Единственный наследник - Говард Лавкрафт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дело в том, что дом Шарьера сразу показался мне классическим образчиком своей эпохи, если не считать более поздней прокладки водопроводных труб. Вроде считалось, что построил дом сам доктор Шарьер, во всяком случае за время нашего спонтанного разговора на эту тему Гэмвел ни словом не обмолвился, что сам думает иначе, равно как и не сказал, в каком возрасте скончался хирург. Если исходить из того, что тот дожил, скажем, до восьмидесяти лет, то он никак не мог построить такой дом, поскольку отдельные детали его интерьера красноречиво указывали на период, относящийся скорее к 1700 году - иными словами, за два века до кончины врача! Поэтому я подумал, что дом просто носил имя своего последнего владельца, а отнюдь не создателя. Следует признать, что в ходе дальнейшего изучения данной проблемы я столкнулся с некоторыми весьма обескураживающими подробностями, которые, вроде бы, не имели никакой связи с доводами здравого смысла.
В частности, нигде нельзя было обнаружить дату рождения хирурга. Поначалу я пытался отыскать ее на его могиле - как ни странно, располагалась она на территории сада, на что он получил соответствующее разрешение, и находилась неподалеку от крытого колодца весьма любопытной формы, с ведром и всем прочим, и явно пребывавшим в таком виде столько же времени, сколько существовал и сам дом. Так вот, я намеревался прочитать эту дату на надгробном камне покойного доктора, однако на нем, к моему крайнему разочарованию и досаде, было выбито лишь имя - Жан-Франсуа Шарьер, его профессия - хирург, места прежнего проживания или работы - Бэйон, Париж, Пондишери, Квебек. Провиденс, а также дата смерти - 1927 год. И ничего более! Это еще больше подогрело мой исследовательский пыл, а потому я стал искать следы какой-то переписки или лиц, знавших Шарьера лично.
Примерно полмесяца спустя я уже располагал кое-какими результатами, которые, однако, не столько удовлетворили, сколько еще больше сбили меня с толку. Поиски возможных корреспондентов покойного я начал с Бэйона, поскольку полагал, что коль скоро этот город первым указан на надгробии, Шарьер мог родиться где-то там или, по крайней мере, поблизости. Запросил также Париж, а затем связался со своим лондонским приятелем, у которого были выходы на национальные архивы, имевшие отношение к Индии, и, наконец, обратился к квебекскому периоду. Из всего этого у меня на руках осталась лишь горстка дат, изложенных в какой-то загадочной последовательности.
Жан-Франсуа Шарьер действительно родился в Бэйоне - но в {1636 году!} Это имя было известно также и в Париже, где в 1653 году семнадцатилетний юноша проходил курс обучения под именем Ричарда Вайсмана. В Пондишери, а позднее также на Каронмандалском побережье в Индии с 1674 года и далее служил французский хирург, некий Жан-Франсуа Шарьер. Что же до Квебека, то имя доктора Шарьера впервые упоминалось там в 1691 году - он в течение шести лет практиковал в этом городе, после чего отбыл в неизвестном направлении.
Таким образом, я мог сделать лишь одно очевидное заключение, а именно, что родившийся в Бэйоне в 1636 году доктор Жан-Франсуа Шарьер, последняя информация о котором поступила из Квебека примерно в то же время, когда был воздвигнут этот дом на Бенефит-стрит, являлся предком, а одновременно тезкой и однофамильцем покойного хирурга, который проживал в этом особняке. Но если даже все обстояло именно так, то все равно оставался ничем не заполненный пробел между 1697 годом и периодом жизни последнего обитателя дома, поскольку нигде не были обнаружены материалы о семье этого самого первого Шарьера - существовала ли когда-либо мадам Шарьер, были ли у нее дети, а их просто не могло не быть, поскольку род этот, судя по надгробию в моем временном саду, протянулся к нынешним дням. Ничего похожего на такие материалы мне обнаружить не удалось.
В принципе, нельзя было исключать и того, что престарелый джентльмен, приехавший из Квебека в Провиденс, был холост, а женился лишь позднее когда бы ему шел шестьдесят второй год. Однако все последующие поиски не обнаружили каких-либо следов подобной женитьбы, отчего я чувствовал себя окончательно сбитым с толку, хотя, как антиквар, прекрасно понимал, с какими трудностями приходится подчас сталкиваться в наших поисках, и посему старался не падать духом.
Затем я решил подойти к этому делу с другой стороны и обратился за информацией о покойном докторе Шарьере в адвокатскую контору "Бейкер & Гринбау". Здесь меня ожидал еще больший удар, ибо когда я захотел узнать, как выглядел французский хирург, оба адвоката признались, что сами его ни разу в глаза не видели. Все инструкции, а также чеки с проставленными в них щедрыми суммами, они получали по почте. Подобная форма сотрудничества между ними продолжалась в течение последних шести лет жизни, а раньше же они никогда не слышали об этом человеке.
Тогда я бросился на поиски его единственного племянника, поскольку сам по себе факт существования этого человека свидетельствовал о том, что у Шарьера когда-то были брат или сестра. Но и здесь меня ожидала полная неудача. Дело в том, что Гэмвел, очевидно, сам того не желая, ввел меня в заблуждение: Шарьер прямо не называл этого человека племянником, а лишь говорил о нем как о "единственном мужском представителе нашего рода", на основании чего был сделан сомнительный вывод, что этот последний уцелевший родственник был не кем иным как племянником. При этом я обратил внимание на тот факт, что в своем завещании доктор Шарьер прямо не оговаривал необходимости поиска этого "единственного мужского представителя рода", а указывал, что по приезде в страну тот сам обратится в фирму "Бейкер & Гринбау" - лично либо письмом, составленным в достаточно веских и убедительных выражениях, на основании которых можно будет удостовериться в его личности.
Таким образом, некая тайна все же существовала, и адвокаты не отрицали данного факта хотя и не следовало забывать, что за свои услуги они получали весьма щедрое вознаграждение, что фактически исключало возможность обмана с их стороны. Ко всему прочему, один из адвокатов рассудительно заметил мне, что со дня смерти доктора Шарьера прошло всего три года, а потому имелась вероятность того, что этот таинственный уцелевший родственник все же объявится.
Потерпев поражение и на данном направлении своих поисков, я вновь обратился к своему старому другу Гэмвелу, который по-прежнему оставался прикованным к постели, причем состояние его здоровья заметно ухудшилось. Лечащий врач Гэмвела, с которым я однажды столкнулся у входа в дом, впервые намекнул мне, что бедняга может и не выкарабкаться, а потому просил излишне больного не волновать и не утомлять чрезмерно длинными беседами. Тем не менее, я намеревался выведать у него о Шарьере все, что только было можно, хотя следовало признать, что даже не предполагал, сколь напряженными и выматывающими окажутся те поиски, которые я начал с неохотной подачи того же Гэмвела - настолько, что, как заметил при нашей новой встрече мой друг, что они крайне неблагоприятно отразились на моей внешности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});