Философское постижение идеи нации - Алексей Вальков

В этом смысле известное издревле суждение методологического характера: «Познай себя и ты познаешь мир», – может быть дополнено противоположным ему суждением: «Познай мир и ты познаешь себя», – поскольку в той же мере, в какой человеческое самопознание открывает ему глаза на мироздание (низшее познается через высшее), познание последнего открывает человеку путь к постижению его собственной сущности (низшее развивается в высшем). В конечном же счете, человек – и отправной и завершающий пункт в исследовании мироздания. Так как именно в его лице последнее не только начинает постижение, приходит к осознанию и идейному выражению своей истинной глубины, но и, что может быть более существенно, в его лице мир постепенно приходит к осознанному творчеству своего подлинного всеединства.

ГЛАВА 2. МЕТАФИЗИЧЕСКОЕ И ОНТОЛОГИЧЕСКОЕ ОСНОВАНИЯ ПОСТИЖЕНИЯ ИДЕИ НАЦИИ

Все имманентно всему!

Формы социального общения человека, частным моментом которых является форма национальная, есть лишь, в свою очередь, особенный момент целостного бытия всеобъемлющего и всеединого мироздания, признание реальности которого и может быть положено в качестве исходной фундаментальной посылки наших дальнейших размышлений. Первым, и посему наиболее абстрактным определением мироздания, от которого мы попытаемся восходить к его более конкретным характеристикам, может стать признание его органической целостности, в недрах которой всякий его частный, особенный и общий моменты неразрывно связаны друг с другом и образуют своего рода «неслиянно-нераздельное» единство, где все сопричастно всему и все одновременно своеобразно качествует во всем. Иначе говоря, мироздание есть все сущее когда-либо и где-либо, сущее беспредельно в пространственном и бесконечно во временном отношении.

Рассматриваемый с этой точки зрения человек, взятый во всей совокупности своих определений, есть относительно высший продукт развития предшествующих ему ступеней бытия всеединого мироздания. И как этот продукт, и как момент или часть целостности общественное бытие человека нельзя отделить от «первоистоков» и тех органических начал, которые составляют наиболее глубокие основы бытия мироздания и определяют сущностный порядок его развития и функционирования. Ибо все этим основы и начала мироздания, присутствующие уже на относительно ранних ступенях его бытия, безусловно, имеют место и сохраняют свое непреходящее значение и в социальном бытии человека, обретая здесь специфические видовые отличия, проявляющие себя как частные видоизменения всеобщего. Таким образом, философское познание человека и общества предполагает, хотя бы в самых общих чертах, раскрытие идеи мироздания6, в лоне которой должны быть развернуты его сущностные характеристики и основополагающие начала. Одним из таковых, на мой взгляд, является единосущее двуединство целостной духовно-материальной субстанции мироздания.

Выдвигая последнее положение, я исхожу их признания лишь аналитически выделяемой атрибутивной двойственности единой и неделимой сущностной основы мира, образующей все неисчерпаемое многообразие реальных форм его бытия. С позиций изложенного подхода, духовные и материальные начала мироздания выступают не самостоятельными и независимыми моментами, и не эпифеноменами друг друга, но рядоположенными неотъемлемыми составными любого бытийствующего целого, будь то так называемый «первокирпичик» или «мегатело». При этом, если «материя» и «материальное» может рассматриваться как философская категория для обозначения пассивного атрибута двуединой субстанции мироздания, обладающего «непроницаемым» внешним или являемым бытием, которое иногда называют «телесностью», то «дух», «духовное», рассматривается мной как категория, обозначающая активный формообразующий и направляющий атрибут той же субстанции, обладающий внутренним идеальным бытием, и проявляющий себя во вне через вызванное им к жизни действие материи7.

Поскольку категория «материя» была и остается, пожалуй, одной из центральных в марксистской, советской и постсоветской философской и научной мысли, предмет этот достаточно хорошо известен и без нас. А вот по поводу духа позволю себе заметить, что данное мною его довольно бедное и размытое определение вполне соответствует тому моменту, с которого я начинаю свое исследование. Ибо изначальная направленность видовых свойств последнего кроется не только и не столько в моей неспособности более отчетливо определить их, сколько в самой неразвитости духовных свойств единосущей субстанции мироздания на относительно ранних этапах его бытия. Дух выступает здесь еще как нечто аморфное, во многом потенциальное. Видовые особенности его и многообразие проявлений еще не дифференцированы в достаточной мере. Он существует и проявляет себя в зачаточной форме. И посему мы судим о духе, заглядывая в глубины своего собственного существа, так как лишь на высшей ступени развития, то есть в человеке, духовное начало, истоки которого своими корнями уходят в основание мироздания, сполна проявляет многообразие своих свойств, что позволяет нам с высоты означенного положения судить о первичных формах его бытия.

В целом же, я полагаю, что и духовное и материальное есть лишь различные атрибуты единосущего бытия мироздания, дуалистически разделенные только в нашей мысли. Не вдаваясь в освещение конкретных причин этого феномена, укажу лишь на то, что, на мой взгляд, хорошо известный истории философии непримиримый дуализм мышления, вызвавший фундаментальное деление последней на два основных течения – материализм и идеализм – скорее всего не является врожденным свойством человеческого ума, а обусловлен особенностями начального этапа развития философского познания мира. Сложившаяся традиция, обратной стороной которой является альтернативная монистическая ориентация философской мысли, обусловила возникновение некоего устойчивого стереотипа философского и общественного сознания, унаследованного нами от предшествующих поколений и потому с принудительной силой предопределившего особенности современного философского мышления. В силу сказанного, я не могу исключить то, что если истина этого вопроса, которая, надеюсь, рано или поздно станет достоянием человечества, кроется в своеобразном синтезе означенных противоположностей, и данное направление утвердится когда-либо в философии в качестве господствующего, отмеченный стереотип сознания будет, вероятно, изменен.

Пока же, оставаясь во многом в границах традиционного философского мышления, я могу констатировать лишь то, что, во-первых, определенному духовному качеству в лоне единосущей духовно-материальной субстанции бытия, в плане корреляции, соответствует адекватное ему материальное качество, и наоборот.

Или, что то же самое, между тем и другим существует некая принципиальная координация, в рамках которой каждый из означенных атрибутов двуединой субстанции бытия, и это, во-вторых, играет свою функциональную роль, что, вероятно, можно было бы определить как функциональную субординацию ее духовного и материального начал.

При этом физическое тело выступает не в качестве некоего изначального пустого вместилища для духа, куда последний вкладывается или «вдувается» какой-то высшей надмирной силой, но в качестве его родового материнского лона, где уже изначально реализовано единосущее двуединство материального и духовного начал. Возникающие в силу их внутренней совместимости и взаимного духовно-материального стремления друг к другу определенные комбинации элементов бытия при благоприятных внешних условиях, которые в недрах всеединого мироздания становятся органическими моментами внутреннего или, по крайней мере, катализаторами внутренних процессов, образуют материальные тела и организмы, выступающие одновременно в силу их более сложной физической конструкции, носителями более организованных форм духа.

В этой связи значительный интерес представляет идея Н. О. Лосского о так называемых «субстанциальных деятелях», развитая в работе «Общедоступное введение в философию» [14, с. 294— 309]. Правда, в отличие от названного автора, полагающего, что средством для достижения более совершенных форм жизни служит «союз» нескольких субстанциальных деятелей, в недрах которого каждый из них обладает определенной мерой самостоятельности, а во главе становится наиболее развитый из них, я думаю, что всякая более совершенная форма возникает не в результате «союза», но слияния этих «деятелей» в некое качественно новое целое. Это новое целое, сохраняя некоторые сущностные черты составивших его частей, качественно превосходит их по всем своим определениям. Последние же, не утрачивая в созданном ими новом образовании своего самостоятельного значения «субстанциальных деятелей», становятся в то же время, в недрах этого целого, преимущественно функционально-соподчиненными моментами порожденной ими же новой формы. Так же, например, как эмбрион животного организма качественно превосходит составившие его мужскую и женскую яйцеклетки.