Избранники Тёмных сил - Наталья Якобсон

— Батист! — я обернулся на звук собственного имени. Кто-то звал меня со стороны леса. Всего лишь на мгновение мне почудилось, что кто-то прячется за раскидистой елью, что хрустит сухая ветка под чьей-то ногой. Раздался тихий ехидный смешок, а потом тишина. Кругом даже не чувствуется присутствие человека, с постоялого двора не долетает ароматный запах готовящейся пищи, не клубится дым возле трубы, в загонах не видно скота, не слышно клекота кур и других домашних птиц. В деревнях мне встречались куда более оживленные трактиры, а здесь царило непривычное полное безлюдье. Я спрыгнул с лошади и привязал поводья к коновязи. Под частоколом валились мелким коричневым крошевом глиняные осколки. Треснувший горшок, повисший поверх кола, вдруг помог разыграться моему воображению. Возможно, все дело было в необычной изогнутой трещине. Я представил, как тонкие нечеловеческие ступни оставляют следы на земле перед загоном скота, как чьи-то острые коготки вцепляются в куриные шейки, сворачивают головки индюшек, брызжет кровь. Обычное нападение волков, только воображение рисовало мне не волка, а подобное человеку, но опасное, крылатое создание, целую толпу, ворвавшуюся в полночь на постоялый двор. Острые когти царапают горшок, осколки сыплются на землю, а изогнутая ветвистая трещина, оставшаяся на глине, напоминает о ночном нашествии.

Что за странные мысли и образы? Неужели я схожу с ума? Нет, не может быть. Просто лекции по истории и астрономии слишком утомили меня, забили голову ненужными сведениями, как хламом. Скорее бы жизнь вернулась в привычную колею. Надо всего лишь добраться до родного поместья и убедиться в том, что Даниэлла жива, а существо с острыми когтями и молчаливый златокудрый юноша — это всего лишь безумная, навеянная историческими хрониками фантазия.

Я заметил пустующую собачью будку, и это показалось мне странным. Жилье возле большой дороги, на которое всегда могут напасть разбойники, не должно оставаться без охраны. Пес, конечно, не вооруженный ружьем страж, но он хотя бы может поднять лай, почуяв опасность. Очевидно, я пришел на ночлег к очень беспечным хозяевам, а, может, собак просто отпустили погулять, всякое может быть. Я немного успокоился, заметив за торцом здания грядки с луком, огурцами, редькой, пучками редиски и морковки. Огород не может быть таким ухоженным и хорошо прополотым сам по себе, значит, в таверне живут работники. Я ступил на крыльцо. Дверь, распахнутая настежь, как будто, манила меня войти. Плетни розового вьюнка, оплетавшего окно первого этажа, были частично содраны и беспощадно втоптаны в землю. Боярышник, разросшийся у задней стенки, обрубили под корень, а ветки жестоко разломали и раскидали по двору. Странное место, подумал я, переступая порог, срубленные деревья, втоптанные в землю цветы, незапертая дверь, все это наводит на плохие мысли.

— Эй, — негромко позвал я, и по тишине прокатилось эхо. Столики для посетителей не были придвинуты к стенам, а стояли в беспорядке, будто по первому этажу пронесся тайфун. Черенки от разбитой посуды устилали пол, занавески сорваны с окон. Проходя мимо одного стола, я заметил, что вся деревянная столешница исцарапана, будто чьи-то острые когти долгое время полосовали ее. Рискуя напороться на осколки стекла, я прикоснулся пальцами к глубоким царапинам, убрал салфетку и заметил среди порезов надпись, выцарапанную на столешнице. Чье-то имя.

— Убирайся, постоялец! — вдруг произнес кто-то за моей спиной. Довольно грубое приветствие, я резко обернулся, но никого не заметил. Пальцы непроизвольно сжали эфес шпаги. Придорожная таверна вполне могла подвергнуться нападению разбойничьей шайки, но где же тогда трупы, где пули, застрявшие в стенах, окровавленные тряпки и ножи, почему грабители не унесли медную утварь и несколько безделушек, валявшихся на полу?

Я переступил через оленьи рога, очевидно, сорванные со стены и теперь лежавшие на первой ступеньке лестницы. По гвоздю, вбитому в стену, можно было установить, где они недавно висели. Шляпка гвоздя была сорвана, а сам стержень заржавел от обагрившей его крови. А, может, мне просто почудилось, что бурые пятна на железе это кровь. Светильники тоже были сброшены со стен, стеклянные колпаки разбиты, ковровая дорожка местами прожжена. Какой беспорядок. Я хорошо знал здешние края и мог предположить, что местные жители отправились охотиться за волком, среди суеверных простолюдинов были часты легенды об оборотнях, но, заметив ружья, также небрежно сваленные в общую кучу, я отверг догадку об охоте. Крестьяне бы никогда не пошли охотиться на волка с одним ножом, как это когда-то сделал я.

За окнами сгущались сумерки. Мой конь храпел и тревожно бил о землю копытами внизу. Надо отвести его в стойло, а самому заночевать в одной из пустующих комнат. Другого выбора нет. Не стану же я блуждать ночью мимо болот, чащоб и встречных погостов. Лучше провести ночь в пустом здании, чем на каком-нибудь кладбище, недалеко от голодных волков.

Двери всех комнат были распахнуты, некоторые даже сорваны с петель. У кого могло найтись столько сил, чтобы расщепить дубовые филенки и выдернуть из скоб прочные запоры? Только нечеловеческое существо могло сокрушить крепкие строительные материалы и переломать большую часть мебели. Я выбрал себе единственную комнату, которой, кажется, разрушители не коснулись. Дверь была распахнута, но крепко держалась на несмазанных петлях, в то время как другие либо лежали на полу, либо болтались на последней ненадежной заклепке и готовы были вот-вот обвалиться. Однако мне повезло, что удалось найти относительный комфорт. Засов сохранился на положенном месте. Узкая односпальная кровать с пуховыми подушками и стеганым одеялом для сна была куда более пригодна, чем какой-нибудь придорожный овраг. Здесь даже сохранились столик, пара стульев с резной спинкой и буфет из орехового дерева. Гардины с окна, правда, были сорваны. Их опаленные остатки лежали в золе на глубине остывшего камина. В распахнутые ставни дул прохладный ветерок. Всего одну ночь я проведу здесь, а завтра с первыми лучами зари пущу коня в галоп и никогда не вспомню об этом опустевшем месте.

В поленнице у сарая мне удалось найти дрова. Под кроватью в моей комнатушке завалялась трутница. После нескольких неудачных попыток мне удалось разжечь огонь в камине. Пламя никак не хотело загораться, словно сами окружающие стены пытались воспрепятствовать этому. Моему коню тоже не терпелось поскорее убраться из стойла. Он не притронулся ни к сену, ни к лоханке свежей воды из колодца, будто и в том, и в другом мог таиться яд.

Тепло, исходившее от огня, было довольно приятным, но я развел огонь не для того, чтобы согреться. Мне хотелось развеять окружающую темноту. Тусклый свет от камина отогнал в сторону мглистый покров, но мгла осталась в моем сердце.