Сапёр, который ошибся - Игорь Афанасьев

Общая удачная операция объединила молодых солдат, и, уплетая угощение, все охотнее и веселее стали общаться, знакомиться и искать земляков.

Потом пошли слухи о том, что здесь можно застрять на долго, и многие приуныли от этого сообщения. Но вскоре прозвучала команда: «Строиться!». Всех пересчитали, и повели к стоящему неподалеку самолёту ТУ-134.

Торопливая погрузка, и вот мы выруливаем на взлётную полосу. Самолёт разгоняется и уходит в небо. Жадно прильнув к иллюминатору, любуюсь утонувшим в зелени городом с просторными площадями, стараясь получше запомнить последние минуты в России. Прощай родная! Когда мы вернёмся сюда, и что нас ждёт впереди?

Рейс был явно гражданский. По салону порхали милые бортпроводницы, дружелюбно отвечая, на неуклюжие заигрывания солдат. В середине полёта нас покормили. Большой кусок курицы и ароматный чай из рук улыбающейся красотки, были обалденными. Впервые за последние пол года почувствовал себя человеком достойным ласки, улыбки и внимательного взгляда красивых женских глаз.

Вдруг в салоне объявили, что перелетаем границу с Афганистаном. Все бросили жевать и прилипли к иллюминаторам. Внизу проплывали длинные хребты и серые безжизненные пики. На сотню километров, не было ни одного населённого пункта. Шумный галдёж стих, и каждый с тревогой вглядывался в эти горы, думая о чем-то, о своём. Долго сидели молча, но вскоре опять потекли разговоры, и в салоне стало шумно.

А вот и Кабул. Самолёт завалил вираж, и все жадно разглядывали, причудливый пейзаж афганской столицы. Город раскинулся в долине, разрезанной извивающейся, словно арабская вязь, рекой Кабул, с обширными отмелями. Склоны хребтов, охватывающих город, были усеяны маленькими квадратиками домов, они же заполняли долину, и склоны одиноко стоящих гор. Просторных улиц мало, как впрочем, и высоких строений, огромным пятном выделялся аэродром, и алюминиевый завод. Самолёт заходит на посадку. Садимся.

Вдалеке виден аэропорт. Выходим из самолёта и строимся рядом с взлётной полосой. Метров в сорока от нас стоит колонна дембелей. Кто-то из них крикнул в нашу сторону: «Духи, мы едем трахать ваших невест!»

«А мы ваших девчонок уже перетрахали!» — кто-то громко ответил им.

Дембеля закричали страшными голосами: «Вешайтесь духи! Вам здесь капец!». Их колонна зашевелилась, показалось, что они сейчас набросятся на нас. Но офицеры их успокаивали и встали между их колонной и нами, чтобы предотвратить драку.

Вскоре дембеля стали садиться в наш самолёт, и уже дружелюбно махали с трапа. Мы увидели, как взлетел самолёт. Вот он сделал полукруг, и исчез за неровной цепью гор. Мы строем побрели на кабульскую пересылку, ждать «покупателей».

Новая порция «пушечного мяса», ещё живого и тёплого, попала в афганскую мясорубку, которая каждого если не раздавила, то изменила и не всегда в лучшую сторону.

Кабульская пересылка

1983 год. Конец октября. Кабул.

Только что мы, выпускники ашхабадской учебки прилетели в Афганистан на гражданском самолёте ТУ-134, и уже в полной темноте подходили к «старой» пересылке. Место гиблое, уже в учебке, нам рассказывали о жестоких разборках и беспределе творящихся там. Через неё проходили почти все служившие в Афганистане, кто из Союза, а кто на дембель, кто-то из госпиталя выбирался в часть, а кто-то в командировки.

Мы долго шли по кабульским окраинам, и на наших глазах сумерки стремительно превращались а ночь. Вот впереди увидели ряд щитовых бараков, так называемых модулей.

Открылись железные ворота.

Мы зашли в них, и часовой с автоматом наперевес, захлопнул их за нами.

Мороз крепчал, и с гор дул пробирающий до костей ветер. Все с нетерпением топтались, под одиноко качающемся фонарём. Из синего модуля, вышел неприветливый офицер, взглянул в бумаги сопровождающего нас. Потом повернулся и после короткого приветствия, типа: «Добро пожаловать в ад, салаги!», последовали грозные предупреждения о том, чтобы поодиночке не ходить, и посторонних в палатку не впускать. Если получили по морде и вас ограбили, то сами и виноваты.

Потом сержант довёл нас до палатки, и сказал, что мы можем размещаться. Печка в палатке стояла, но дров не было. Мы летели на юг и рассчитывали, что в Кабуле будет не холоднее чем в Ашхабаде, а здесь настоящий дубак.

Мы одели на себя, всё что можно: два комплекта нижнего белья (один комплект был с начесом), два х/б и шинель поверх бушлата.

Нижние края палатки, полоскал ледяной ветер, и её продувало насквозь. Медлить было нельзя, и мы дружно бросились спасать положение. Нижние края прижали кроватями, пошли искать дрова. Кто-то принёс обломки ящика, а другие разбирали на дрова тумбочку. Затопили.

Через некоторое время пришли «гости». Судя по виду, черпаки десантники, возвращающиеся из госпиталя. Они грубо толкались, пытаясь, что-то выцыганить, но никто добровольно делиться не хотел. Один из них подошёл к моему другу Виталику, и грубо пнул его ногой: «А ну встал!». Я спрыгнул со второго яруса, и встав рядом с Виталиком, сказал черпаку: «А ты чего до него докалываешься!». Черпак не стал связываться, и пошёл дальше по кругу, задевая других.

Через некоторое время они ушли.

Вернулись через пол часа, уговаривая дать шинель, чтобы укрыть раненого товарища, которого знобит от большой потери крови. Все добродушно загалдели, и пошли посмотреть на раненого героя.

Подошли к палатке, и заглянули вовнутрь, через распахнутую дверь.

Засада!

Рычащие как звери деды, схватили первого попавшегося «слона» за «хобот» и втащили в палатку.

Мы сразу же дали задний ход, а стоящие за нами черпаки, пытались нас втолкнуть внутрь, но мы вывернулись и ушли…оставив на «съедение» своего товарища. Увы, но каждый боролся сам за себя, и предпочитал уклоняться, делая вид, что его это не касается.

В туалет тоже сходить огромная проблема. Эти «звери» охотились на одиноких ходоков, отбирая шапки или ремни. Если получали отпор, то убегали подальше и терпеливо ожидали жертв послабже.

Когда дождались утра, то нас вывели на уборку территории. Одного бойца оставили охранять вещи, а мы ходили по территории пересылки и собирали мусор разбросанный, нечистоплотными жильцами. Один из приехавших с нами, уже был в старом потёртом летнем х/б, а вместо зимних сапог разношенная «мабута», вместо шинели, не по-росту большой, выцветший бушлат, перетянутый брючным ремнём, вместо зимней шапки, потерявшая цвет и форму панама. В руках у него был тоненький целлофановый пакет. В общем, ободрали курсанта до нитки.

Когда вернулись в палатку, то оказалось, что на неё совершили налёт, поколотив и запугав дневального. Офицеры не стали разбираться и искать пропажу. После этого мы ходили с вещмешками и старались держаться кучей.

В несколько смен мы торопливо ели в палатке. Печка топилась, но всё тепло уходило в постоянно открывающуюся дверь. К вечеру мы надыбали дров, и постарались топить всю ночь, разделяясь на смены. Черпаки приходили, но встретили враждебный приём, не стали нарываться.

Жуткое противное место, эта Кабульская пересылка, как впрочем, и наша советская армия, погрязшая в воровстве и дедовщине.

Были, конечно же, исключения, но и они не могли опровергнуть правило.

Вот и кабульская пересылка, сразу же нам показала, спасай себя сам, здесь никто не поможет тебе, особенно если ты молодой солдат.

Выживай, как можешь. Да и потом как в сказке, чем дальше, тем страшнее.

Седой капитан

1983 год. Конец октября. Кабульская пересылка.

Утром, после завтрака, было построение молодых бойцов. После пережитой ночи, сразу же были заметны перемены. Кто-то стоял в летней панаме, а кто-то без ремня, а одного бедолагу переодели целиком.

Перед строем выходили «покупатели» и по спискам выкрикивали бойцов. Нашим покупателем оказался «седой капитан». Это был довольно молодой мужик, но яркая седина бросалась в глаза, седыми были даже брови. Он был спокоен и сдержан, а печальные глаза светились доброжелательностью. Выцветший бушлат перетягивал подсумок, типа «лифчик» набитый магазинами, это было что-то невиданное. На плече автомат со скрученными изолентой двумя рожками.

Всё вокруг было необыкновенным. Офицеры были в выцветшей полевой форме. Единства в одежде не было, и частенько в развороте бушлата торчал вязаный свитер, у одного синенькие полоски тельняшки, у другого темно-зеленый треугольник офицерского п/ш. Кто в сапогах, а кто в мабуте, некоторые в гражданских кроссовках. Частенько попадались заросшие щетиной лица. Увидев этот «маскарад» сразу понял, порядок закончился, и мне эти перемены были по душе.

Держались офицеры просто, но не панибратски, и все были с оружием, что нам приехавшим из союза, особенно бросалось в глаза.