за занавеской и стал медленно раздеваться. У него дрожали руки, и он подумал, что надо бы установить дружеский контакт с этой женщиной.

А она проверяла, достаточно ли теплая вода в душе.

- Сколько женщин в вашем отделении? - спросил он громко, пытаясь заглушить шум воды.

- Восемнадцать медицинских сестер и две ассистентки, ответила женщина, расстелив на кровати полотенца.

Перио сглотнул слюну.

- И все такие же симпатичные?

- В общем да, это одно из непременных условий для работы в отделении.

Темноволосая, довольно крупная, она и в самом деле была привлекательной.

- Душ готов?

- Да.

Перио быстро забрался в ванну под теплую струю. Он хорошенько намылился, затем крепко протер руки и грудь мочалкой и подождал, когда стекут последние капли воды, после чего выглянул из-за занавески - посмотреть, где лежит полотенце. Чтобы взять его, нужно было пройти мимо медицинской сестры. Но она уже скрылась за ширмой. Перио взял махровое полотенце, старательно растер тело и обмотал полотенце вокруг бедер. Затем сел на край кровати и застыл в ожидании.

Женщина помылась необычайно быстро; она подошла к кровати, обтерлась полотенцем и вынула из шкафчика баночку с мазью. Потом легла рядом с Перио.

В комнате сильно пахло йодом и камфорой, но Перио только сейчас ощутил этот запах.

- Здесь очень душно, не правда ли? - произнес он.

- Если хотите, можно включить вентилятор.

- Ничего, потерплю. Нельзя ли опустить шторы?

Женщина встала и пошла к окну. Перио проследил за ней взглядом и отметил про себя, что босая она кажется совсем маленькой.

Он тоже лег в постель.

- Как вас зовут?

- Такие вопросы правилами не разрешены, синьор.

- Можно мне с вами поговорить?

- Конечно. В вашем распоряжении целый час.

Перио не знал, что ей сказать. Он принялся латжать женщину, пытаясь сосредоточиться на одной-единственной мысли. Но мысли в голове роились, путались: майор, адвокат, вызов, освобождение, фотографии в журналах на столике зала ожиданий. И этот невыносимый запах йода, камфоры и карболки! Белые, сверкающие плитки, кровать из поролона с белым покрывалом все чистое, стерильное. Если все прошло хорошо с вдовой, которая вовсе не была столь привлекательна, как эта женщина, то теперь все должно кончиться наилучшим образом, тем более что на карту поставлена его жизнь. Нет, чушь, ничего не поставлено на карту. Он в гостинице с любимой женщиной. С любимой и желанной. О, этот запах карболки!

- Простите, нельзя ли включить вентилятор?

Медицинская сестра снова поднялась и, просунув голову в дверь, передала врачу пожелание Перио. Через несколько минут комнату заполнило мерное жужжание вентилятора. Постепенно в спальне стало не так душно. Когда женщина вновь легла рядом с ним, он попытался восстановить утерянную нить мыслей. Но теперь они текли в обратном порядке: медицинская сестра, адвокат, майор, вдова и наконец дом, его дом за несколько дней до вызова. Его мысли сосредоточились на стоявшем в гостиной клавесине, верном друге, разделявшем его одиночество с тех пор, как он перестал преподавать в консерватории. Хоть бы у него был сын, а так и клавесин попадет в лавку перекупщика.

Резко, заглушив шум вентилятора, щелкнул термостат.

- Я могу уйти? - спросил Перио.

Медицинская сестра взглянула на часы:

- У вас есть еще двадцать пять минут.

- Неважно, благодарю вас.

КЛАВЕСИН. ПОДАРКИ. ИНСТИТУТ

Клавесин был музыкой, другом, частью его самого. Перио не раз задавался вопросом, почему с появлением рояля этот инструмент постепенно канул в безвестность. Ведь рояль - это не усовершенствованный клавесин, а абсолютно иной инструмент. Он, Перио, не раз говорил об этом в консерватории своим ученикам в перерывах между занятиями. По клавишам пианино ударяют, клавиши клавесина тихонько перебирают. Пианист извлекает из своего инструмента сильные, четкие звуки, которые лишь под натренированными пальцами большого артиста приобретают экспрессию. А струны клавесина, даже если их трогает неопытная рука, издают нежные, тонкие звуки, словно пришедшие из далекого прошлого. Эту музыку древних времен Перио больше всего ценил в клавесине. Особенно когда играешь сонаты сеттеченто *.

Иногда Перио садился за любимый инструмент и начинал играть без нот, по внезапному наитию. И тогда в комнате звучал негромкий диалог между ним и клавесином, в голосе которого Перио узнавал то шелест дождя, то легкие порывы ветра.

- Дядя, ты мне подаришь клавесин? Я ведь тоже обожаю музыку.

Подарить, одолжить, дать - ни один из близких и дальних родственников, которые рыскали сейчас по комнатам, не употреблял глагола "оставить". Между тем он оставлял обычное завещание, разве что не официальное, на гербовой бумаге, а устное, не скрепленное подписью нотариуса. Земли у него не было, квартиру он снимал, все его богатство составляла далеко не новая мебель.

- Хочешь, я приготовлю тебе чай с молоком, дядя?

Перио поблагодарил племянницу и устало опустился в кресло. Больше нечего было дарить, одалживать или давать, и родственники наконец оставили его в покое.

Перио с удивлением отметил про себя, что после ужасных дней ожидания и лихорадочных попыток избежать вызова он испытывает полное душевное спокойствие. С час назад он даже пошутил, что скоро ему отрубят голову, хо

* Сеттечвито (итал.) - восемнадцатый век. - Прим. перев.

тя отлично знал, что теперь прибегают к новейшим, совершенно безболезненным методам.

Его голову вместе с отрубленными головами других стариков выставят на обозрение любознательных туристов, п они, разинув рты, будут слушать объяснения гида.

- Я не нашла в холодильнике ни молока, ни лимона.

Племянница смотрела на него грустными, полными слез глазами, и это привело Перио в замешательство. Он боялся, что родственники, поделив имущество, сочтут необходимым разыграть перед ним сцены жалости.

- Я выйду на минуту. Если меня будут искать, скажи, что я скоро вернусь.

- Хорошо, дядя.

Перио окинул прощальным взглядом гостиную, провел рукой по клавесину и вышел.

К институту он приехал, когда на город уже опустились первые вечерние тени. Как ни странно, вокруг ничего не изменилось - у входа в метро по обыкновению толпился народ, и люди грубо толкали друг друга. Никто не обращал внимания на Перио, все безостановочно шагали по тротуару, сосредоточенно переставляя ноги.

Дверь открыла молоденькая блондинка в очках. Она вежливо улыбнулась ему и предложила сесть в кресло. Перио заметил, что в середине верхнего ряда у нее блестит золотой зуб.

"А жаль, - подумал он, - ведь это нарушает симметрию красивого рта".