В лапах страха - Александр Юрин

— Вот чёрт! — Глеб пнул пустую жестянку с трафаретом «Титан» на погнутом боку. — Такое ощущение, что кто-то свою квартиру заново переклеил! Идиоты.

Умка вздрогнул, уставился в тот угол, куда отлетел странный предмет из-под ноги человека.

Глеб не без труда выскреб из волос частицы приставшего клея и с омерзением обтёр пальцы о шершавую стену.

— Хоть бы убирали за собой. Свиньи! — Он негодующе смахнул с потолка переливающиеся нити. — Юрка ведь завтра с утра, по любому, с ног до головы уделается — тут, как говорится, без вариантов!

Пёс зарычал, однако Глеб не обратил внимания.

Одна из дверей незаметно отворилась.

Незаметно для хозяина, но Умка сразу уловил лёгкое дуновение, из-за которого гнилой смрад отпрянул прочь. Запахло человеческими телами и чем-то ещё: тёплым, дурманящим, девственным. Именно от последнего в клыках поселился нестерпимый зуд. Зуд возбуждения. Пёс облизался, склонил голову на бок. Пахло кровью.

— Ты окончательно спятил?! — Сухой голос принадлежал высокой женщине в халате.

Она замерла в дверном проёме, а из-за её высокой фигуры выглядывал человеческий детёныш.

— Марин, так было нужно, — промямлил Глеб, стирая со лба остатки строительного клея.

— Мог бы сначала позвонить, прежде чем тащить ЭТО в квартиру! — Холодный голос тут же оборвался; женщина брезгливо подцепила малыша под руку и исчезла в недрах квартиры.

Умка мотнул головой: всё становилось более-менее понятным, но последний запах по-прежнему не давал покоя. Он не принадлежал ни хозяину, ни этим двоим. Оставался кто-то ещё.

Пёс фыркнул и засеменил на косолапых лапах впереди вздыхающего Глеба.

— Юрка, отойди от двери! — Марина всплеснула руками. Затем тяжело вздохнула. — Света, уведи брата отсюда.

— Он что сам ходить не может?.. — Хлопнула дверь в соседнюю комнату, окончательно искалечив остатки фразы.

Человек по имени Светка упорно не желал показываться на глаза.

Умка уловил, как за приоткрытой дверью мелькнула детская тень и тут же скрылась в темноте, оставив после себя запах мочи, влажные губы и частый топот ног. Неряшливые движения затихли после очередного шороха — туда-сюда — наверняка под кроватью или столом, где же ещё.

Скорее всего, это просто игра, так что беспокоиться не о чем.

В животе заурчало. Умка напоказ облизался — кормить совсем не спешили, а вроде как уже пора. Однако на него даже не смотрели, продолжая спорить.

Марина застыла у холодильника в какой-то недосформированной позе: словно ещё не до конца решила, чем следует себя занять. Она смотрела на чёрный квадрат окна, заламывала руки и неприятно хрустела суставами.

— Неужели больше некуда его деть?

Глеб вздохнул.

— Марина, говорю же, что это только на первое время. Пока всё не уляжется.

— И когда это произойдёт? Неделя, месяц, год?..

— Пожалуйста, не начинай… — Глеб заскользил апатичным взглядом по граням нарисованных на скатерти квадратиков — те как-то странно переходили один в другой, множились, расширялись, ускользали от взора и стремились поскорее скрыться за краем стола.

— А я ещё не начинала!

Глеб вздрогнул, оторвался от своего бесполезного занятия.

Марина отошла от окна и открыла холодильник. Уставилась на полки с продуктами. Действие снова вышло спонтанным, и теперь она уже совершенно точно не понимала, что именно ей нужно.

Умка поджал хвост, заворчал — со стороны грохочущего белого шкафа пришла зима. Только какая-то необычная: сдавленная, сухая и неимоверно кислая, будто её весь год мариновали внутри. Теперь Умка ещё больше невзлюбил холод, однако попытался сдержать рвущиеся из груди эмоции и лишь жалобно заскулил, продолжая изредка посматривать на застывшую в нерешительности женщину.

Марина вздрогнула и, схватив первое, что подвернулось под руку, захлопнула увесистую дверцу, оклеенную на уровне живота фантиками от жвачки — сын постарался, а может и дочь, чтобы её позлить.

Холодильник довольно причмокнул.

— У нас дети. Ты об этом подумал? — Марина безвольно осела за стол, уперлась узкими зрачками в мужа.

Глеб повёл плечом.

— Ну, подумал.

— Ну, подумал?! — Бутылочка с морковным соком ударилась о поверхность стола и, казалось, покраснела ещё гуще, почувствовав на себе два сосредоточенных взгляда взрослых людей; Марина отдёрнулась всем телом, не совсем понимая, откуда сок вообще мог взяться в её руках. — Знаешь, это не совсем то, что я рассчитывала услышать!

— Что я должен был сказать?

— Как это что?! — Марина вновь поднялась, негодующе глянула на Умку. — То, что завтра этого уродца и след простынет!

— Не говори так! — Глеб и сам удивился столь резкому тону. Откашлялся.

— Ты чего, с ума сошёл? — Марина уставилась на мужа, словно только сейчас разглядела того под ворохом одежды.

— С чего бы это?

— Да ты хоть понимаешь, что такое несёшь?!

— Вполне, — Глеб кивнул, глянул на притихшего пса. — Он ведь вам ничего не сделал. За что вы на него сразу ярлык вешаете? Ладно Алла Борисовна — она и без того из ума выжила, — но ты-то должна понимать, что это всего лишь обычная собака! Не крокодил, не анаконда, не гризли — просто пёс, каких миллионы!

— Ах, вот даже как… Ясненько. Значит ты ещё перед консьержкой отметился, — Марина всплеснула руками, принялась суматошно расхаживать по кухне: вблизи бультерьера она резко ускорялась, а у окна, напротив, замедлялась, делая вид, будто пытается что-то разглядеть за стеклом. — И что же мне завтра прикажешь делать?..

— А в чём, собственно, проблема?

— А в том! Опять придётся краснеть из-за тебя! Чего ты ей наговорил?!

— Да ничего. Тебе я много чего успел сказать?.. Вы ведь рта раскрыть не даёте. Особенно эта сварливая старуха! Развела демагогию, словно я и впрямь монстра инопланетного на привязи притащил или черта из самой преисподней! — Глеб перевёл дух и закончил более спокойно: — Как будто свет клином на этом псе сошёлся.

Марина замерла напротив окна, сложила руки на груди.

— Ну, спасибо тебе, — она не оборачивалась, а тон не сулил ничего хорошего. — Значит я и Алла Борисовна — одно лицо. По крайней мере, в твоих глазах.

— Марин, я совершенно не то имел в виду. Мы ведь о другом разговариваем. Я просто хочу сказать, что подобного спора не было бы, приведи я вместо бультерьера какого-нибудь пекинеса или таксу. Ведь так?

Марина не ответила — лишь безразлично повела плечом.

Глебу показалось, что она плачет. Он хотел было подойти, но жена словно прочитала его мысли и резко обернулась.