Синяя курица счастья - Елена Логунова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впоследствии еще несколько раз я с упорством, достойным лучшего применения, предпринимала попытки укрощения алкогольной бури в крови, но они неизменно наносили тройной удар по моему кошельку, самолюбию и хрупким предметам.
Короче, ныне расхожее выражение «Пьянству — бой!» во всех его смыслах является одним из моих жизненных девизов.
Поэтому я решительно помотала головой:
— Не надо виски!
— Понял.
Бородач ненадолго исчез и вновь появился уже с напитками. Себе он все-таки налил виски, а мне воду.
Как будто я недостаточно промокла под дождем! Да уж воды-то в моем организме сейчас побольше, чем в медузе, а она состоит из Н2О на девяносто восемь процентов. Я знаю, я как-то делала интервью с ученым-биологом.
Предложенный мне стакан я приняла исключительно из вежливости. Обижать отказом людоеда, который оказался так любезен, что не стал меня жрать сырьем и без соли, было бы просто неприлично.
Я показательно хлебнула водицы и закашлялась.
— Это что?!
— Водка, — невозмутимо ответил бородач. — Вы же отказались от виски, а другого спиртного у меня нет.
— Так дали бы мне горячего чаю!
— Ча-а-аю?!
Гостеприимный хозяин так скривился, что брови его наползли на нос, почти скрыв его и тем окончательно уподобив лицо меховой звериной морде.
Выглядело это жутко.
Я тут же решила, что не настолько честолюбива, чтобы настаивать на главной роли в страшной сказке «Красавица и Чудовище».
— Тогда вставай, собирай пожитки и драпай! — посоветовал внутренний голос.
Я поставила стакан, послушно встала и потянулась за курткой. Наброшенная на растопырочку для зонтов, она курилась паром, как пробуждающийся вулкан. Обочь большого вулкана дымили два поменьше — мои ботинки. Все вместе смотрелось как миниатюрная модель Курильской гряды в действии.
А одеваться и обуваться в сырое мне не хотелось.
Подсознание наскоро поскребло по сусекам и нашло вполне уважительную причину задержаться.
— Вы еще не расписались в получении письма! — обличила я волосатое чудище.
— Ах да, письмо, — вспомнил бородач.
Не похоже было, что незаурядный факт курьерской доставки важной корреспонденции из-за границы его хоть как-то волнует.
Чудовище неторопливо допило виски, поставило пустой стакан на каминную полку и помахало освободившейся лапой, изображая готовность к отправлению обязательной бюрократической процедуры.
Я припечатала к гладкому мрамору квиток уведомления о доставке и со стуком положила сверху ручку. Проследила за тем, как чудовище изобразило затейливую завитушку, выхватила у него ценный документ отчетности и заботливо спрятала его поглубже в сумку.
— Теперь можете прочитать письмо, — разрешила я.
Не потому, что это было частью бюрократической процедуры. Просто мне было интересно увидеть реакцию адресата на послание.
— А надо?
— Совершенно необходимо! — уверенно подтвердила я, тайно злорадствуя при мысли о том, как скуксится этот волосатый мачо, получив от ворот поворот от мадам своей мечты. — Для того, чтобы сбить с кого-то спесь — просто то, что доктор прописал!
— Про спесь я не понял, — меланхолично признался монстр и распечатал конверт.
Я на всякий случай отодвинулась (вдруг отвергнутое чудовище распсихуется) и, заполняя паузу и умеряя волнение, залпом выдула воду из стакана.
Тьфу!
Тьфу, тьфу, тьфу, совсем забыла, что это была не вода!
— Ой, мамочка, что сейчас будет… — нервно пискнул мой внутренний голос и подло испарился, оставив меня одну перед лицом грядущих испытаний.
М-да, теперь, если чудовище не распсихуется, ему супротив меня не выстоять!
Я поспешно поставила стакан и отодвинулась от камина к окну.
Нет, в окне стекла бьющиеся, лучше я в угол встану…
Уши мои вытянулись, как у того игрушечного зайчика, которого мы с сестрой Катюшкой все детство делили-делили, да и разделили однажды точно пополам, разодрав беднягу по срединному шву. Тогда я получила одно замусоленное ухо с прилегающими к нему матерчатыми обрывками, Катюха другое, а весь внутренний мир игрушечного зайца достался пылесосу.
Теперь я максимально широко развесила свои собственные уши, пытаясь, с одной стороны, как можно раньше уловить реакцию чудовища на письмо, а с другой — прислушиваясь к себе.
В тот первый и единственный доселе раз, когда я залпом выпила рюмку водки, мой внутренний голос успел предупредить меня о надвигающемся шторме одним коротким словом «Ложись!». Тогда я, правда, подумала, что это парень, коварно напоивший меня спиртным, объявил о переходе к следующему пункту своего подлого плана, и никуда ложиться не стала. А зря: если бы сразу рухнула плашмя там, где стояла, были бы целы и графин цветного стекла, и люстра, и голова злополучного кавалера…
— Ну почему — злополучного, получил он, помнится, хорошо! — захихикал мой внутренний голос.
Его разудалые и хмельные интонации мне очень не понравились.
— Я, пожалуй, пойду, пока чего-нибудь не случилось, — официально уведомила я чудовище.
— Уходите.
— Уходить?
Несмотря на то, что я так и хотела сделать, мне почему-то стало обидно.
Кто так разговаривает с красавицами, а? «Уходите»! Мог бы и повежливее распрощаться, м-монстр!
Я резко дернула куртку, и железная фигня для зонтиков с жутким грохотом повалилась набок. Слишком порывисто сунув руку в правый рукав, я смела с каминной полки стакан из-под виски, а потом повторила тот же номер со стаканом из-под водки и левым рукавом. После этого затолкать ноги в мокрые ботинки пришлось хотя бы для того, чтобы не топать босиком по осколкам.
— До свиданья, всего вам доброго!
Сердито размахивая сумкой (уходя из-под удара, с декоративной этажерки в прихожей брызнули врассыпную фарфоровые собачки), я протопала к выходу и удалилась, хлопнув дверью.
— Как-то иначе мне виделась классическая сцена обольщения, но и это представление парню должно запомниться, — жизнерадостно поделился впечатлениями внутренний голос.
Я походя пнула протестующе загудевший мусорный контейнер и зашагала по дороге, топча и давя свое отражение в мелких зеркальных лужах.
Суламифь, блин! Клеопатра! Елена Прекрасная! Королева Марго! Неотразимая красавица!
— Точно, фиг такую отразишь без пары танков! — сговорчиво согласился внутренний голос.
— Убью, — пообещала я ему.
— Верю! — весело хмыкнул он.
Я открыла рот, чтобы ответить что-нибудь убийственно-язвительное, и тут опять хлынул ливень.
Кажется, я поняла, почему в марте на Кипре всего пять дождливых дней: потому что природный круговорот просто не может обеспечить то количество воды, которого хватило бы на шесть таких ливней!
Дождевые струи были частые, плотные и колючие, как проволочная щетка. И какой-то злокозненный ангел в небесной канцелярии так тщательно выверил угол наклона воды, что в мой открытый рот, в глаза и за шиворот моментально натекло.
Я плюнула, стиснула челюсти, прищурилась а-ля монгольский странник в эпицентре пыльной бури и с ускорением запрыгала по лужам к ближайшему укрытию.
К дому Александра, а куда же еще?
Если бы по пути мне встретилось хоть что-нибудь подходящее — крытая остановка общественного транспорта, грибочек детской песочницы, раскидистое дерево с водонепроницаемой кроной или (предел мечтаний) уютная кофейня, — я бы, разумеется, не вернулась в берлогу чудовища. Но в неродном мне зарубежье все вышеперечисленные объекты явно относились к числу архитектурных излишеств, а проектировщики курортного местечка совсем не думали о проблемах бездомных интуристов. Все возможные удобства были сосредоточены в домовладениях, обнесенных заборами разной степени непроницаемости.
Мне еще повезло, что жилище Александра окружала лишь живая изгородь!
Я, правда, ее немножко убила. Так спешила, что на повороте меня занесло, и я неидеально вписалась в проем между кустами — зацепила боком ветки и потоптала газон, оставив на голой клумбе свои следы.
— Н-надеюсь, будущим цветочкам это н-не повредит, — слезливо вякнул мой внутренний голос.
Холодный душ его не отрезвил, но хотя бы потушил неуместное веселье.
Слава богу, Александр после моего ухода не запер дверь!
Я вломилась в прихожую, точно захватчик, преодолевший крепостной ров вплавь — насквозь мокрая, полуослепшая от налипших на лицо волос и очень злая.
Мое целеустремленное продвижение к камину сопровождалось мелодичными звуками водной симфонии: лирично журчали стекающие с меня ручьи, мажорно чавкали ботинки, звонко капало из носа. Упавшая сумка с претензией квакнула, а из кармана сброшенной куртки плеснул фонтанчик.
Растопырившись у камина в позе, в живой природе характерной для морской звезды, а в мертвой — для цыпленка табака, я запоздало огляделась и выяснила, что свидетелей мое вторжение не имело. Это, конечно, не означало, что я могу располагаться в чужом доме, как в своем, но позволяло мне притвориться, будто я никуда и не уходила. А ведь официальное приглашение погреться у горящего очага у меня уже имелось, и срок его действия, как и количество подходов к камину, никто не оговаривал!