Единственный наследник - Говард Лавкрафт

За отсутствием других источников информации мне не оставалось ничего иного, кроме как обратиться к газетам и книгам, лежавшим в кабинете и лаборатории Шарьера. Дело в том, что, пребывая доселе в погоне за сведениями о прошлом покойного хирурга, я как-то обошел вниманием сам дом, однако затем понял, что настало время сменить направление своих поисков, и потому чуть ли не целыми сутками просиживал в своей временной обители.

Возможно, именно в результате подобного добровольного заточения я довольно скоро начал остро ощущать весьма необычную атмосферу, некую ауру этого дома - как в физическом, так и психологическом смысле этого слова. Супружеская чета, которая смогла прожить здесь всего лишь один месяц, после чего поспешно съехала, возможно, невольно спровоцировала меня на то, что я также начал подмечать специфический запах этого дома; именно сейчас я внезапно стал отдавать себе отчет в том, что с неведомой прежде отчетливостью различаю наполнявшие его разнообразные ароматы, некоторые из которых, как подсказывал мне мой опыт, были присущи старинным домам вообще, тогда как отдельные были совершенно незнакомыми. Это был тот запах, который я уже неоднократно встречал в своей жизни - в зоопарках, на болотах, неподалеку от больших, застойных луж, - и который с особой настойчивостью указывал на присутствие поблизости тех или иных рептилий. Я не исключал возможности того, что рептилии действительно сбегались со всего города в сад доктора, который являлся для них своеобразным раем, но могли ли они существовать там в таком громадном количестве, что своим запахом наполнили буквально весь дом? Несмотря на все мои неустанные усилия, мне так и не удалось установить источник этого запаха - ни вне дома, ни внутри его, - а однажды сложившееся у меня впечатление, что он исходит из древнего колодца, разумеется, явилось всего лишь результатом некоего самовнушения.

И все же запах сохранялся, причем становился особенно заметным всякий раз, когда начинался дождь, собирался туман или на траву выпадала роса, одним словом, когда в атмосферном воздухе повышалась влажность. В самом доме также ощущалась сырость, на что, кстати, указывали и предыдущие жильцы, и я вскоре понял, что они не ошибались. Естественно, мне это тоже особой радости не доставляло, хотя и беспокоило гораздо меньше, нежели другие весьма специфические особенности дома.

Однажды мне даже показалось, что мое вторжение в кабинет и лабораторию покойного хозяина дома вызвало со стороны последнего (его духа?) своеобразный протест, поскольку чуть ли не на следующий день после этого у меня начались довольно странные галлюцинации, повторявшиеся с досадной регулярностью. То мне вдруг по ночам слышался доносившийся из сада собачий лай; то начинало мерещиться, что под окнами дома бродит какое-то объятое вечерними сумерками согбенное, чем-то похожее на рептилию существо. Видения эти не прекращались, но и я также продолжал относиться к ним как к своего рода иллюзиям - вплоть до той самой роковой ночи, когда, расслышав отдаленный звук какого-то бултыхания в саду, я, испытывая жутковатое ощущение, что кроме меня в доме есть кто-то еще, проснулся, накинул халат, сунул ноги в шлепанцы и поспешил в кабинет.

То, что я вообще проснулся посреди ночи, несомненно, явилось результатом моего знакомства с бумагами покойного доктора Шарьера. На какое-то мгновение я был убежден в том, что все это является плодом моего собственного кошмара, однако боковым зрением неожиданно заметил промелькнувшую тень незванного пришельца - а таковой действительно побывал в кабинете, и ушел оттуда, прихватив с собой кое-что из личных вещей Шарьера. На основании того, что я, все еще не окончательно проснувшись, смог разглядеть в тусклом желтоватом свете висевшей над головой и горевшей всю ночь лампы, мне показалось, что это было какое-то сверкающее, отливающее черным блеском существо, которое было одето в некое подобие плотно облегающего костюма, изготовленного из грубого черного материала. Видел я его всего какое-то мгновение, прежде чем он выскользнул через окно в ночную темень сада, и был уже готов броситься за ним следом, однако в этот момент мое внимание было отвлечено тем, что я увидел перед собой.

На том месте, где стоял пришелец, виднелись неровные отпечатки человеческих ног - мокрых и необычайно широких, причем на его больших пальцах росли настолько длинные и, похоже, загнутые книзу ногти, что они даже оставили на полу характерные вдавленные отметины. В том месте, где этот субъект стоял, склонившись над бумагами, также остались следы влаги, причем над всем этим висел густой, едкий мускусный запах, который я уже начал воспринимать как некую неотъемлемую часть всего дома, хотя на сей раз он оказался настолько сильным, что я едва не лишился сознания от подобной жуткой вони,

Однако желание взглянуть на бумаги доктора пересилило мой страх. В тот момент единственное объяснение случившемуся, показавшееся мне к тому же вполне уместным и логичным, заключалось в том, что кто-то из соседей, давно затаивший злобу на Шарьера и добивавшийся сноса его дома, после купания решил непрошенным заявиться к нему в гости. Разумеется, подобная версия была во многом притянута за уши, но разве мог я в тот момент найти что-нибудь более убедительное? Думаю, что нет.

Что же касается бумаг, то некоторые из них, несомненно, исчезли. К счастью, они оказались из той стопки, которую я уже успел просмотреть, и лежали отдельно, хотя и были разложены не всегда по порядку. Я терялся в догадках, зачем они могли кому-то понадобиться - разве что кто-то, подобно мне, также интересовался персоной доктора, чтобы впоследствии затеять с его адвокатами судебную тяжбу?

С другой стороны, во всех этих бумагах содержались лишь подробные записи относительно продолжительности жизни крокодилов и аллигаторов, равно как и рептилий в целом. Кстати, к тому времени мне уже стало совершенно ясно, что покойный доктор изучал проблему долгожительства рептилий чуть ли не с настойчивостью одержимого и с явным прицелом на то, чтобы исследовать возможность продления своей собственной жизни. Вместе с тем, я не обнаружил в его бумагах ничего такого, что позволяло бы судить, насколько ему удалось разобраться с данным вопросом, хотя однажды случайно и наткнулся на две или три довольно подозрительные записи о каких-то проведенных "операциях" - на ком именно, не указывалось, - явно с целью продлить жизнь пациента.

Среди записей доктора мне попадались и такие, которые хотя и были связаны с аналогичной тематикой, однако, по крайней мере на мой взгляд, все же отличались от предыдущих более или менее научных исследований проблемы долгожительства рептилий. В этих записях содержались упоминания о неких загадочных мифологических существах - одно из них называлось "Цтулху", а другое "Дэгон", - которые, будучи продуктом какой-то совершенно неизвестной мне мифологии, якобы обитали в море. Кроме того, в них упоминались некие существа (или люди?), также исключительно долгожители, которые прислуживали древним богам, именовавшимся "Глубоководными" - скорее всего, амфибиям, обитавшим на дне морей. Среди записей мне попадались и фотографии древних монолитных статуй, изображавших чудовищных и отвратительных на вид доисторических ящеров, и имевших подпись: "В.побережье ос.Хиваоа, Маркизские о-ва. Объект поклонения?"; на других же были изображены тотемные столбы с северо-западного побережья Индии, так же напоминавшие зловещих рептилий и помеченных: "Индийский тотем квакиутлов. Аналогич. тому, кот. был воздвигнут индейцами-тлингитами". Как мне тогда показалось, эти странные записи красноречиво указывали на тот факт, что в круг интересов доктора Шарьера наряду со строго научными изысканиями входили также всевозможные древние таинства и обряды старинных колдунов, равно как и их примитивные верования, изучение которых могло способствовать достижению им заветной цели.