И горы смотрят сверху - Майя Гельфанд

Но как и в первый день, меня поражали ее глаза. На дряблом старческом лице они казались особенно неуместными. Темные, горящие, умные, они словно прожигали кожу и заглядывали в душу. Я старалась не встречаться с ней взглядом, потому что знала: я его не выдержу.

Домой я возвращалась обессиленная. Чувствовала, что общение со старухой – даже не общение, а нахождение рядом! – высасывает все соки. Она, как ядовитый паук, впивалась в меня и тянула мои жизненные силы.

– Ну, я же говорила! – торжествовала мама. – Эта старуха тебя в могилу сведет.

– Но у нас нет выхода! – пыталась я взывать к ее благоразумию. – Чем мы будем платить за квартиру?

– А чем всегда платили? – Мама удивленно разводила руками и поднимала вверх густо подведенные брови. – Ведь выкручивались как-то.

– Нет, я не хочу «как-то», – вяло спорила я. – Я хочу жить нормально. Я хочу купить себе шмотки, я хочу нормальную свою комнату. Понимаешь?

Она лишь пожимала плечами. Эта жизнь, это убожество, которое нас окружало, эти запахи и вопли ее ничуть не смущали. Она привыкла к ним. Но я задыхалась здесь.

На четвертый день делать было абсолютно нечего. Я тупо сидела рядом со старухой на стуле у круглого маленького столика и смотрела на свои колени.

– Сидишь? – послышался скрипучий голос.

– Сижу.

– Почему не работаешь?

– Делать нечего.

– Ну пойди ковер подмети.

– Я только вчера пылесосила.

– Вчера не считается. Иди.

Я встала, тяжело вздохнула и поплелась за пылесосом.

– Пылесос оставь! – послышался приказ.

– Почему?

– Нипочему.

– И как же я буду ковер чистить?

– Веником.

– Чего?

– Ты что, не знаешь, что такое веник?

Честно говоря, я плохо представляла себе, что такое веник. Дома мы пользовались только жесткими щетками.

– Пойди в чулан, притащи веник.

Я отправилась в чулан. К моему удивлению, там действительно стоял веник.

– Намочи в воде, – командовала старуха.

Я окунула веник в воду и принялась подметать.

– Неправильно метешь! – послышался окрик.

– А как правильно?

– Ты метешь влево, а надо мести вправо!

Я послушно повернула движение веника вправо.

– Полоску, полоску оставляй!

– Какую еще полоску?

– Ровную. Чтобы ровная полоска оставалась. Ты что, не видишь? Ворс в одну сторону должен быть направлен, ровненько. А у тебя вкривь-вкось. Руки кривые!

– Ну хватит! – Я бросила веник. – Больше я подметать не буду. Это не входит в мои обязанности!

Старуха молчала. Я не могла понять, что означает это молчание. Неужели готовит новую пытку?

– Тебе сколько лет? – вдруг спросила она.

– Двадцать шесть.

– Муж есть?

– Мужа нет. И детей нет. И денег нет. – Я помолчала и добавила: – И жизни тоже нет.

– Не бросай слова на ветер. Бывает так, что жизнь меняется за считаные месяцы. А иногда даже за дни.

– У меня такого никогда не было.

– Как же это ты так? Уже под тридцать, а ничего нет?

– Вот так. Не сложилось.

– Это потому, что ты некрасивая. Я вот в молодости красивая была… Все на меня засматривались. Помню, к отцу специально гости заходили – на меня посмотреть.

– Повезло, – ответила я хмуро.

– Думаешь? – Старуха усмехнулась. – Не принесла мне счастья красота…

Мы замолчали.

– Поди-ка сюда, – скомандовала она.

Я молча поднялась.

– Помоги мне добраться вон до того кресла, – и она указала кривым пальцем на кресло-качалку в дальнем углу комнаты.

Я подставила руку, и она оперлась на нее. Несмотря на дряхлость, хватка у старухи была крепкой, а рука – тяжелой. Мне пришлось тащить ее практически на себе, и, пройдя каких-то жалких три метра, я вспотела и раскраснелась.

Наконец старуха уселась в кресло.

– Подай плед! – приказала она.

Я принесла теплый плед без лишних вопросов, хотя в комнате было жарко, укрыла ее ноги, подоткнула с боков.

Она чуть откинула назад голову, закрыла глаза.

– Слушай.

И начала рассказ.

– Шла китайка с длинным носом, подошла ко мне с вопросом… – пропела она.

– Чего? – Я выпучила глаза.

Она хитро улыбнулась:

– Да ладно, шучу, шучу. Слушай…

1895

Ханох Ланцберг жил в маленьком городке в Литве. Он был сапожником – тачал мужские ботинки, мастерил дамские туфли, тонкие, на каблучках, делал тяжелые меховые сапоги и всякую кожаную мелочь. Среди местных евреев слыл хорошим мастером. К нему часто приходили клиенты. Они болтали, жаловались, пытались шутить… Ханох