Шекспир - Александр Аникст

Эту речь подсказала персонажу комедии память Шекспира. Народные поверья, связанные с явлениями природы, были хорошо известны Шекспиру. Мы слышим отголоски их в речах безумной Офелии: «Вот розмарин, это для воспоминания; прошу вас, милый, помните; вот троицын цвет, это для дум… Вот укроп для вас и голубки; вот рута для вас; и для меня тоже; ее зовут травой благодати, воскресной травой; о, вы должны носить вашу руту с отличием. Вот маргаритка…»[5]

Раз уж мы заговорили об Офелии, то стоит вспомнить происшествие, случившееся поблизости от Стратфорда, когда Шекспиру было лет шестнадцать. Некая незамужняя девица, Катарина Гамлет, утонула в реке Эйвон. Подозревали самоубийство, и ее похоронили без обычного церковного обряда.

Катарина Гамлет! Много лет спустя, когда Шекспир создавал одну из самых прославленных своих трагедий, имя героя напомнило ему о несчастной утопленнице. Не этому ли происшествию мы обязаны поэтичным рассказом о смерти Офелии, в котором трагедия героини окружена ореолом поэзии, и она, уходя из жизни, как бы сливается с природой:

Над речкой ива свесила седуюЛиству в поток. Сюда она пришлаГирлянды плесть из лютика, крапивы,Купав и цвета с красным хохолком,Который пастухи зовут так грубо,А девушки — ногтями мертвеца.Ей травами увить хотелось иву,Взялась за сук, а он и подломись,И, как была, с копной цветных трофеев,Она в поток обрушилась. СперваЕе держало платье, раздуваясь,И, как русалку, поверху несло.Она из старых песен что-то пела,Как бы не ведая своей бедыИли как существо речной породы.Но долго это длиться не могло,И вымокшее платье потащилоЕе от песен старины на дно,В муть смерти.[6]

Шекспир расстался со школой, когда ему было не больше четырнадцати лет.

Что делал юный Шекспир по окончании школы? Джон Обри, мемуарист второй половины XVII века, писал: «Его отец был мясником, и мне говорили некоторые из их соседей, что, будучи еще мальчиком, он занимался ремеслом своего отца; когда надо было заколоть теленка, то, приступая к этому, он произносил речь в торжественном стиле…»

Другой мемуарист, Томас Плюм, записал такой рассказ о Шекспире: «Он был сын перчаточника. Сэр Джон Меннис однажды видел его отца в старости в его лавке, то был веселый, краснощекий старик, и он сказал: „Уил был добрый, честный малый и всегда любил шутить со мною“».

Вероятно, эти рассказы о том, что Шекспир помогал своему отцу в его ремесленных занятиях, не лишены основания. Устные предания говорят о нем не только как о деловитом юноше. Оба только что приведенных сообщения мемуаристов говорят о шутливости юного Шекспира.

Какова бы ни была степень достоверности этих преданий, зерно истины в них, несомненно, есть. Анекдоты, рассказываемые об известных людях, как правило, отражают какие-то подлинные черты характера человека.

Сохранилось также предание о том, будто молодой Шекспир участвовал в одном соревновании с парнями из местечка Бидфорд. Соревнование состояло в том, кто кого перепьет. Возвращаясь после этого состязания домой, Шекспир якобы не добрался до отчего крова, упал под дикой яблоней и проспал там всю ночь.

Этот рассказ так же мало достоверен, как и некоторые другие предания о Шекспире. Если он и не соответствует истине, то все же дает некоторое представление о стратфордских нравах того времени.

Биографы XIX века весьма старательно оберегали Шекспира от всего, что могло бы набросить тень на его облик. Им хотелось бы представить великого драматурга человеком строгих, пуританских правил, никогда не совершавшим ошибок и не нарушавшим никаких правил общежития.

Известный шекспировед Джон Довер Уилсон справедливо обрушил массу сарказмов против тех, кто пытался превратить Шекспира из живого человека в икону. Уилсон прав, утверждая, что естественнее представить себе молодого Шекспира бурным гением, полным сил и энергии, выплескивавшейся за грани дозволенного. Только филистеры могут возмущаться при мысли о том, что кипение молодой крови приводило иногда Шекспира к поступкам безрассудным или предосудительным.

Будь Шекспир человеком строгих, пуританских правил нравственности, едва ли его привлек бы театр. А между тем, как мы знаем, он отказался от почтенной профессии перчаточника для того, чтобы стать актером, — иначе говоря, занялся делом, которое считалось в те времена унизительным.

Как бы то ни было, почти все известное о молодом Шекспире свидетельствует о постоянном нарушении им общепринятого. Это подтверждается также историей его женитьбы.

Женитьба Шекспира

27 ноября 1582 года канцелярией Вустерского епископства было выдано разрешение на брак Уильяма Шекспира с Энн Хетеуэй. Шекспиру было в это время восемнадцать лет, а его жене — двадцать шесть. Через полгода, 26 мая 1583 года, в стратфордской церкви состоялось крещение Сьюзен, дочери Уильяма Шекспира.

Теперь, кажется, выяснены почти все обстоятельства женитьбы Шекспира, за исключением одного: был ли это брак по любви или он был вызван случайной связью, зашедшей столь далеко, что молодому Шекспиру пришлось принять на себя ответственность за последствия.

Жена Шекспира была дочерью Ричарда Хетеуэя, богатого фермера из деревни Шотери, находившейся в двух милях от Стратфорда. У него было семьдесят пять акров земли, и сверх того он оставил по завещанию сорок три фунта стерлингов наличными. (Половины этой суммы хватило бы в те времена на постройку хорошего деревянного дома.)

Между семьями Шекспиров. и Хетеуэев были деловые и, вероятно, дружественные связи. Джон Шекспир однажды вносил залог в поручительство за Хетеуэя, а другой раз давал денежную гарантию за него, когда тот вел какие-то имущественные тяжбы. Эти сведения, почерпнутые из судебных архивов Стратфорда, дают основание полагать, что между семьями существовала несомненная дружба и, вероятно, Уильям знал Энн с самых юных лет.

В те времена в Англии брачный контракт и венчание очень часто были лишь оформлением уже свершившегося ранее фактического брака. Еще до венчания в церкви мужчина и женщина считались состоящими в браке, если имело место обручение. Обрученные уже не имели права вступать в брак с третьим лицом. Закон признавал детей, рожденных до заключения-брака, если родители были уже обручены. Как правило, однако, во избежание недоразумений обрученные венчались для того, чтобы полностью узаконить своих детей. Нередко родители венчались буквально накануне рождения ребенка. Записи в церковноприходской книге Стратфорда свидетельствуют о том, что Шекспир и его жена были далеко не единственными венчавшимися уже тогда, когда ожидалось появление на свет ребенка.