Библия улиток - Евгения Мелемина

К камерам-сотам вела круглая сейфовая дверь, за ней открывался такой же круглый коридор, похожий на кротовую нору.

Сержанты сидели в маленьких комнатах-бункерах. Новички резались в «синди-синди», а штурмовики развлекались стрельбой по крысам, шныряющим по коридорам.

Патрульный приволок Сэтто в одну из комнаток, где только что совершилась расправа над седьмой крысой за день. Трупик отлетел к стене и остался там висеть, прилипнув к ледяной стене.

– Что это за херня? – осведомился Командор.

– Нападение на полицейского, сэр, – глухо сказал патрульный, сбросил сетку с плеч и продемонстрировал растекшийся по ноге черно-лиловый синяк. – Вот, – обиженно добавил он. – Чуть ногу мне не сломал, сучонок.

Командор перегнулся через стол, посмотрел на синяк.

– Ладно, – сказал он, – оформлю. Потом посмотрим, с чьей он улицы, и пусть катится… Сними паралич-то.

– А сетку?

– И сетку тоже.

Патрульный, все еще с задранной штаниной, расцепил звенья компрессионной цепи и прижал к шее Сэтто коробочку парализатора.

Сэтто тряхнуло. Мышцы словно взбесились: правая рука поползла по полу, левая потянулась к затылку, колени свело вместе и ударило крупной дрожью. Отвисшая губа напряглась и разошлась в широченной улыбке.

– Да, – кисло сказал Командор, – я тоже очень рад тебя видеть.

Патрульный подумал немного, тоскливо посмотрел по сторонам и вышел.

– Итак, – продолжил Командор и выхватил из пачки чистый лист таким жестом, словно собирался изобразить на нем божественный лик. – Ты кто?

Сэтто пришлось ударить себя кулаком по губам, чтобы с лица сползла глупая улыбка. Кулак обрадовался и принялся молотить по лицу и дальше. Сэтто, не дыша, зажал его под коленом.

– Сэтто Тайгер, – ответил он. – Констебль Винни меня хорошо знает.

– Ага, – сказал Командор, – значит, констебль Винни тебя хорошо знает… – Он повернулся на стуле, одним щелчком вскрыл маленький металлический ящичек и вытащил оттуда пухлую папку с множеством закладок-языков.

– А еще тебя знает констебль Альфред… он считает, что ты таскаешься по развалинам и занимаешься уничтожением культурного наследия… тебя знает констебль Бонни… она думает, что не без твоей помощи в наш район попадают разные вкусовые добавки… Красный перчик, например, от которого мозг кровавыми волдырями идет… Теперь тебя знает и патрульный Олаф, потому что ты ему ногу чуть не сломал.

– Нет там уже никакого культурного наследия, – мрачно ответил Сэтто, кусая кулак.

– Что?

– Выйдите за границу сами и посмотрите. Турели давно взорваны, буйки ревут впустую, и ничего там больше нет… все сожгли.

– Ну, – сказал Командор. – Эта территория вне нашей компетенции. Не отвлекай меня. Я пытаюсь понять, зачем ты пнул патрульного.

– Я хотел покалечить его, сэр.

Некоторое время Командор задумчиво смотрел на Сэтто.

– В камеру нужно? – наконец спросил он.

– Да, – признался Сэтто. – Хотя бы на пару часов. Меня ищут и, если найдут, свернут шею.

– Наше уютное койко-место стоит десять баксов в час.

– В рассрочку?

Командор поднялся, подошел ближе и навис над Сэтто.

– Хаар-рашо, – ответил он, обрушивая вниз ногу в тяжелом военном ботинке. – Кредит так кредит.

После десятого удара он отступил наконец, а Сэтто согнулся, скрипя зубами от боли.

– Давай посмотрим, – сказал Командор, и Сэтто, задыхаясь, дрожащими пальцами закатал штанину.

От колена и до ступни нога раздулась вдвое, кожа, глянцевая, туго натянутая, приобрела страшный ежевичный цвет.

– Теперь мы квиты, – сказал Командор. – Не дергайся, не перелом. Держи ключи и вали закрывайся в любом приглянувшемся номере. У нас сейчас туго с постояльцами. Прямо по коридору и через сейфовую дверь.

Сэтто тогда было шестнадцать, и уже тогда он отличался маразматическим упорством в вопросах противостояния обществу и его правилам.

Чай закончился. Настроение совсем испортилось. Командор не любил напряженного ожидания перед началом важной военной операции. Это напряжение – виновник многих ошибок, тщание, с которым проводится подготовка – магнит для неприятностей. Если пытаться двести раз пересчитать десяток яиц, то в конце концов одно точно разобьется.

На экранах разворачивались вечерние мягкие картины: тающее в лиловом небе солнце, черные очертания домов, россыпи электрических огней.

Командор подумал немного, посмотрел в пустую коробочку и вызвал Лейтенанта.

Тот явился озадаченным, с ворохом каких-то чертежей и схем.

– Позвольте доложить, – озабоченно сказал он, – Кроу считает, что при использовании луча температура в кабине может подняться, и…

– Ты инженер? – спросил Командор.

– Нет.

– Вот и забудь про температуру в кабине.

Лейтенант молча собрал листы в ровную стопку и выпрямился, ожидая приказаний.

Командор помахал руками в такт одной ему слышимой музыке: гремели в голове военные марши прошлого столетия.

– Лейтенант, предлагаю расслабиться накануне вечеринки.

– Как?

– Посадим сюда дежурного, отдадим Кроу его бумажки и выберемся отдохнуть.

– Но все работают…

– А ты дай им пару часов свободного времени. Пусть сыграют в бильярд или подремлют немного.

– Но…

– При использовании луча температура в кабине может подняться, и тебя, пилота, изжарит заживо! – рявкнул Командор. – В преддверии такого события стоит расслабиться и выпить, как ты считаешь?

– Да, сэр.

Командор явственно увидел проступившее на лице Лейтенанта облегчение и подумал: хорошая шутка всегда разрядит обстановку.

Телепортационные камеры еще находились на испытательном сроке, так что покидать базу пришлось своим ходом: через хитросплетение коридоров, мно-

жественных пересадок на скоростных лифтах и в конце пути – вертикально вверх по лестнице-скобам, впаянным в бетонную стену бункера.

Люк открывался на полностью автоматизированном пропускном пункте, которым не пользовались по назначению со времен ресурс-войн. Пункт работал бесперебойно, но тщательно поддерживался в крайне запустелом виде. Помещения припыляли, вворачивали перегоревшие лампы, искусственно блокировали программы мелкой технической обслуги.

Сунется сюда кто-нибудь – решит, что пункт этот доживает последние деньки, вытягивая из генераторов последние капли энергии.

С другой стороны, пункт умел защищаться от мародеров, любителей демонтировать заброшенную технику, красть стулья и ручки из выдвижных ящиков столов. Такие расстреливались незамедлительно, а труп исчезал в недрах базы, где уходил в крематорий и дальше – в мусорное ведро.

Суровое время требовало суровых мер, а мистические байки, окружающие подобные места, способствовали уменьшению количества трупов.

– Что Кроу говорит о телепорте?

– Говорит, пока мы работаем над Вороном, на камеры телепорта попросту не хватает энергии, и рисковать не советует.

Поставить бы уже этого Ворона на ноги, с неудовольствием подумал Командор, половина базы на экономрежиме, а ведь параллельно ведутся еще несколько важнейших разработок…

Перед тем как выбраться из люка, он отключил защитные системы пункта и включил их обратно только после того, как вывел из гаража машину, усадил Лейтенанта на переднее сиденье и оставил башни пункта на пару миль позади.

Дорога была плохой. Две колеи, выбитые в грунте словно бы разного размера колесами – справа колесом дамского автомобильчика, а слева – внушительной осью бронированного внедорожника.

Местность здесь шла под уклон, машину перекосило, она подпрыгивала и хрипела – неприметный пыльный фермерский фургончик с заляпанными грязью номерами.

Если кто-то увидит – решит, что безумный алкоголик зарулил не в ту степь и теперь в ужасе пылит обратно.

Лейтенант крепко держался за ручку у потолка и сидел ровно, как влитой. Выучка пилота – в любом кресле сидеть словно вбитый гвоздь.

А вот при президенте сплоховал – нервы, все чертовы нервы, крутился, как ребенок в коляске.

– Волнуешься? – спросил Командор, глядя на подпрыгивающую дорогу.

Лейтенант бросил быстрый взгляд и отрицательно качнул головой.

– Я привык.

И снова Командор умолк, изредка только поглядывая в зеркало заднего вида, словно опасаясь, что следом из люка вынырнул понтифик и теперь гонит за ним во весь опор со своей зубодробительной моралью.

Чем больше молчишь, тем больше услышишь.

Лейтенант покусал губы.

– Край бы нам, – смущенно сказал он и почему-то покраснел.

– Тебе он зачем?

– Люблю, когда вокруг красиво, – непонятно ответил Лейтенант, потом спохватился и принялся разъяснять: – Я же родился на ресурс-острове, нас спалили одними из первых…

Он все еще говорил – нас, словно причисляя себя к мертвому населению давно уничтоженного острова.

Странное объединение, учитывая то, что, в отличие от остальных, Лейтенант остался жив.