Не сердитесь, Имоджин - Шарль Эксбрайя

После обеда обстановку несколько разрядил Энерин Арчтафт, предложив машинисткам уговориться между собой и определить время своих летних отпусков. Имоджин, как самая старая сотрудница, имела здесь определенные преимущества, но они ей были ни к чему: все и так заранее знали, какой месяц она выберет, — вот уже двадцать лет шотландка отдыхала в одно и то же время. Разговоры об отпуске настроили всех на мечтательный лад, и, конечно, вскоре кто-то попросил Имоджин рассказать, как она собирается провести эти благословенные дни. Мисс Мак-Картри вполне сознавала: над ней попросту подтрунивают, но ей так хотелось хоть немножко предаться сладостным грезам, что, будто уступая настойчивым просьбам, она проговорила:

— Ладно уж, что с вами делать!.. Значит, перво-наперво, как уже заведено, отправляюсь в Аллоуэй, на родину великого поэта Соединенного Королевства Роберта Бернса, а там, может, если Боту будет угодно, поприсутствую и на Бернсовских ужинах — это такие юбилейные торжества, где образованные люди беседуют между собой, читают стихи покойного гения…

— И потягивают виски! — с лукавым видом перебила ее Филлис Стюарт.

— Это уж само собой, мисс, нам без виски никак нельзя. Только мы-то ведь пьем настоящее шотландское виски, вам, англичанам, такого не попробовать!.. Потом поеду в Дамферлайн, преклоню колена у могил наших семи королей и незабвенного Роберта Брюса… И, прежде чем хорошенько отдохнуть у себя в Калландере, непременно заеду в Бреймар, посмотреть на Хайландские игры и полюбоваться соревнованиями по балансированию на бревне.

— Так ведь там, надо думать, и королевское семейство увидите, — вмешалась на сей раз Мери Блейзер. — Оттуда же рукой подать до Балморальского замка?

— Да, возможно. В это время года к нам всегда съезжается много всяких иностранцев!

Всякий раз, когда в жизни Имоджин возникали какие-нибудь осложнения, она в первую очередь старалась плотнее поесть, чтобы сохранить форму для поединка с превратностями судьбы. Предвидя, что стычка с Джоном Масберри может обернуться для нее серьезными неприятностями, она в тот вечер решила приготовить себе хаггис — шотландский пудинг, представляющий собой странное месиво из печенки, сердца, всякой требухи, овсяной муки и лука, обильно орошаемое вместо соуса изрядным количеством виски.

Когда она покончила со стряпней, уже близилась полночь, но все равно, прежде чем ложиться спать, Имоджин еще выкурила сигарету, наслаждаясь пластинкой с записью волынщиков Шотландской гвардии. И, проходя мимо отцовской фотографии, она, подмигнув ему, прошептала:

— Ну что, папочка, видели, как я сегодня отделала этих англичан?

Глава вторая

Казалось бы, после столь богатого событиями дня у Имоджин Мак-Картри были все основания проснуться в несколько угнетенном состоянии, если бы, к счастью, не наступило 24 июня. А найдется ли на свете хоть один шотландец, который бы отказался верить в свою счастливую звезду, когда на календаре 24 июня? Так что мисс Мак-Картри поднялась с постели в столь же бодром и жизнерадостном настроении, как и в любой другой день года. Более того, в то утро к этому еще прибавилась твердая уверенность в правоте своего дела и в неотвратимости окончательного посрамления Энерина Арчтафта и Джона Масберри. Напившись чаю, она, изменив многолетней привычке, отрезала себе солидный ломоть хаггиса, который, правда, поначалу чуть было ее не задушил, из-за чего пришлось прибегнуть к глоточку виски. Это никак не отразилось на трезвости мыслей, зато преисполнило ее задора и жажды битвы. Выйдя на улицу, мисс Мак-Картри так горделиво продефилировала мимо миссис Хорнер, что хозяйка аж вся перекосилась от злости. Впрочем, злоба не помешала ей прошипеть возвращавшейся с печеньем из лавки миссис Ллойдс:

— Нет, вы только поглядите на нее! Ну ни дать ни взять ихняя Мария Стюарт! Ах, я ведь и забыла, что сегодня 24 июня. Слава Богу, что это бывает только раз в году!

Тем временем Имоджин, не обращая никакого внимания на миссис Хорнер и тем более на миссис Ллойдс, шагала по Кингс-роуд с тем надменным видом, который отличает людей, сознающих свою принадлежность к привилегированной части человечества. Слепому торговцу газетами на Слоун-сквер она дала на чай полкроны, пожелав ему на прощание приятного и удачного дня. Войдя в Вестминстерское аббатство, она возложила на могилу Марии Стюарт букетик цветов, выдержанный все в тех же излюбленных шотландских тонах. Потом устремилась в южный неф, в уголок, где покоились поэты, спеша преклонить колена перед изображением Роберта Бернса, привычно скорбя, что его соседями по бессмертию оказались эти невозможные сестры Бронте, — на взгляд Имоджин, столь несимпатичных особ неохотно посещают даже на том свете. И, приступив наконец к заключительному этапу ритуального паломничества, мисс Мак-Картри проникла в часовню Эдуарда Исповедника, дабы хоть на миг пасть ниц перед троном для коронаций, покоящимся на «лепешечном камне», который король Эдуард I еще в 1272 году нагло стащил у шотландцев. Впрочем, давность события нисколько не умалила горечи, и теперь, в 1950-м, Имоджин переживала утрату, будто это случилось вчера.

Только чтобы до конца соблюсти обычный ритуал, от которого ее не могла заставить отказаться даже угроза немедленного увольнения, мисс Мак-Картри еще чуть-чуть послонялась по Уайтхоллу и явилась на службу с пятнадцатиминутным опозданием. Привыкшие к эксцентричным выходкам шотландки сослуживцы никогда не задавали ей вопросов о причинах традиционного опоздания, но Энерин Арчтафт не мог смириться с таким вопиющим нарушением дисциплины, которую ему лично было доверено блюсти. И когда Имоджин направлялась к своему месту, он, явно давно дожидаясь этого мгновения, с часами в руках преградил ей путь и выпалил:

— Прошу заметить, мисс Мак-Картри, что на часах уже четверть десятого!

— Неужели?

— Увы, это так! Надеюсь, вам известно и вы просто запамятовали, что на работу надлежит являться ровно в девять утра и ни секундой позже?!

— Ну что вы, мистер Арчтафт, разве такое можно забыть? За двадцать лет я уже успела выучить это наизусть!

— В таком случае не соблаговолите ли объяснить причину вашего опоздания?

— А чего туг, мистер Арчтафт, объяснять-то — ведь сегодня же 24 нюня!

— И в каком же это, позвольте полюбопытствовать, смысле сия дата может служить оправданием такого беспардонного поведения?

— А в таком, мистер Арчтафт, что, не будь вы всего лишь полуграмотным валлийцем, вам бы наверняка было известно следующее: 24 июня 1314 года в битве при Баннокберне Роберт Брюс разгромил англичан и провозгласил независимую Шотландию!

— Ну и что же из этого следует?

— А то, мистер Арчтафт, что, видно, мало вас всех проучил тогда Роберт Брюс, если вы осмеливаетесь требовать, чтобы 24 июня дочь Шотландии, словно какая-то жалкая рабыня, подчинялась идиотским английским правилам! А теперь попрошу оставить меня в покое и дать мне наконец возможность приступить к работе!

— Я этого так не оставлю, мисс Мак-Картри, вы еще горько пожалеете!

— Не хочется вас огорчать, но мне на это ровным счетом наплевать!

Задыхаясь от ярости, валлиец кинулся к себе в кабинет и с шумом захлопнул за собой дверь.

По правде говоря, Имоджин лукавила, уверяя шефа, будто горит желанием поработать. По традиции считая для себя день 24 июня чем-то вроде внеочередного отгула, она не делала ровно ничего из того, что предписывали ей служебные обязанности. Лениво перечитывая какой-нибудь роман Вальтера Скотта, она отвлекалась от этого необременительного занятия лишь для того, чтобы развлечь сослуживиц поэмами Роберта Бернса, которых знала наизусть великое множество. Конечно, позволить себе такую роскошь можно было только при пособничестве коллег, за которое, правда, ей приходилось потом втридорога расплачиваться. Каждый год 10 апреля они с лихвой брали реванш. В этот черный день Имоджин прикрепляла к пиджаку траурный бант и, ни с кем не здороваясь, угрюмо усаживалась за стол, чтобы в гробовом молчании, не отрываясь, трудиться вплоть до последнего звонка. Она безропотно соглашалась на любую сверхурочную работу, которой не без ехидства щедро снабжали ее сослуживицы. И каждый год 10 апреля мисс Мак-Картри неизменно чувствовала себя самой несчастной женщиной во всем Соединенном Королевстве: ведь в этот день три столетия назад принц Чарлз Эдуард, прозванный Прекрасным принцем Чарлзом, был разбит при Каллодене герцогом Кемберлендским — и на том пришел бесславный конец независимости Шотландии. Надо сказать, коллеги никогда не отказывали себе в удовольствии самым безжалостным образом напомнить Имоджин об этом прискорбном событии…

В тот год, однако, знаменательный день 24 июня таил в себе для Имоджин множество всяких сюрпризов. Когда она с воодушевлением декламировала одну из поэм Роберта Бернса, вдруг неожиданно появился мистер Арчтафт. Самодовольно улыбаясь, он весьма ядовито бросил Имоджин: