Стихотворения разных лет - Арcений Тарковский

Ночь под первое июня

Пока еще последние коленаПоследних соловьев не отгремелиИ смутно брезжит у твоей постелиБоярышника розовая пена,

Пока ложится железнодорожныйМост, как самоубийца, под колеса,И жизнь моя над черной рябью плесаЛетит стремглав дорогой непреложной,

Спи, как на сцене, на своей поляне,Спи, — эта ночь твоей любви короче, —Спи в сказке для детей, в ячейке ночи,Без имени в лесу воспоминаний.

Так вот когда я стал самим собою,И что ни день — мне новый день дороже,Но что ни ночь — пристрастнее и строжеМой суд нетерпеливый над судьбою…

1965

Первые свидания

Свиданий наших каждое мгновенье,Мы праздновали, как богоявленье,Одни на целом свете. Ты былаСмелей и легче птичьего крыла,По лестнице, как головокруженье,Через ступень сбегала и велаСквозь влажную сирень в свои владеньяС той стороны зеркального стекла.

Когда настала ночь, была мне милостьДарована, алтарные вратаОтворены, и в темноте светиласьИ медленно клонилась нагота,И, просыпаясь: «Будь благословенна!»Я говорил и знал, что дерзновенноМое благословенье: ты спала,И тронуть веки синевой вселеннойК тебе сирень тянулась со стола,И синевою тронутые векиСпокойны были, и рука тепла.

А в хрустале пульсировали реки,Дымились горы, брезжили моря,И ты держала сферу на ладониХрустальную, и ты спала на троне,И — Боже правый! — ты была моя.Ты пробудилась и преобразилаВседневный человеческий словарь,И речь по горло полнозвучной силойНаполнилась, и слово «ты» раскрылоСвой новый смысл и означало: царь.

На свете все преобразилось, дажеПростые вещи — таз, кувшин, — когдаСтояла между нами, как на страже,Слоистая и твердая вода.

Нас повело неведомо куда.Пред нами расступались, как миражи,Построенные чудом города,Сама ложилась мята нам под ноги,И птицам с нами было по дороге,И рыбы подымались по реке,И небо развернулось пред глазами…

Когда судьба по следу шла за нами,Как сумасшедший с бритвою в руке.

1962

Как сорок лет тому назад

1

Как сорок лет тому назад,Сердцебиение при звукеШагов, и дом с окошком в сад,Свеча и близорукий взгляд,Не требующий ни поруки,Ни клятвы. В городе звонят.Светает. Дождь идет, и темный,Намокший дикий виноградК стене прижался, как бездомный,Как сорок лет тому назад.

2

Как сорок лет тому назад,Я вымок под дождем, я что-тоЗабыл, мне что-то говорят,Я виноват, тебя простят,И поезд в десять пятьдесятВыходит из-за поворота.В одиннадцать конец всему,Что будет сорок лет в грядущемТянуться поездом идущимИ окнами мелькать в дыму,Всему, что ты без слов сказала,Когда уже пошел состав.И чья-то юность, у вокзалаОт провожающих отстав,Домой по лужам как попалоПлетется, прикусив рукав.

3

Хвала измерившим высотыНебесных звезд и гор земныхГлазам — за свет и слезы их!

Рукам, уставшим от работы,За то, что ты, как два крыла,Руками их не отвела!

Гортани и губам хвалаЗа то, что трудно мне поется,Что голос мой и глух и груб,Когда из глубины колодцаНаружу белый голубь рветсяИ разбивает грудь о сруб!

Не белый голубь — только имя,Живому слуху чуждый лад,Звучащий крыльями твоими,Как сорок лет тому назад.

1969

Ветер

Душа моя затосковала ночью.

А я любил изорванную в клочья,Исхлестанную ветром темнотуИ звезды, брезжущие на лету.Над мокрыми сентябрьскими садами,Как бабочки с незрячими глазами,И на цыганской масляной рекеШатучий мост, и женщину в платке,Спадавшем с плеч над медленной водою,И эти руки как перед бедою.

И кажется, она была жива,Жива, как прежде, но ее словаИз влажных «Л» теперь не означалиНи счастья, ни желаний, ни печали,И больше мысль не связывала их,Как повелось на свете у живых.

Слова горели, как под ветром свечи,И гасли, словно ей легло на плечиВсе горе всех времен. Мы рядом шли,Но этой горькой, как полынь, землиОна уже стопами не касаласьИ мне живою больше не казалась.

Когда-то имя было у нее.Сентябрьский ветер и ко мне в жильеВрывается —то лязгает замками,То волосы мне трогает руками.

1959

II

Руки

Взглянул я на руки своиВнимательно, как на чужие:Какие они корневые —Из крепкой рабочей семьи.

Надежная старая статьДля дружеских твердых пожатий;Им плуга бы две рукояти,Буханку бы хлебную дать,

Держать бы им сердце земли,Да все мы, видать, звездолюбцы, —И в небо мои пятизубцыДвумя якорями вросли.

Так вот чем наш подвиг велик:Один и другой пятерикСвой труд принимают за благо,И древней атлантовой тягойК ступням прикипел материк.

1960

Словарь

Я ветвь меньшая от ствола России,Я плоть ее, и до листвы моейДоходят жилы влажные, стальные,Льняные, кровяные, костяные,Прямые продолжения корней.

Есть высоты властительная тяга,И потому бессмертен я, покаТечет по жилам — боль моя и благо —Ключей подземных ледяная влага,Все «эР» и «эЛь» святого языка.

Я призван к жизни кровью всех рожденийИ всех смертей, я жил во времена,Когда народа безымянный генийНемую плоть предметов и явленийОдушевлял, даруя имена.

Его словарь открыт во всю страницу,От облаков до глубины земной. —Разумной речи научить синицуИ лист единый заронить в криницу,Зеленый, рдяный, ржавый, золотой…

1963

Степная дудка

1

Жили, воевали, голодали,Умирали врозь, по одному.Я не живописец, мне деталиНи к чему, я лучше соль возьму.

Из всего земного ширпотребаТолько дудку мне и принесли:Мало взял я у земли для неба,Больше взял у неба для земли.

Я из шапки вытряхнул светила,Выпустил я птиц из рукава.Обо мне земля давно забыла,Хоть моим рифмовником жива.

2

На каждый звук есть эхо на земле.У пастухов кипел кулеш в котле,Почесывались овцы рядом с намиИ черными стучали башмачками.Что деньги мне? Что мне почет и честьВ степи вечерней без конца и края?С Овидием хочу я брынзу естьИ горевать на берегу Дуная,Не различать далеких голосов,Не ждать благословенных парусов.

3

Где вьюгу на латыньПереводил Овидий,Я пил степную синьИ суп варил из мидий.

И мне огнем бедыДуду насквозь продуло,И потому ладыПоют как Мариула,

И потому семьяУ нас не без уродаИ хороша мояДунайская свобода.

Где грел он в холодаЛепешку на ладони,Там южная звездаСтоит на небосклоне.

4

Земля неплодородная, степная,Горючая, но в ней для сердца естьКузнечика скрипица костянаяИ кесарем униженная честь.

А где мое грядущее? Бог весть.Изгнание чужое вспоминая,С Овидием и я за дестью дестьЛистал тетрадь на берегу Дуная.

За желть и жёлчь любил я этот крайИ говорил: — Кузнечик мой, играй! —И говорил: — Семь лет пути до Рима!

Теперь мне и до степи далеко.Живи хоть ты, глоток сухого дыма,Шалаш, кожух, овечье молоко.

1960–1964

Малютка-жизнь