Война и миф. Расширенное и дополненное издание - Михаил Зыгарь

Но есть вещь посильнее «Твиттера», без которой «цветные революции» в арабских странах были бы невозможны. Например, психология. Так случилось, что в начале 2011 года среднестатистический араб пережил такой психологический кризис, что терпеть дальше уже не мог.

Но обо всем по порядку. Нынешняя арабская революция – это революция людей, которым давно уже нечем гордиться. Давно уже нечему радоваться. А люди в таком состоянии страшны.

Среднестатистический араб фрустрирован во всех отношениях. Возьмем Египет. Египет – это страна бавабов. Баваб – это такая национальная арабская профессия. В переводе с египетского арабского баваб – это привратник, вахтер. То есть человек целыми днями сидит возле какой-то двери и смотрит на тех, кто входит, и тех, кто выходит. Все, кто был в Египте, наверняка вспомнят, что в этой стране возле каждых ворот сидит по пять-десять таких сторожей. Это способ бороться с безработицей: нанимать людей на работу, которая никому не нужна, не имеет никакого смысла и не приносит никаких денег. Египтян 80 млн, и одному богу известно, сколько миллионов из них работает бавабами. Бавабы, может быть, никогда бы не восстали, но беда в том, что подросло новое поколение – дети бавабов. У них мало шансов занять даже бавабскую позицию, не смещать же отцов.

В Египте безработица выглядит так комично и так гротескно только потому, что в этой стране вообще нет нефти и очень много народу.

Ощущение безнадеги усугублялось не только тем, что твое рабочее место занимает твой отец. Так же – по всей вертикали. Хосни Мубарак был президентом 30 лет. Муаммар Каддафи работает национальным лидером уже 42 года. То есть 40-летний ливиец не помнил никакой другой истории, кроме Каддафи. Он понимал, что у него, его детей и внуков нет никаких перспектив, потому что даже дети Каддафи не могли рассчитывать на власть, пока не сгинет их выживший из ума отец.

Если гражданин не может гордиться своими личными успехами, авторитарное государство часто предлагает ему субститут – возможность погордиться за свою страну. Но и с этим у арабов была просто беда. Среднестатистический араб ощущал, что его родина некогда была частью могучей и великой нации. Можно сказать, супердержавы. Но потом из-за козней мировой закулисы, евреев, американцев и прочих заговорщиков его родина распалась на много-много разных государств. И алчные, коррумпированные правители этих государств, конечно, не хотят, чтобы великая арабская родина вновь собиралась воедино.

Когда человек находится в состоянии перманентной безнадеги, самые страшные события могут оставить его равнодушными, а какие-то мелочи – вывести из себя. Важную роль может сыграть чужой дурной пример – но нужно, чтобы он был близким и понятным. Четыре года назад в Ливане произошла классическая «цветная революция» – «революция кедров», как ее там назвали. Ее идеологи руководствовались организационными схемами киевского Майдана и не скрывали этого. Но остальные арабские страны к этому опыту оказались равнодушны. Потому что ливанцы для остальных арабов мажоры, почти европейцы. Пусть чуть ближе, чем украинцы, но не более.

Зато вовсе не революционные события в Турции произвели впечатление. Турецкое правительство во главе с Реждепом Эрдоганом, пытаясь завоевать популярность в арабском мире, стало вести себя подчеркнуто вызывающе: публично ругаться с Израилем, снаряжать «флотилию свободы» на помощь осажденным в секторе Газа палестинцам. Смелость турок произвела на арабов сильное впечатление. Раньше арабы турок недолюбливали – как бывших угнетателей времен Османской империи. Но потом оказалось, что арабские лидеры беспокоятся о благополучии братьев-палестинцев куда меньше, чем власти Турции.

Реджеп Эрдоган хотел стать символическим лидером исламского мира, но не ожидал, что окажется могильщиком своих коллег Мубарака и Каддафи. Политизированный молодой араб, во-первых, испытал жгучий стыд из-за того, что за Газу заступается не египетский президент, а турецкий премьер. А во-вторых, понял, что нет ничего невозможного, ведь дерзают же турки.

Это, конечно, мелочи, но даже они смогли изменить картину мира, в котором нет просвета. А революция в Тунисе – нежданная и необъяснимая революция хорошо образованных безработных, не видящих для себя никакого будущего, – поставила все на свои места. Миллионы людей, которые давно ни на что не надеялись, обнаружили, что даже баваб способен не только сидеть на своем стуле, но и встать и вышибить дверь.

Но волна арабских революций не могла продолжаться долго – она прервалась так же, как, и, например, волна «цветных революций» в СНГ. Стоило только президенту Узбекистана Каримову открыть огонь и расстрелять восставших в Андижане. Муамар Каддафи первым из арабских лидеров пошел по этому пути. И ему это, наверное, помогло бы – если бы не психология, которую он сам и его престарелые коллеги ковали последние три-четыре десятка лет. Но арабским Исламом Каримовым стал Башар Асад – он утопил арабскую весну в крови и привел арабский мир в новую чудную реальность.

Глава 4. Исламисты – большевики

Сила Исламского государства не наличие у него оружия или натренированных бойцов, а в том, что оно так или иначе имеет мистический и даже сакральный смысл для каждого мусульманина – особенно для тех, кто превыше всего ставит букву закона. Исламское государство выполняет каждую букву и каждый знак препинания, которые содержатся в священных мусульманских текстах. Там сказано, что в первые годы ислама язычников было принято распинать, а «людей книги» (христиан или евреев) можно было просто обложить данью, а в том случае, если они отказывались платить дань – тогда уже их убивали. «Мы завоюем ваш Рим, разрушим ваши кресты, поработим ваших женщин», – пишет в «Твиттере» официальный представитель халифата. В седьмом веке он говорил бы точно так же.

На самом деле Абу Бакр аль-Багдади – потомок Осамы бен Ладена по прямой линии, так как вся современная история исламистов началась с 1979 года, когда советские войска вошли в Афганистан. Именно тогда в арабских государствах Ближнего Востока начали практиковать отправку добровольцев на джихад. Молодые люди, осознававшие, что никакой перспективы на родине у них нет, поскольку родина – беспросветное коррумпированное авторитарное государство, – отправлялись самореализовываться на войне.

Когда они победили – Советский Союз вывел войска – на родину они не вернулись, так как их там никто не ждал. Никакой формальной организацией, никакими горизонтальными связями, членскими билетами, паролями и отзывами эти люди, конечно, не были связаны. У них была общая идеология, общая вера, общая ненависть – поэтому они даже не отпирались, когда западные спецслужбы стали называть их террористической сетью «Аль-Каида». Это им даже льстило.

Новым импульсом для этой неформальной группы людей стало президентство Джорджа Буша – военные операции США в Афганистане, а потом в Ираке. Начиная с 2003 года, все арабские «ветераны-афганцы» ринулись воевать в Ирак. При Саддаме вся иракская правящая верхушка состояла из суннитов, в то время, как большинство население Ирака составляют шииты (чаще всего приводят соотношение 65 %-35 %, но оно, правда, не подтвержено переписью). Более того, шииты при Саддаме подвергались репрессиям – особенно в период войны между Ираком и шиитским Ираном.

После свержения Саддама шииты взяли верх: именно они сформировали свое правительство, юг страны, населенный преимущественно шиитами, фактически оказался под контролем Ирана. Сунниты же оказались в положении репрессируемого меньшинства. Более того, уже с 2004 года появилось такое понятие как «суннитский треугольник» – то есть территория к западу от Багдада (между городами Тикрит, Рамади и Фаллуджа), населенная суннитами и не контролируемая ни американскими войсками, ни иракскими властями.

Неконтролируемая зона за 10 лет не исчезла, а наоборот, продолжала развиваться. Туда подались бывшие солдаты саддамовской армии, туда направились привыкшие воевать «ветераны-афганцы». Американские деньги, которые поступали на помощь багдадскому режиму, систематически разворовывались – и часть из них, конечно, попадала прямо в суннитский треугольник.

Потом началась гражданская война в Сирии, и черная дыра стала разрастаться. Но переломный момент – это, конечно, 29 июня, когда Абу Бакр аль-Багдади объявил себя халифом. С этого момента группа уже не является кучкой маргиналовповстанцев. Теперь они стали супертеррористами, которым удалось взять в заложники одну из мировых религий.

Все, что делал Абу Бакр аль-Багдади преисполнено высокого символизма. Пропагандисты ИГ подчеркивали, что он из племени курейшитов, то есть фактически прямой потомок пророка. Первые исламские завоевания после смерти пророка Мухаммеда начинались именно с Сирии и Ирака. То есть фактически бойцы ИГ проигрывали сакральную для мусульман историю еще раз. Более того, во всех своих действиях, а также публичных выступлениях они старались максимально точно копировать сподвижников пророка: для седьмого века распятие, побивание камнями, а также работорговля – вовсе не что-то экзотическое. Боевики ИГ в точности следуют букве жизнеописаний пророка и его последователей. И в этом их сила.