Таинственная страна - Елена Блаватская

Того же самого характера и разрушенные пирамиды Теотиуакана, и монолиты Паленке и Копана. Первые находятся примерно в восьми лье от города Мехико, на равнине Отумла, и признаются самыми древним в этой стране. Каждая из двух основных посвящена Солнцу и Луне, соответственно. Они построены из обработанного камня, имеют квадратную форму, четыре яруса и плоскую площадку на вершине. Самая большая, посвященная Солнцу, имеет 221 фут в высоту, 680-футовый квадрат в основании, и занимает площадь в 11 акров, почти равную пространству, которое покрывает пирамида Хеопса. И все же, согласно Гумбольдту, пирамида Чолула выше пирамиды Теотиуакана на десять футов и, имея в основании квадрат со сторонами в 1.400 футов, занимает площадь в 45 акров!

Интересно послушать, что говорят предыдущие авторы – историки, видевшие их во время первого завоевания, – к примеру, хотя бы о самом позднем из этих строений, большом храме Мехико. Он состоял из огромной площадки квадратной формы, «окруженной восьмифутовой стеной из известкового камня, с зубцами, украшенными множеством каменных барельефов в виде змей», – повествует один. Кортес утверждает, что на огороженной территории могли бы легко разместиться 500 домов. Внутри он был вымощен каменными плитами, столь гладко отполированными, что «лошади испанцев не могли ступить по ним и шагу, не поскользнувшись», – пишет Бернал Диас.[11] В связи с этим мы должны вспомнить, что это не испанцы завоевали Мексику, но их лошади. Так как никто из коренных американцев никогда не видел лошадей, вплоть до момента высадки на берег первых европейцев, аборигены, хотя и наделенные исключительной храбростью, «были настолько устрашены видом лошадей и ревом артиллерии», что поверили в божественное происхождение испанцев и послали им людей в качестве жертвоприношения. Эта суеверная паника в достаточной мере объясняет историческую загадку, каким образом кучка людей смогла столь легко одержать победу над неисчислимыми тысячами воинов.

Согласно Гомаре,[12] четыре стены, огораживающие храм, соответствуют четырем сторонам света. В центре этой гигантской площадки возвышается большой храм, огромное пирамидальное здание в восемь этажей, облицованное камнем, с квадратом со сторонами в 300 футов у основания и 120 футов в высоту, усеченное и имеющее плоскую вершину, на которой расположены две башни, места поклонения двум божествам, которым посвящен храм – Тескатлипока и Уицилопочтли. Именно здесь совершались жертвоприношения, и поддерживался вечный огонь. Клавигеро доводит до нашего сведения, что помимо этой великой пирамиды существовали еще сорок подобных сооружений, посвященных различным божествам. Одно носило название тескакали, «дом Сверкающих Зеркал, посвященный Тескатлипоке, Богу Света, Душе Мира, Жизнедателю, Духовному Солнцу».[13] Жилища жрецов, количество которых, согласно Сарате,[14] достигало 8.000, располагались неподалеку, так же как семинарии и школы. Были обустроены многочисленные пруды и фонтаны, рощи и сады, в которых цвели и благоухали различные растения, используемые в некоторых священных ритуалах и для украшения алтарей; а внутренний двор храма был столь велик, что, по словам Солиса, – «8 или 10 тысяч человек могли свободно отплясывать там во время торжественных празднований».[15] Торквемада оценивает количество таких храмов в Мексиканской империи в 40.000, но Клавигеро, говоря о величественных теокаллиях (буквально, домах Бога), называет еще большую цифру.

Черты сходства между древними святынями Старого и Нового Света столь поразительны, что сам Гумбольдт, не в силах сдержать свое изумление, восклицает:

«Какие удивительные аналогии просматриваются между монументами старых континентов и подобными памятниками тольтеков, которые… построили свои колоссальные сооружения, усеченные многоступенчатые пирамиды, подобно храму Бела в Вавилоне! Откуда они взяли образчик для подражания?»[16]

Знаменитый натуралист мог бы также поинтересоваться, откуда мексиканцы унаследовали все свои христианские добродетели, будучи всего-навсего бедными язычниками? Свод законов ацтеков, по словам Прескотта, «обнаруживает заботу о главных нравственных принципах, и столь же ясное понимание этих принципов, как это пристало более культурным нациям».[17] Некоторые из них весьма любопытны, поскольку они являют сходство с некоторыми заповедями евангельской этики. «Тот, кто смотрит на женщину с излишним любопытством, совершает прелюбодеяние своими глазами», – гласит один из них. «Храните мир со всеми; переносите оскорбление со смирением; Бог, который видит, отомстит за тебя», – провозглашает другой. Признавая лишь единую Высшую Силу в Природе, они обращались к ней как к божеству, «которому мы обязаны своим существованием, вездесущему, всеведающему и всеблагому, без которого человек – ничто; невидимому, бестелесному, одинаково безупречному в совершенстве и чистоте, под чьими крылами мы обретаем покой и полную защиту». И, давая имена своим детям, говорит лорд Кингсборо, «они совершали ритуал, странным образом похожий на христианский обряд крещения: губы и грудь младенца окроплялись водой, и Господа умоляли смыть грех, который был дан от основания мира, так, чтобы ребенок смог родиться заново». «Их законы были совершенны; справедливость, довольство и мир царили в стране этих темных язычников», когда разбойники и иезуиты Кортеса высадились в Табаско. Столетия убийств, грабежей и насильного обращения в другую веру привели тому, что этот тихий, безобидный и мудрый народ стал таким, каким мы его видим сегодня. Догматическое христианство извлекло из них всю выгоду, какая только была возможна. И тот, кто когда-либо бывал в Мексике, знает, что это означает. Страна переполнена кровожадными христианскими фанатиками, ворами, бродягами, пьяницами, дебоширами, убийцами и самыми отъявленными в мире лжецами! Мир и слава вашему праху, о, Кортес и Торквемада! Перестаньте, хотя бы в этом случае, хвастаться просвещенностью вашего христианства, обрушившегося на бедных, и когда-то добродетельных, язычников!

III

Руины Центральной Америки впечатляют не в меньшей степени. Массивные, с невероятно толстыми стенами, они, как правило, снабжены широкими лестницами, ведущими к главному входу. В многоэтажных строениях каждый последующий этаж обычно меньше предыдущего, что придает им вид многоярусной пирамиды. Внешние стены, либо каменные, либо оштукатуренные, покрыты искусно вырезанными, символическими фигурами; а внутренняя часть здания состоит из коридоров и темных камер с арочными перекрытиями; своды поддерживаются перекрывающими друг друга горизонтальными рядами камней, «образующими конические арки, сходные по своему типу с древнейшими памятниками Старого Света». В некоторых камерах в Паленке Стивенс нашел таблички, покрытые странными барельефами и иероглифами искусного исполнения. В Гондурасе, в районе Копана, Стивенс и Катервуд раскопали в старом лесу целый город – храмы, дома и огромные монолиты с витиеватой резьбой на них. Барельефы и общий стиль Копана уникальны, и нигде, кроме Квиригуа и островов озера Никарагуа, более не было обнаружено ничего подобного или хотя бы приближающегося к этому стилю. Никто не может расшифровать таинственные иероглифические надписи на этих алтарях и монолитах. За исключением нескольких строений из необработанного камня, «Копану можно с уверенностью приписать возраст более древний, чем любому другому из всех известных нам памятников Центральной Америки», – говорится в «Новой Американской энциклопедии». Во время испанского завоевания руины Копана давно уже были преданы забвению, воспоминания о которых оставались лишь в наиболее смутных и неясных преданиях.

Не менее экстраординарны и останки различных эпох в Перу. Руины Храма Солнца в Куско все еще производят впечатление, несмотря на то, что мстительная рука испанских вандалов тяжело прошлась по нему. Если мы можем поверить рассказам самих завоевателей, то по прибытии туда они обнаружили, своего рода, сказочный замок. В самом центре города располагался главный храм, с прилегающими к нему часовнями и строениями, окруженный со всех сторон гигантской каменной стеной, и даже его развалины непременно вызывают восхищение у путешественника.

«За священной оградой были вырыты акведуки; также внутри были разбиты сады и проложены дороги, окруженные по бокам кустами и цветами из золота и серебра, точно повторяющими творения живой природы. За ним следили 4.000 жрецов… Земля на 200 шагов вокруг храма считалась священной, и никому не позволялось пересекать ее границы, не сняв обувь».[18]