Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова - Андрей Васильевич Андреев

человека, а была бы просто пространственно-временная частица общей машины. Ведь к чему стремишься? 1) Быть со всеми, 2) быть первым. Все вещи неприятные» (26 декабря 1912). «…я ничего не хочу, никем быть не желаю, я желаю счастья, воли и покоя. Сбросить все третье – вот задача на этот год. Сбросить все лишнее – усложняющее, упростить жизнь, сделать ее целой и красивой – вот и все. ‹…› Простота, ясность, равнодушие, воля и покой. И пусть год будет самоценным – не для других, а для себя. Пусть каждый день будет как последний. ‹…› Улучшить самого себя – остальное приложится» (1 января 1913).

На примере смены желаний и мечтаний Вавилова относительно окружающих людей можно впервые заметить то, на что еще не раз придется обращать внимание: Вавилов постоянно противоречит сам себе. Описанный выше гимн «блаженному одиночеству» никак не вяжется с его мечтой наконец найти друга: «Не появляется „истинного друга“, моей заветной мечты» (16 февраля 1911), «Мое самое заветное желание найти „alter ego“» (2 августа 1913). Призывая себя «плюнуть на искусство», в другой раз он пишет: «Ай-ай, как хорошо будет после войны и службы заняться Пьеро, Греко и прочей ерундой» (29 сентября 1914).

Противоречивы и желания Вавилова в связи с войной. Вначале он и вовсе пытается «найти какой-нибудь хороший исход в военной службе» (7 декабря 1913). На протяжении всех дневников периода Первой мировой он неоднократно фантазирует о кардинальных стратегических переменах в войне, наступлениях, победах (признается в записи от 28 октября 1915 г., что, собираясь в армию летом 1914 г., купил путеводитель по Германии и до сих пор его с собой возит – надеется, что пригодится). Иногда скатывается до ура-патриотических пассажей. В середине – конце 1915 г. Вавилов даже задумывается, не лучше ли на линии огня, чем в относительно безопасных инженерных частях: «Однообразие начинает тяготить, попасть бы хоть под огонь и немного разогреться» (29 июня 1915), «…чувствую себя неловко, совестно и хочется в пехоту» (25 ноября 1915). Он хочет или «службы в пехоте, или selige Einsamkeit[13]» (28 ноября 1915). Но чаще всего Вавилов все-таки хочет просто прекращения войны. «Молю Бога об окончании войны» (23 ноября 1914). Он несколько раз загадывает даты, когда война кончится. И просто мечтает оказаться вне этого ужаса: «Читать мешают. Плакать нельзя. Бежать, бежать. Когда же я спасусь, и спасусь ли» (25 ноября 1914).

В дневник Вавилов записывает не только свои стихи, но и творческие планы. 16 февраля 1911 г. он признается, что мечтает написать своего собственного «Фауста». По всей видимости, это первое (если не считать неоднозначной записи от 11 января того же года) упоминание о так и не написанном произведении, которое он называл «Фауст и Леонардо» (или «Леонардо и Фауст»): «От скуки хочу спасаться творчеством, а не написать ли моего Фауста. Вот я куда гну, хотя, конечно, из этого ничего не выйдет» (28 мая 1915), «Мелькнуло желание (старое) написать „Леонардо и Фауст“» (16 ноября 1916) – начиная с 1939 г. этот воображаемый трактат будет упоминаться неоднократно. Изредка упоминает Вавилов и другие свои литературные планы, в крайне широком диапазоне: «…в Италии должна создаться теперешняя моя философия, научный эстетизм» (15 июня 1912) – «…следовало бы написать оду картошке и проклятым вшам. Может быть, и займусь» (5 ноября 1914).

Особый интерес представляют записанные в дневнике желания и мечты, относящиеся не к обстоятельствам происходящего вокруг Вавилова (учеба – наука, военный быт и т. п.), а к его внутренним переживаниям и исканиям.

Разбираясь в самом себе, он, например, писал, что нужно «голову в порядок привести, а то от сумбурных мыслей чуть с ума не схожу» (7 июля 1909). «Надо научиться управлять настроением ‹…› Мне теперь нужно глубокое спокойствие, равнодушие и Selbstregulierung[14]» (16 августа 1913). Неоднократно Вавилов признавался, что жаждет каких-то неконкретизируемых перемен: «Я жду все перелома ‹…› во мне энергии порядочно, но вся она в мелочах, в сотне разных видов и толку, эффекта от нее весьма мало; так вот превратить все эти энергии в одну определенную, научную, сделаться машиной экономной, в этом и весь перелом» (19 ноября 1911). 28 октября 1916 г. Вавилов отмечает: «Появилась у меня очень скверная философия. Все равно, всё пустяки, и все равно придется умереть. ‹…› С ней надо бороться, побороть ее и создать хотя бы что-нибудь святое в жизни».

Сам процесс мечтания также зачастую вполне осознан Вавиловым: «…хотелось уединиться, подумать, помечтать, почитать» (7 июля 1909), «…могу опять медлительно думать и мечтать» (11 ноября 1915). Порой он прямо мечтает мечтать: «Посидеть бы и помечтать» (11 октября 1914), «…устал, остался 1 час бодрствования, были бы книги или газеты, улегся бы, и начал читать и мечтать» (1 июня 1915), «Ищу опять покоя и медлительной мечтательности» (2 марта 1916).

Также часто Вавилов мечтает заснуть. «Хорошо бы заснуть недели на 2, проснуться и посмотреть „цо новéго“[15]. Возможно все. Получать новости такими „двухнедельными квантами“ было бы хорошо и совсем нескучно» (1 октября 1914). «…заснуть месяца на 2» (6 июня 1915). «Заснуть бы месяца на три» (22 августа 1915). «…хочется заснуть и ни о чем не думать» (14 августа 1915). «Ах, скорее бы домой, успокоиться, уснуть» (17 ноября 1914).

Вавилов очень любил «философствовать» (его собственное выражение). И само по себе это занятие то и дело становилось объектом его желаний. Вначале в основном с отрицательным знаком (он относил его к уже упоминавшейся «белиберде», с которой нужно бороться на пути в физики). «Я все время (вот уж года 3) философствовал, все мое дьявольское „ни туда, ни сюда“ – именно отражение этого» (16 февраля 1909). Тем не менее Вавилов продолжал много «философствовать» в дневнике и иногда прямо признаваясь в сохранившейся любви к этому занятию: «Слава Богу, опять я остался один с собою самим. Пофилософствуем» (8 июля 1913), «Хорошо бы пространственно изолироваться, освободиться от „патрулей“ и всласть, на свободе, пофилософствовать» (29 сентября 1914).

Фрагменты дневников 1909–1916 гг

Сохранившиеся ранние дневники начинаются с января 1909 г. Сам Вавилов упоминает, что вел дневники «лет с 15» (1 января 1946), и цитирует свои записи 1905 г. (в 1910 г. – то есть тогда дневники 1905–1908 гг. еще существовали; что затем с ними произошло, неизвестно). Армейские дневники по мере заполнения тетрадей отвозились (и отправлялись почтой) в Москву. Дневники 1917–1920 гг. (если такие были) утрачены. Тетради оставались во время блокады в Ленинграде и уцелели (хотя часть вещей из квартиры Вавиловых пропала). Кем-то – возможно, самим Вавиловым – в них вырваны отдельные страницы, вырезаны лезвием некоторые