Костры похода (Звезды над Самаркандом - 2) - Сергей Бородин

В этих сомнениях он шел мимо мастерской Назара. Назар сидел, отбивая плоские, с узором, кольца для уздечек. Аяр приостановился:

- Успеха мастеру!

- Да ниспошлет бог и вам...

- Колечки на уздечки?

- А разве не хороши?

- У меня на всю сбрую набор завалялся. Издалека привез, да думаю: к чему он мне?

- Ежели не надобен, чего ж ему валяться?

- Да что же, сам я, что ли, тут лавку открою? Мне это дело не по седлу, почтеннейший. Вот взяли б да и сбыли б заодно со своими колечками.

- Колечек-то я наковал на весь базар. Оптом сбуду. Наше дело - свое рукомесло сбывать, не чужое.

- А взгляните, не подойдет ли?

Аяр раскрутил пояс и высыпал нарядные бляшки перед Назаром.

Назар раскладывал их перед собой широко, чтоб понять, как все они распределятся на сбруе, приговаривая:

- Ну, ну, глянем... Чего ж не глянуть?.. Работа на самом деле не здешняя.

- А вам это и сказано, почтеннейший.

- Мало ли что говорят люди. Люди говорят, говорят... Хорошая работа. Откуда такая?

Аяр, вспомнив родину мастера-азербайджанца, ответил:

- Ширванская.

- Далеко наши гонцы доскакивают.

- Куда пошлют! - ответил Аяр и опомнился: "Да откуда же он меня знает?"

На Аяре не было ни гонецкой шапки с красной косицей, ни короткого ятагана с тамгой на эфесе, дававшего гонцу право на скорую смену коней в пути.

- Может, я и не гонец, почтеннейший!.. - захитрил Аяр.

- Да я как-то в крепости вас приметил.

Аяр забеспокоился: "В крепость хаживает! Зачем? Не оплошал ли я?"

А между тем Назар продолжал:

- Давно оттуда? Из этого, из Ширвана?

Аяр совсем смутился: "Как быть? Сознаться, что давно там не бывал, а мастер спросит, откуда взялись эти медяшки. Сказать, что теперь оттуда вернулся, - а может, он в крепости прознал и мои пути, во лжи уличит, нехорошо обо мне помыслит!"

Аяр не был равнодушен к помыслам людей о нем: каковы бы ни были сами те люди, но их помыслы о нем должны быть почтительными! Аяр очень ценил от кого бы то ни было почтительное отношение к себе, он не знал, что ненависть врагов не умаляет расположения истинных друзей, не знал, что льстивый голос врага опасней, чем укоры друга.

Аяр гордо погладил свою жидкую бородку и многозначительно ухмыльнулся:

- Мало ли дорог у гонца!

- Что говорить, много! Ой и много ж нынче дорог у царского гонца! Много дорог царь ваш прошел, по многим ходит. Подумать страшно, куда нынче зайдет!

- Повелитель свои дороги сам знает! - наставительно возразил Аяр.

- А как же! Знает! Хорошо должен знать. Потому и не везде ходит.

- Это как так?

- Где скользко, где морозно, где народ крепок, туда небось не идет!

- Это что за слова о нашем повелителе! - вскинул голову Аяр, встревожившись: не услышит ли кто-нибудь таких странных слов о Тимуре. Вокруг никого не было: мастера в такой холод занимались каждый своим делом, а случайных путников не проходило.

Назар, приметив беспокойство Аяра, усмехнулся:

- Да какие это слова! Осторожен, говорю. Дорогу свою знает... А вам-то не случится ли снова в тот Ширван сходить?

Тут глаза Аяра и Назара встретились. Взгляд мастера был спокоен, миролюбив, и Аяру вдруг стало неловко, не захотелось гордиться перед этим человеком с таким ясным и понятливым взглядом; Аяр ответил просто:

- Разве сам я себе выбираю дорогу!

- Да мне и не к чему знать. В Ширване у меня небось никого нет. А всю эту мелочь оставьте; как-нибудь сбуду. Как сбуду, так расплатимся.

- У меня и еще такой безделицы много, почтеннейший.

- Приносите - может, и ту продадим.

Аяр вернулся к невольным труженикам Синего Дворца, роздал им покупки. Доверие к Аяру у мастеров укрепилось, хотя они молча понимали, что не без изрядной корысти столь великодушен этот гонец. И с того дня повелось: из дворца он выносил, с базара приносил. Смелость и ловкость возрастали с каждым днем, и все больше серебряных "княжат" застревало у гонца между пальцами.

Едва ли выпало бы такое раздолье Аяру, будь в Самарканде сам Тимур; без Тимура здесь все шло по-другому, - и надсмотрщики стали не столь приглядливы, и стражи не те, что были. И сами мастера, словно проснулись, посмелели, поживели. Многое в городе изменялось, когда уходил Тимур, казалось, и город просторней и люди рослей.

Когда после зимних туманов задождил прозрачными ливнями конец февраля, Мухаммед-Султан вызвал Аяра: выпала гонцу дорога к самому повелителю.

Перед дорогой Аяр зашел в мастерскую. Мастера приметили и новые сапоги, и новую алую косицу на шапке гонца и поняли: собрался в путь.

Многие попытались дознаться, в какую сторону лежит эта путь-дорога. Но Аяр отмолчался, отшутился:

- Долга ль дорога, дело покажет; длинна ли, конь скажет.

Но когда о том же спросил азербайджанец, отливший бляшки и много других мелких искусных вещиц, отнесенных к Назару, Аяр многозначительно подмигнул:

- К тебе.

- В Ширван?

- Навряд ли.

- В Марагу?

- А что?

- Там, на базаре, позади Купола Звездочетов, где Медный ряд...

- Знаю.

- Ширван-базар называется...

- Многословен ты!

- Сказать там человеку два слова.

- Что за слова?

- Ждем, верим.

- Родня, что ли?

- Родня.

- Я скажу два слова, а услышат два уха. Да вдруг не те? Этак я и сам без головы останусь.

- Всего два слова, - отблагодарим!..

- Бляшками? Прошло время с ними шутить.

- Отблагодарим!

- Чем уж!..

- Намедни серьги отливал. Большой сердолик в щель закатился.

- У тебя?

- С меня взыскали б! Главный обронил. Искали - не нашли. Кругом обшарили - нету. А вам найдем.

- Хороших сердоликов давно не видал. Да хорош ли?

- Целебный камень. Если носить, кому помогает от печени, кому от...

- Знаю.

- За Куполом направо третья мастерская. Там старик, совсем стар. Вот ему сказать: из Самарканда, мол, Реза велел сказать: ждем, верим.

- А вдруг да нет того старика? Помер!

Узколицый азербайджанец, у которого усы вились из-под большого, тяжелого носа, взглянул тяжелыми, как камни, круглыми глазами, медленным, пытливым взглядом посмотрел на Аяра: "Передаст ли, не выдаст ли?" - и уверил гонца:

- Старик там всегда есть.

Разговор прервался: во мглу мастерской, пригибаясь под сводами, вошел главный. Аяр успел шепнуть:

- Вечером зайду за сердоликом.

И, сменив по дороге гонецкую шапку на простой треух, пошел к Назару получить должок за последний принос медного ковья и литья.

В мастерской работал один Борис. Он обтер о кожаный фартук черные ладони и вышел сказать Назару о приходе Аяра; вернувшись, объяснил:

- Вчера мой мастер кувалду на ногу обронил, теперь лежит. Пойдем к нему.

Борис провел Аяра через мастерскую в небольшую низенькую келью, по всему полу застланную серыми кошмами. На приземистой широкой скамье лежал мастер, до плеч накрывшись стеганым зеленым халатом.

Аяр посочувствовал:

- Заболел?

- Да не то чтобы... А не могу стоять на ноге. Лежу жду, пока она снова меня держать будет.

Аяр сел на край скамьи.

- А мне ехать пора.

- В какую теперь сторону?

Борис стоял у двери, и Аяр покосился на него:

- В какую сторону ни пойди, все стороны темны без денег.

- Ваш товар я сбыл. Выручка - вот она.

Назар приподнялся и отвернулся к стене, вытягивая из-под подушки кисет с деньгами.

Аяр смотрел на широкие плечи кузнеца, на его смуглую мускулистую шею, осененную подстриженными в кружок густыми волосами. Что-то прочное - не то воинское, не то крестьянское, - что-то очень сродни Аяру было в этом хорошо сложенном теле Назара.

Но Аяр строго напомнил:

- Цена - как уговорились. Меньше не возьму.

Назар, не поворачиваясь к Аяру, высыпал деньги на ладонь и, отсчитывая их, ответил:

- Зачем меньше? По уговору. Вот она, выручка...

Он засунул кисет обратно и повернулся к гонцу:

- Хватит на дорогу?

Аяр не ответил, деловито углубившись в подсчет денег.

Назар спросил:

- Так в какую же теперь сторону?

Аяр по привычке хотел уклониться от прямого ответа, но Назар спросил так дружелюбно и просто, что Аяр, как и в первый свой приход сюда, сам того не чая, ответил так же прямо и просто:

- К самому. К повелителю.

- За Хвалынь, значит! - усмехнулся Назар, не скрывая, что хорошо знает, где теперь находится Тимур.

Аяр насторожился: не оплошал ли? Негоже тайные дела царских гонцов выносить на базар!

Назар уловил тревожный взгляд Аяра и равнодушно сказал:

- В такую дождливую пору только у себя дома хорошо, под плотной крышей.

Перекинувшись быстрым взглядом с Борисом, он добавил:

- Поди, Борис, да поскорей, понял?

Едва Борис вышел, Назар повторил!

- Дело к весне. Дороги теперь скользкие, не расскачешься!

Аяр, соглашаясь, посетовал:

- У нашего брата гонца дороги всегда скользки.

- Все мы весь свой век векуем на оскользе.

- Весь век! - согласился Аяр.

Они не спеша разговаривали на том базарной языке, где слышались слова персидские и тюркские; на языке, которым говорили не одну сотню лет на всех базарах просторной Азии. И хотя давно было пора Аяру уйти и собираться в дорогу, ему не хотелось уходить от мастера, из этой теплой, тихой кельи, от спокойной, неторопливой речи Назара, словно прибыл Аяр наконец домой. И сам не знал, откуда взялось это чувство. Может быть, он просто устал от вечной настороженности, от долгих бездомных скитаний...