Книга душ - Джеймс Освальд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
6
За распахнутой дверью следственного отдела раздался взрыв хохота. Маклин, в чьих ушах до сих пор стоял звон от ругани Дагвида, замешкался на пороге. В разносе от начальства и так-то мало приятного, а тут еще осознание, что на этот раз ты действительно обделался и получил по заслугам. Да чего стоило одно только чувство, что старший инспектор в кои-то веки прав! Веселая компания Маклину сейчас определенно была ни к чему. Вот только перспектива забиться в свой крошечный кабинет и копаться там в ведомостях сверхурочных и прочей ерунде, которую дежурный сержант счел возможным перепасовать самому молодому из инспекторов, была ничуть не лучше. Маклин глянул на часы – может, домой? Да нет, рановато, даже с учетом того, что на работу он сегодня пришел задолго до рассвета. Ну что ж, в конце концов у него еще куча толком не начатых следственных дел, тут-то он душой не кривил. А уж если начинать работу, так с архива – тем более что там ему о сегодняшнем фиаско никто не напомнит.
Уродливое здание полицейского управления проектировала целая комиссия, причем в семидесятые, когда в моде был бетон без излишних украшений. Но, как и большинство зданий Эдинбурга, оно было построено на старом фундаменте, в данном случае – оставшемся от полицейского участка викторианских времен, так что подвальные помещения имели мало общего с самим зданием. Спустившись по каменным ступеням, истертым посередине башмаками бесчисленных правонарушителей, ты попадал в другой мир. Арки в проходах кирпичных стен, выкрашенных многими и многими слоями белой краски, идеальной формы – каменщикам прошлого явно было чем гордиться. Маленькие, без окон, комнатки когда-то служили одиночными камерами. По нынешним стандартам для задержанных они не годились, так что их отвели под архивные дела и вещественные доказательства. В одной из каморок разместился кабинет, из которого сержант Джон Нидхэм управлял своим подземным царством.
Маклин тихонько подошел к двери кабинета. Не то чтобы подкрался, просто само это место требовало тишины, как собор или склеп. Дверь была открыта, за ней горел свет и слышались звуки, которые мало с чем можно спутать – звуки, которые издает мужчина, изо всех сил старающийся не разрыдаться. Маклин осторожно заглянул внутрь и увидел спину сержанта – тот мелко трясся, уронив голову на стол.
– Ниди?
Всхлипы мгновенно прекратились, как будто щелкнули выключателем. Нидхэм повернулся к нему, массируя руками красные от слез глаза в попытке сфокусировать взгляд.
– Кто еще? Ах, это вы, сэр…
Маклин вспомнил, как совсем недавно справлялся о здоровье Нидхэма-старшего. Хоть это почти и не проявлялось внешне, отец и сын были очень близки, как это бывает в семьях, лишенных женского тепла. Так что гадать не приходилось.
– Отец умер?
– Два часа назад. – Ниди шмыгнул носом, вытянул из кармана брюк измятый носовой платок, высморкался, потом уголком промокнул глаза. – Эх, бедолага. Его должны были оперировать, но когда хирург сделал разрез и увидел опухоль, сразу стало ясно, что уже поздно…
– Ниди, мне очень жаль. Честное слово, очень. Он был отличным полицейским.
– Это точно, отличным. Хотя иной раз – просто старым ворчуном. – Ниди безуспешно попытался улыбнуться и посмотрел куда-то через плечо Маклина, который тоже обернулся. Часы на стене показывали полшестого.
– Уже поздно, сэр, давайте займемся вашим делом.
Маклин смотрел на Нидхэма и вспоминал того сержанта, который то отдавал ему одно распоряжение за другим, то медленно и обстоятельно объяснял азы следственной работы много лет назад, когда Маклин только начинал. Ниди был хорошим следователем, вдумчивым и внимательным к мелочам. Кое-кто мог бы назвать такую внимательность маниакальной – но не Маклин. В некотором роде они были друзьями, пусть и не самыми близкими. А что требуется от друга в такой момент?
– Дело подождет, там ничего особо срочного. Давай-ка лучше выберемся отсюда куда-нибудь. Может, пива выпьем? По-моему, нам обоим не помешало бы.
– Забавно, сэр. Я всегда думал, что вы предпочитаете нефильтрованное.
Ниди ждал его в кабинке, словно позаимствованной из дешевого гангстерского фильма, сидя на обтянутой кожзаменителем скамейке и сложив руки на пластиковой поверхности столика «под дерево». Маклин поставил на столик два бокала сильногазированного пива – чуть ли не единственного бочкового, которое в этом заведении еще можно было пить, – и с трудом протиснулся на сиденье напротив.
– Больше ничего пристойного не нашлось.
Он пододвинул Ниди тот бокал, что почище. Хотя «почище» было громко сказано. Кроме близости к управлению, других достоинств за пабом не числилось. Ниди поднял бокал, подчеркнуто не обращая внимания на колечко засохшей грязи посередине.
– Светлая память Эстер Маклин!
– И Тому Нидхэму, – отозвался Маклин, поднимая свой бокал.
Они выпили, и за столом повисло гнетущее молчание. Первым нарушил его Ниди.
– А у вас это как долго было? Ну, у вашей бабушки… Понимаете, да? После того, как у нее…
– Ровно полтора года. Плюс-минус пару дней.
– Господи! И как вы столько продержались?
– Да сам не знаю, но как-то вот пришлось. А что еще оставалось?
– Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать. – Ниди отпил еще пива. – Только разве от этого легче? Смотреть, как кто-то рядом с тобой умирает, медленно и неотвратимо.
На этот раз молчание продлилось еще дольше. Маклин попытался поскорее допить свой бокал, чтобы был повод сходить за другим, но быстро не получилось – в пиве было слишком много газа.
– Ты уже решил, что делать с наследством? – Дурацкий вопрос. Нет, конечно. Старый Нидхэм еще не остыл. Бабушка Маклина умерла полгода назад, и он до сих пор не мог заставить себя разобрать ее бумаги.
– Да Бог с вами! Как-нибудь, в более подходящий день…
Маклин снова поднял бокал:
– Предлагаю за это выпить!
Ниди отпил глоток и устало откинулся на стену.
– Знаете, а ведь всё почти как раньше. Мы вместе, в Богом забытом пабе, жалуемся друг другу на жизнь. Сюда бы еще Боба Лэрда и Мака Дуфа, и вся команда в сборе.
– Если хочешь, я позвоню Ворчуну. – Маклин вытащил из кармана мобильник. – Вот с Дуфом все не так просто…
– Я слышал, он в доме престарелых где-то на юге. Альцгеймер.
Еще одна долгая пауза в разговоре. Ниди изучал свой бокал, нервно поглаживая его пальцами. И не поднял глаз, когда заговорил опять:
– Тони, я всегда хотел тебя спросить. Как ты это
