Ошибка природы - Светлана Алешина

– Раньше нас тут много собиралось, – вздохнула Соня. – Все пили вино, много смеялись… Ох, Сашенька, иногда приходится выбирать, и как часто за этот выбор приходится платить слишком дорого!

Она опять посмотрела в сторону, пытаясь скрыть набежавшие слезы.

– Ладно, это к делу не относится. Просто сегодня умер человек, которого я любила. И поэтому мне хочется плакать. Он был очень славным человеком, Саша. Необыкновенно добрым и отзывчивым.

Я не настаивала на том, чтобы сегодня, раз уж так вышло, мы говорили о бестактном посетителе ее квартиры. Но Соня сама собралась и сказала:

– Хотите посмотреть мою спальню? Я, кстати, ума не приложу, как он сюда проникает.

– Ключ, – напомнила я.

– Ну, ключ. Но ведь, когда ты вставляешь ключ в замочную скважину, открываешь дверь, хлопаешь ею – кто-то должен это слышать. Когда ты поднимаешься по лестнице, кто-то должен тебя увидеть. А его никто не видит и не слышит. Кроме меня… Как будто он становится невидимым. Этакий «человек-невидимка». Пойдемте.

Она изящно поднялась – бог ты мой, как бы мне хотелось передвигаться с такой же грацией! Рядом с ней я ощущала себя слоном в посудной лавке!

Мы прошли по коридору в самый конец. Квартира была из разряда «бывшая коммуналка». Старинная, с темным коридором и тремя разрозненными комнатами.

Поэтому к спальне пришлось брести в полутьме – даже яркая лампочка в сто ватт полностью не могла осветить чертов коридор.

– Зачем вам такая огромная квартира? – поинтересовалась я.

– По идее, я должна жить тут не одна, – ответила Соня. – С Машей. Но Маша пока живет с родителями – так ей удобнее. Вон та комнатка ее. А мне и не надо ничего, кроме спальни и кухни! Раньше – да. Яркий свет, гостиная, наполненная людьми… Смех, разговоры, музыка. Все такие яркие личности, все талантливы. Куда все уходит, Саша, вы не знаете? Впрочем, вы еще слишком юны, чтобы знать…

Она открыла дверь.

Спальня ее была такой странной и самобытной, что я оглянулась на хозяйку в немом восхищении.

Все было выполнено в стиле «печворк» – покрывало на кровати, занавески с аппликацией в виде жирафа, коврик на стене!

– Вау! – вырвалось у меня. – Вы все это делали сами?

– Конечно.

– У меня начинается комплекс неполноценности, – вздохнула я. – Красивая женщина. Балерина. Умеет делать вино и вот такие штучки!

Соня польщенно засмеялась, пытаясь скрыть смущение.

– Ну, балерина-то я никакая, так, в кордебалете. А сейчас совсем на пенсии – ноги болят. Правда, раньше я вела студию в Доме культуры, даже неплохие результаты были…

Она уставилась в одну точку, и по ее лицу опять пробежала тень. Что-то в жизни этой женщины было не так. Видимо, был один порожек, через который ей не удалось провести свое каноэ.

В ее спальне было уютно. Но была она маленькой.

– Вот сами и смотрите, – Соня обвела рукой свое нехитрое жизненное пространство. – Например, я прихожу и вижу, что вон та книга…

Она достала том Шекспира и протянула мне.

– А, ладно, – передумав, махнула рукой. – Сама сейчас вам покажу.

Перелистав страницы, она открыла ее и швырнула на кровать.

– Вот так лежит, – посмотрела Соня на меня. – А теперь подойдите и прочтите. Мне просто любопытно, что бросится вам в глаза. Какая строчка.

Я подошла. Честно говоря, мне стало не по себе. Я как бы на мгновение стала этой женщиной, вернувшейся домой. Она видит фолиант, брошенный на кровать, прекрасно зная, что не брала в руки Шекспира лет пять, как минимум. Самовольно том спрыгнул с полочки на кровать. Да еще и открылся на таком небезынтересном месте.

Отрывок из «Гамлета, принца Датского».

ГАМЛЕТ. Для какого мужа праведна ты ее роешь?

ПЕРВЫЙ МОГИЛЬЩИК. Ни для какого.

ГАМЛЕТ. Тогда для какой женщины?

ПЕРВЫЙ МОГИЛЬЩИК. Тоже ни для какой.

ГАМЛЕТ. Для кого же она предназначена?

ПЕРВЫЙ МОГИЛЬЩИК. Для особы, которая, сэр, была женщиной, ныне же, царствие ей небесное, преставилась.

Бр-р-р!

Я отбросила том подальше.

Вряд ли у человека сохранится веселое настроение, если по приезде он найдет вот такое на своей собственной постели.

«Ныне же, царствие ей небесное, преставилась».

Можно ли отнести это к разряду угроз? Чего добивается некто, оставляя такое «послание» другому? Панического страха? Дать знать, что в мире есть человек, желающий тебе смерти?

– Да уж, – пробормотала я. – Если вы наткнулись на то же самое место, представляю, как вам стало…

– Может, он просто читал это? – с надеждой в голосе спросила Соня, поежившись, будто от холода.

– Может быть, – пробормотала я. Пришел сюда почитать Шекспира. Как в библиотеку. А потом просто забыл поставить книгу на место?

– Соня, а Маша…

– Что вы, Саша! И не думайте так о моей Машеньке! Она никогда не заходит в эту комнату без меня. Маша очень хорошая девочка. Тургеневская барышня, совершенно неприспособленная к жизни, а уж тем более к интригам! К тому же я его видела, Саша! Это мужчина. Высокий, стройный, я даже почти уверена, что у него приятная внешность, хотя и не видела лица.

– К тому же интеллигентный, – фыркнула я. – Любит почитать в чужой квартире классику! Не выйти ли нам всем за него замуж?

– Не смейтесь, – тихо попросила она. – Сейчас мне очень страшно, Сашенька! Потому что теперь я осталась совсем одна. Никому не нужна, понимаете? Сегодня ушел последний человек, который относился ко мне с любовью. Поверьте, Саша, это…

Она судорожно глотнула.

– Кто он был?

– Даже после его смерти мы должны сохранять все в тайне, Саша. Он был женатым человеком, а я…

Соня подняла на меня свои беззащитные глаза, и я поняла – разговаривать об этом она не будет.

– Я была его… другом, и не будем об этом больше! Клянусь вам, он не имеет никакого отношения к нашему таинственному посетителю!

– Получается, что никто из ваших знакомцев не может строить против вас такие подлые козни. И этот незнакомец, судя по всему, просто заходит к вам погреться? Ну, разве еще книжку почитать. Что-нибудь еще он оставлял после себя? Кроме галстука, аромата «Кензо» и мрачноватых строчек из классики, от которых веет запахами древнего кладбища?

– Да, – кивнула Соня. – Оставлял. Но я это выкинула.

– Как? – удивилась я.

– Саша, это было в самый первый раз. Тогда я не отнеслась к этому серьезно. А тот букет давно засох, к моменту моего появления.

– Что это было?

– Розы, – пожала она плечами. – Черные розы. Большая редкость, не знаю, где он их раздобыл. Букет черных роз, и одна красная.

– Как в романсе. «Черная роза – эмблема печали». Наш «поэтичный незнакомец» изо всех сил старается навеять на вас печаль, вам не кажется?

Соня расправила складочку на платье и вскинула на меня свои огромные глаза.

– Кажется, – кивнула она, прошептав одними губами.

– Мне это не нравится, потому что лично я нахожу ужасно бестактным вваливаться к человеку в жилище специально затем, чтобы навеять на него печаль!

– Иногда в мою безумную голову приходит, что это…

Она оборвала себя на полуслове. Теперь она напряженно смотрела в окно, как будто там мужская фигура разгуливала по облакам с томом Шекспира наперевес.

– Что вам приходит в голову?

– Что это призрак, – прошептала она с благоговейным ужасом.

– Ага, – кивнула я. – Тень отца Гамлета. Все неймется старикану. Правда, он немного перестроился. Теперь он носит дорогие галстуки и пахнет фирменным одеколоном! Не смешите вы меня, Соня! Призрак, который ведет себя так, вовсе не призрак! Это какое-то Кентервильское привидение! Он же хочет нагнать на вас страху, а вот зачем? Вы даже не пытаетесь помочь мне понять это! Вас послушать, вы давно живете в небесах, и вас окружают сонмы херувимов и серафимов! Ни одного гада на всю компанию!

В это время хлопнула входная дверь.

Соня сразу замолчала, напряженно вслушиваясь в осторожные шаги, приближающиеся к двери.

Даже мне стало немного не по себе. А ну как сейчас откроется дверь и на пороге возникнет фигура в белом, опутанная веригами, и при этом не забывшая надушиться как следует, и повязавшая поверх истлевшего савана галстук из «Паритета», с букетом черных роз в костлявой руке?

Я совершенно не имею опыта обращения с ходячими мумиями!

– Сонь?

Голос был женский.

Соня облегченно вздохнула. Я тоже, признаться, почувствовала себя куда спокойнее.

Дверь открылась. На пороге, слегка прищурившись, стояла девушка. Я задохнулась от завистливого восхищения. Она была представителем той породы ухоженных девиц с длинными ногами, которым лично я безумно завидовала. Оглядев нас с надменной вежливостью, столь свойственной этим лошадкам чистых кровей, она произнесла:

– Ох, как я испугалась! Думала, тебя нет, а свет горит.

– Знакомьтесь, – смущенно сказала Соня. – Это моя племянница Маша. А это…

Соня замешкалась, явно затрудняясь отрекомендовать меня правильно.