Цена свободы - Кир Луковкин

— Как звать твою собаку? — однажды спросил его старик, закончив выгребать навоз из стойбищ.

— Это не собака, и не животное. Это самый обычный биот, базовая модель.

— Ну-ка растолкуй мне, что еще за биот?

— Синтетический организм, запрограммированный на определенную цель. В данном случае мой биот выполняет функцию телохранителя.

— Хм, — погладил бороду старик, — Хм. Вон оно что. По сути-то он вылитый пес. А у него есть имя?

— Есть серийный номер.

— И ты обращаешься к нему, называя этот номер?

— Могу так, а могу просто позвать его. Он знает мой голос, и отреагирует.

Фермер помолчал.

— У каждой твари на этой земле должно быть имя, покуда она имеет дело с человеком.

— Но это применимо к живым существам…

— Ну и что? Так веселей. Назови его! А хочешь, я его назову?

Закарий в полной растерянности пожал плечами — как пожелаете.

— Раз он биот, — старик засопел, уперев руки в бока, — так пусть будет Бибоп. Называй его Бибопом.

— Бибоп, — повторил Закарий, — Хорошо. Введу ему новое имя в память.

— Вот и отлично. Пойдем, я покажу тебе, как полоть картошку.

Старик сел за комбайн, который проводил между грядками манипуляторами борозды.

— Чем вы там вообще занимаетесь, в своем Городе? Биотов штампуете что ли, сутки напролет? — спросил он, перекрикивая жужжание комбайна.

Тут Закарий горячо принялся рассказывать ему о великой цели Города, о роли горожан в его процветании. Первые люди, жившие в Городе, говорил он, были мудры и предусмотрительны. Они прекрасно знали, что легче всего расстаться в этом мире с жизнью, поэтому старались сберечь ее и продолжить. Обитатели Города постоянно сражались и сейчас вынуждены сражаться за свое существование — с природой, со временем, с другими людьми и монстрами. Основные силы людей уходят на то, чтобы поддерживать стены Города в надлежащем состоянии и как-то прокормиться. Если нападений, неурожаев нет, люди занимаются самосовершенствованием. Люди Города поняли одну истину. Раз у человека из прошлого не получилось изменить окружающий мир, его следует оставить в покое. Надо менять себя.

Старик ловко маневрировал механическими клешнями, комья земли разлетались в разные стороны. Казалось, он совершенно не слушал Закария, поглощенный своим занятием, а после сказал:

— Понятно.

Закарий целую неделю думал потом об их разговорах. Стал рассеянным и апатичным. Неужели все копатели такие? И как их много, копателей? Почему, почему они такие? Родители обратили внимание на странноватое поведение сына. Закарий заверил их, что нашел новое увлечение. «Надеюсь, это не помешает твоим занятиям биохимией, — сказал отец, — Учти, твое будущее предопределено. Ты станешь микробиологом. Мы готовили тебя к специальности с нулевого класса. Ты должен оправдать наши ожидания».

— Это не помешает избранному мной пути, — успокоил их Закарий.

Один раз, как обычно в воскресенье, он приехал к ферме старика, но обнаружил ее запертой, оплетенной красными нитками лазерного периметра безопасности. Охранная система реагировала исключительно на старика. Чужаки подвергались уничтожению без предупреждения. Старик сам объяснил. Закарий обошел вокруг фермы несколько раз, покричал-покричал, посидел немного на камнях. И уехал ни с чем. Вот тогда-то парнишка обнаружил, что скучает по старому копателю. Не то чтобы сильно… Не так чтобы очень, но отсутствие старика разочаровало его. Этот человек может запросто исчезнуть в один прекрасный день, размышлял Закарий, систематизируя записи. Словно его и не было никогда. Одни записи от него и останутся.

Из обрывочных рассказов старика о своем житье выходило примерно следующее. Вставать нужно рано. Сразу же проверять генератор, систему водоснабжения, безопасности, охранные блоки. Если все в порядке, можно перейти к элементам жизнеобеспечения, куда входят водоконденсаторы, холодильники, отопления, ветряные мельницы, и прочее. Если сбоев нет, что случается крайне редко, тогда можно смело приводить себя в порядок и идти в хлев — кормить скотину. Включать систему поливки огорода. Попутно осматривать, все ли в порядке. А потом думать, как существовать дальше.

Равнина не так мертва, какой кажется. К югу от фермы старика была метеорологическая станция. Там жило пятнадцать человек. Они установили баки с водой, раздобыли где-то наземную технику и оружие, окопались и стали собирать с редких путников дань. Старик говорил, что с ними можно договориться, если у обоих сторон есть ствол в руках: ты им излишки урожая, они тебе — запчасти, смазку для комбайнов, и еще кучу всякого добра. Вот эти человеческий язык понимают. Есть другой вариант обмена. Приезжаешь к стенам Города, раскладываешь артефакты, продукты, и ждешь, пока ваши из дыр свои носы высунут. Час ждешь, два. И прекрасно знаешь, что тебя заметили. А они боятся выходить наружу. Не все из вас такие. Кто-то самый смелый, в основном солдат, покажется, и я начинаю с ним торг. У вас в Городе есть некоторые вещи, которые мне позарез нужны. Ты, парень, не думай, будто я перебиваюсь только тем, что под задом имею. Равнина — жестокое место, за право жить здесь постоянно надо бороться. Такие как я все время находятся в поисках ценных вещей, которые остались от предков в наследство. Последние годы ничего серьезного не попадается — или поработал конкурент, или само сгнило. Равнина давно поделена на зоны бандами рэйдеров и каждая банда промышляет строго в границах отведенной зоны. Таких крестьян как я сотни, и каждый корячится на своем куске земли, посещает сходки и платит дань. Да, здесь опасно, но жизнь сама по себе полна опасностей, и я сильно не жалуюсь.

— В Городе гораздо легче жить! — возмутился Закарий, — Вы могли бы перебраться туда и сделать себе…

— Нет, — отрезал старик, — Может быть я стар, но я еще окончательно не свихнулся, чтобы… штопать себя. Лучше бы придумали, как очистить природу.

— Человек должен оставить природу в покое и не мешать естественным процессам. Давным-давно наша цивилизация пошла по неверному пути и мы отказались от этого направления развития.

Старик долго молчал.

— Закарий. Ты живешь за стенами Города всю свою жизнь и теперь, когда увидел равнину, что ты чувствуешь?

— Тут постоянно дует ветер. Я… Страх. Я чувствую опасность. Только за стенами Города мне хорошо, потому что…

— Это твой дом, — улыбнулся старик.

— Верно, — Закарий тоже улыбнулся, краем губ, немного смущенно. — Но сейчас мне на самом деле не так страшно, наверно от того, что я не один.

… Была у старика одна комнатка, ключ от которой он всегда таскал в карманах своих мешковатых штанов. В комнатке этой фермер хранил редкие безделушки — вещи, продавать которые жалко, равно как и выбрасывать. Комнату он обставил на древний манер, насколько ему это виделось. Стены комнаты покрывали цветастые обои. Пол выложили паркетом, а сверху прикрыли куском узорчатой шерстяной ткани. Окно было завешено более тонкой тканью. У окна расположился стол, сделанный из дерева и стул из того же материала. Широкий диван, платяной и книжный шкафы стояли бок о бок. На стенах висели куски бумаги с различными изображениями. В углу — комод, на нем горшок с цветком. Возле горшка бутыль воды и распрыскиватель. Под потолком висело сооружение из гнутых металлических стержней, цветного стекла и ракушек. У противоположной стены, справа от дивана на стене висела отражающая поверхность, в которой Закарий впервые увидел себя с головы до ног. Это было сродни откровению: вначале он испугался собственного движения, а потом, когда понял, что стоит перед зеркалом, очень долго и тщательно изучал свою внешность. Сняв респиратор и защитные линзы, перчатки и фуражку, он впервые видел свои глаза и свою кожу, он щипал свою светлую и мягкую кожу, еще не тронутую изменениями. Вот он, такой, каким его наградила мать. Вот его волосы, они отпадут. И на их месте останется лишь череп. Закарию стало не по себе.

Старик передвигался по комнате на цыпочках, словно то был музей. Глядя на него, Закарий недоумевал, как такой здоровенный и на вид грубый мужик может аккуратно переставлять вещи и сдувать пылинки со статуэток. Закарий сидел на диване, когда старик сказал ни с того, ни с сего:

— Бывает, придет тебе что-то важное в голову, приснится или выскочит перед носом, пока работаешь — и исчезнет. Ты дни напролет думал об этом, искал, не находил, мучился, и вот, когда ответ здесь, ты не можешь его толком ухватить. И он ускользает от тебя, понимаешь?

— Вроде бы, — шмыгнул носом Закарий, — но не совсем.

— Я говорю о вещах, имеющих для человека первостепенное значение. О смысле нашей жизни. Ты задумывался когда-нибудь над смыслом своего существования в этом мире? Нет, вряд ли. Потом, все это потом, еще успеешь. В какие-то моменты, Зак, начинаешь остро ощущать, что подошел вплотную к разрешению проблемы. Но стоит тебе сделать один неверный шаг — и оно исчезнет, растворится, оставит после себя воспоминание. Когда-нибудь это случится еще раз, успокаиваешь ты себя.