Зачарованные - Алисон Ноэль

В ее глазах краснеет тонкая паутинка сосудов. Наверняка она недавно плакала.

— Вы решили как следует оттянуться? Ну, это был твой день рождения, и вы гульнули по-взрослому?

В ее голосе слышна надежда. Только бы причина была в чем-то понятном и легко объяснимом! Потерявшие меру подростки куда предпочтительнее непереносимой для нее истины. Ее дочь спятила и напала на голливудскую знаменитость! Ведь я продолжала сопротивляться, кусаться и визжать, пока меня не скрутили и не вкололи лекарство, которое жидким огнем прокатилось по моим венам. Лишь сейчас я вспомнила все.

Дженника застыла. Ей очень страшно. Но я не могу сказать ей то, что она хочет услышать. У нас ведь есть уговор — мама обещала верить моим словам до тех пор, пока я говорю правду, и я никогда не давала ей повода усомниться во мне.

Вейн пил, но я не прикасалась к алкоголю! А от наркотиков я всегда отказываюсь. То, что я видела, не было ни пьяным бредом, ни галлюцинациями. Мне необходимо, чтобы хоть один человек поверил мне — но если мне не удастся убедить мою собственную мать, то я пропала. Поэтому я лепечу:

— Ничего я не праздновала! И не нарушала…

Мне отчаянно необходимо убедить ее в том, что я не лгу. Она кивает, но губы ее сжимаются в прямую линию. Ясно, она разочарована. Ей проще принять то, что я соврала, чем пойти мне навстречу.

Между нами повисает тяжелое молчание. Может, есть способ убедить Дженнику, что это не выдумки моего спятившего разума? Вдруг раздается стук в дверь, приглушенные голоса, и в проеме арки возникает какой-то полный мужчина. За его спиной маячит вездесущая Фатима.

На незнакомце тщательно отглаженный костюм с накрахмаленной белой рубашкой, начищенные ботинки и простецкий голубой галстук. Я отмечаю его странные тусклые глаза, узкий рот и кудрявые волосы, которые не отражают свет, несмотря на то что лампочка висит прямо над его головой.

— Привет, Дайра! Рад, что ты проснулась.

Он поворачивается к Фатиме и знаком показывает ей подтащить к постели стул, на который он и усаживается, поставив на пол кожаную сумку. Просит Дженнику отодвинуться, снимает с шеи фонендоскоп и собирается послушать, что творится у меня внутри. Я недовольно ворчу:

— Может, для начала представитесь? Так будет вежливее.

Он широко и неискренне улыбается.

— Извините, вы, безусловно, правы, я позабыл о хороших манерах. Я — доктор Зиати, и я наблюдаю за вами с того вечера, когда произошел… инцидент.

— Инцидент? — ядовито повторяю я.

Доктор:

— А вы предпочитаете называть это как-то иначе?

Дженника взглядом предупреждает меня не нарываться на неприятности. Однако я не могу удержаться от нового вопроса:

— А откуда вы так хорошо знаете английский язык?

Доктор смеется, а я вижу его ровные белые зубы, что в этих краях является большой редкостью. Поэтому ничуть не удивляюсь, когда он объясняет, что учился в Штатах:

— Точнее, в Пенсильванском университете. Но родился я в Марракеше, поэтому после стажировки за рубежом вернулся на родину. Я удовлетворил ваше любопытство? У вас есть еще вопросы?

Я только пожимаю плечами. Приняв мой жест за согласие, он откидывает простыню, просит меня глубоко дышать и снова берется за фонендоскоп. Холодный металл, прикасающийся к груди, заставляет меня поежиться. Потом светит мне в глаза фонариком, приказывает открыть рот и сказать «А-а-а». Затем прикладывает пальцы к моей шее под челюстью и проверяет пульс, внимательно следя за секундной стрелкой своих дорогих золотых часов. Наконец кивает и выпрямляется:

— Отлично. Надеюсь, вы отдохнули?

Доктор убирает стетоскоп в сумку и осматривает мои забинтованные руки, крутя их то туда, то сюда. А я начинаю злиться всерьез:

— Ах, вот как! Я не собираюсь ничего рассказывать, пока меня не развяжут.

Дженника кидается ко мне в тщетной попытке утихомирить.

— У меня есть права!

Но меня игнорируют. Доктор Зиати изрекает:

— Юная леди, вы вообще представляете, как вы здесь оказались?

Еще бы — сияющие силуэты, тысячи воронов… Дальше что?

— Вы помните, что вы делали?

Я молчу. Нет смысла что-либо объяснять. Одного взгляда на его самодовольную физиономию достаточно, чтобы понять: он не встанет на мою сторону.

— У вас были все симптомы. Стандартная ситуация для туристов, — с презрением бросает он. — Впрочем, мы получили результаты ваших анализов, и они чистые. Следовательно, я должен задать вам вопрос: приходилось ли вам раньше видеть подобные галлюцинации?

На лице Дженники написано только мрачное любопытство. Я не произношу ни слова. Сейчас мне гораздо приятнее таращиться на выложенную голубыми изразцами ванную, чем на этих двоих. Зачем защищаться, если они уже все заранее решили?

— В бреду вы говорили, что за вами гоняются сияющие люди, огромные черные вороны смеются, а отрубленные головы зовут вас к себе.

Кто-то охает. Фатима лихорадочно бормочет молитву, вцепившись в золотой амулет от сглаза[6]. Доктор резко обрывает ее:

— Боюсь, у вас начался параноидальный приступ. Но, учитывая отсутствие следов алкоголя или наркотиков, могу предположить, что химический дисбаланс в организме вызван генетическими причинами. Такое часто начинает проявляться именно в позднем подростковом периоде.

Следующий его вопрос обращен к Дженнике:

— Ведь Дайре только что исполнилось шестнадцать лет?

Она кивает и принимается грызть ноготь, накрашенный лиловым лаком.

— Извините меня, но, пожалуйста, ответьте, были ли в вашем роду случаи психических заболеваний?

Дженника каменеет и с трудом выдавливает:

— Нет! По крайней мере, я ничего не знаю…

Взгляд у нее становится отсутствующим — верные признаки того, что мама лжет. Она явно что-то скрывает. Понятия не имею, в чем тут дело, но чувствую, как во мне просыпается любопытство.

Дженника была единственным ребенком в семье. Она поняла, что беременна мной, уже после того, как мой отец погиб. В итоге вместо колледжа мама очутилась в роддоме. Ее родителям понадобилось время, чтобы привыкнуть к новому раскладу, но они повели себя достойно. Помогли ей получить диплом, присматривали за мной, когда она посещала вечерние курсы косметологов. Мама как раз нашла свою первую работу гримера, когда маленький самолет, на котором ее родители летели в долину Напа на отдых, потерпел крушение.

Дженника продала дом, и мы с ней отправились в путь, перебираясь с одних съемок на другие. В перерывах мы останавливались в дешевых съемных квартирах или у друзей. Когда я подросла, она записала меня в школу удаленного обучения по Интернету, лишь бы нигде не останавливаться и не привязываться к чему-то, что можно потерять и о чем можно сожалеть.