Рассказы о таежном докторе - Виталий Титович Коржиков

Гнедок был моложе и мог ещё сорваться, но Серый, старый военный конь, сдерживал товарища и быстро выравнивал шаг.

Если повозка сползала в снарядную воронку со стороны Гнедка, сильней налегал на упряжку Серый. Если она заваливалась у Серого, изо всех сил помогал Гнедок.

Они и теперь неслись что было сил. Возница что-то кричал и размахивал кнутом. Но друзья знали, что, как только они привезут снаряды, добрый парнишка отведёт их в сторонку, достанет из кармана кусок жмыха и будет кормить прямо с ладони.

Упряжка вылетела на поляну к опушке. Уже в дыму были видны бегущие навстречу артиллеристы, и кони повернули к орудиям.

Но с немецкой стороны ухнуло, рядом ударил снаряд, потом второй.

Дрогнула земля, и возница, выпустив вожжи, опрокинулся на ящики.

Гнедка что-то клюнуло в голову, в глазах вспыхнула молния — и всё погасло. Он заржал и рванулся на дыбы. Но Серый удержался на месте. Повозка крутнулась и замерла.

Под копытом Гнедка звякнула снарядная гильза, но он её почему-то не увидел.

Гнедок удивлённо повернул голову туда, где слышались команды и перекликались знакомые голоса.

Но ни артиллеристов, ни их дымных пушек он не нашёл. Кругом была темнота. Это казалось совсем непривычным и странным.

Где-то впереди ударили пулемёты, понеслось «ура».

Гнедок знал, что сейчас-то уж точно должны подняться и побежать по полю люди — обязательно должны!

Он оглянулся и вдруг тревожно заржал: ни поля, ни людей перед ним не было, а наступила какая-то странная ночь. Голоса и звуки вокруг были светлые, дневные, а тьма — ночная.

Молодой конь повернулся к Серому, но не увидел и Серого, а только почувствовал, как тот прикасается к нему и тихо водит у самого уха мягкими добрыми губами.

Потом пушки смолкли. Артиллеристы положили ездового на шинель под берёзу. А пожилой солдат, с обмотанной бинтами рукой, повёл Гнедка и Серого в тыл.

Гнедок ничего не видел. Он сделал осторожный шаг, потом другой и тихо пошёл, угадывая копытами твёрдую дорогу, как угадывают её все кони тёмной ночью или в сильную пургу.

Полковой ветеринар выковырнул пинцетом из головы Гнедка чёрный кусочек металла и сказал:

— Осколок-то ерунда, а конь попорчен. Ослепнет!

Он обмыл Гнедку рану лекарством, заклеил её пластырем и потрепал мягкие ноздри коня:

— Отвоевался, брат! Такая вот военная жизнь… Демобилизуем!

И тут же похлопал по спине Серого:

— И тебя тоже отправим в тыл. Вместе. Седеешь уже. Да и худо тебе, старику, будет без товарища. Сам знаю. А дружка спишем. Слепому коню на службе конец.

И он горько взмахнул руками, словно всему на самом деле пришёл конец.

Коней отвели в небольшой городок, к зданию исхлёстанной осколками станции, посадили с другими конями в товарный вагон и отправили на восток.

Поезд медленно отсчитывал шпалы. Гнедок и Серый опять стояли рядом. Теперь ноги их вздрагивали не от привычного артиллерийского уханья, а в лад ровному стуку колёс. Серый косил глазом в маленькое окошечко на быстро летящие облака, а Гнедок вдыхал знакомые запахи. Сначала в воздухе пахло порохом и гарью. И Гнедку вспоминались разбитые дома и горелые печные трубы. Потом под покачивание вагона он начинал дремать, и ему снилось, как они с Серым тянут повозку. Он видел ездового со жмыхом в руке, шумных солдат возле пушек. Но вдруг на стыке вагон подпрыгивал, Гнедка неожиданно подбрасывало, как взрывом, перед ним опять вспыхивала жгучая молния, и он открывал глаза. Кругом было темно.

Гнедок вспоминал, что в этой темноте от всех остался у него один только Серый, и грустно клал голову на спину старого товарища.

Но скоро дым исчез, и в вагон понеслись другие запахи — сладкие, свежие. Они влетали с ветром в оконце от шелестящих зелёных берёз, от весенних цветов. И Гнедку вдруг показалось, что вместе с этими запахами появляется свет. Словно сквозь туман он различил окошечко в стенке вагона, сбоку голову какого-то коня, а совсем рядом знакомое ухо Серого. Гнедок коснулся его губами и тихо, радостно заржал.

А потом Гнедок увидел солдата, который ехал с конями. На стоянке солдат широко распахнул дверь и ввалил в кормушку охапку пахучей молодой травы, полной солнечного тепла. Серый поднял повыше голову, солдат понимающе подмигнул, протолкнул охапку подальше, Гнедку. А за спиной солдата ослепительно и тепло засветился большой весёлый круг. Солнце!

Теперь Гнедок оживился. Он то тёрся головой о голову Серого, то вдруг поворачивался к окошку и с интересом прислушивался к шуму поезда. А поезд шёл по большим мостам, через реки, поднимался в горы, запыхавшись и тяжело дыша, как усталый конь. И когда он трубил: гу-гу! — с гор со всех сторон, словно множество коней, ему отвечало эхо: «Гу-гу, гу-гу, гу-гу!» И Гнедку тоже хотелось откликнуться ржанием и горам, и лесу, и солнцу. И тогда казалось, что старый военный ветеринар ошибся и всё опять будет солнечно и хорошо.

Скоро запахло ёлками. Поезд остановился. И коней начали выводить из вагонов. Гнедок и Серый сошли бок о бок по мосткам и вместе с другими конями направились к совхозу, который стоял под сопочкой, рядом с лесом.

Лошадей остановили на лугу возле конюшни, и конюх, читая бумагу, переданную солдатом, стал осматривать их и отбирать для разных работ. Одних — возить воду, других — в лес за дровами, третьих почему-то просто оставлял на лугу. На пороге сидел ветеринар, грузный добрый человек, и тоже следил за тем, как отбирают коней.

Вдруг конюх остановился. Перед ним бок о бок ходили два коня. Один гнедой, другой — серый. Шли они удивительно ровно, голова к голове, не отставая ни на полшага и прижимаясь друг к другу. Конюх обошёл их со стороны и довольно усмехнулся:

— А хороши коньки, Исаак Иваныч!

— Хорошо, ладно идут, — откликнулся ветеринар.

Конюх прошёлся перед Гнедком и Серым ещё раз, подмигнул им — кони нравились ему всё больше — и крикнул:

— Миша, дай-ка сбрую!

Из конюшни выбежал курчавый, в светлых колечках, мальчишка с вожжами и хомутом.

Он подошёл к коням, по-хозяйски прикрикнул и хотел было поставить их по-своему у телеги, но кони сами поменялись местами: Гнедок привычно стал слева, Серый — справа.

— Ишь ты! — удивился Миша.

— Военные, — взмахнул бумагой конюх, — парные. Вон и шрамы у них, видно, от одного снаряда.

Миша прыгнул в телегу, щёлкнул вожжами и повернул коней на дорогу.