Война и миф. Расширенное и дополненное издание - Михаил Зыгарь

В последние годы американские власти неоднократно объявляли, что Осама бен Ладен перестал быть террористом номер один в мире. Сначала его потеснил Абу Мусаб Заркауи, которого называли лидером «Аль-Каиды» в Ираке. Тот персонаж в итоге все же был объявлен мертвым, однако прежде он запомнился тем, что четырежды воскресал, а также дважды терял ногу и потом приобретал ее назад (согласно ориентировкам Пентагона).

Другим преемником бен Ладена называли американца йеменского происхождения Анвара Авлаки. Выяснилось, что его исламистские проповеди посещали не только трое угонщиков самолетов 11 сентября, но и Нидаль Малик Хасан, человек, открывший стрельбу на военной базе «Форт-Худ» в 2010 году. Впрочем, Авлаки, очевидно, уже несколько лет находится в Йемене – его следы потерялись, о новых злодеяниях не слышно, о поимке мечтать рано.

В этом смысле Осама бен Ладен для нынешней американской администрации оказался наиболее предпочтительной мишенью. Во-первых, Обама еще до выборов объявил своей главной целью Афганистан. Победить в этой войне было невозможно, но можно было найти ход, который удовлетворит население. Во-вторых, с начала своей предвыборной кампании Бараку Обаме приходилось выслушивать каламбуры на тему «Обама равно Осама». Наконец, как и Клинтон за девять лет до этого, Обама подвергался травле со стороны религиозных республиканцев и неоконсерваторов. Эпопея с его свидетельством о рождении и пустой графой «религия» в нем стала апогеем этой травли. Чтобы прекратить кампанию, Обаме нужно было сыграть на поле неоконсерваторов. Например, продемонстрировать, что он верит в созданный ими миф. Опровергать это они бы уже не решились.

Либералы быстро начали критиковать Обаму за то, что бен Ладена не попытались схватить и предать суду, а хладнокровно убили. Но его настоящие враги-республиканцы никогда не упрекнут администрацию в этом. Несколько лет назад я разговаривал с видным неоконсерватором, бывшим директором ЦРУ Джеймсом Вулси. Он тогда размышлял вслух: «Предположим, ЦРУ знает, где находится бен Ладен. И что с ним делать дальше? Судить? Как? Отдать международному уголовному суду?» Все эти перспективы казались Вулси откровенно смешными. По его мысли, суда над бен Ладеном не могло произойти никогда, но только потому, что у администрации США (в тот момент еще бушевской) были более важные дела. А именно – борьба с мировым злом, коим, по мнению Вулси, являлся Иран.

Вулси умолчал о том, что против бен Ладена нет вообще никаких улик, кроме его разговоров. Но у администрации Обамы были, очевидно, более важные дела, чем суд на Осамой. Например, лихорадка восстаний в арабском мире.

Началась арабская весна. Арабские революции против собственных режимов и против Запада одновременно – показали, что бен Ладен устарел. Он был символом безнадежности, а у арабов появилась надежда.

В мае 2011 года он был триумфально уничтожен в пакистанском городе Абботабаде. Американские аналитики, бесспорно, понимали, что бен Ладен вовсе не влиятельная фигура, за ним нет никакой мощной организации, поэтому ее мести не последует. С другой стороны, любой всплеск мог быть интерпретирован как ответ, но он случился бы в любом случае, как при Осаме, так и без него.

Осама бен Ладен не мог бы стать лидером никакой революции. Ну и пусть – будучи мифом, он принес уже столько дивидендов обеим сторонам, что, в конце концов, для этого мифа все равно, жив ли бен Ладен, мертв ли, и существовал ли он на самом деле. Образ всемирного пугала оказался очень востребован, и террористу номер один не пришлось совершать ни одного теракта. Слава упала на него с неба, как потом и смерть.

Следующее всемирное пугало – ИГИЛ – появилось на свет только через три года после исчезновения предыдущего.

Глава 2. Религия в заложниках

Вернувшись из Каира, я почти сразу оказался военным корреспондентом газеты «Коммерсантъ». Официально это так никогда не называлось – но было само собой разумеющимся. Ведь я говорил по арабски, а все войны в нулевые так или иначе были связаны с арабским миром и радикальным исламом. Так мне пришлось начать исследование того, каким образом сам ислам – мировая религия с 1,5 млрд последователей – оказалась в заложниках, и никто этого не заметил.

Подготовка захвата

Уже много десятилетий редкое сообщение о взрыве, захвате заложников или другом теракте обходится без словосочетания «исламский терроризм». Однако мало кто помнит, что теракты под религиозными лозунгами стали происходить совсем недавно – в 80-е годы. До этого у террористов лозунги были другие, в основном социалистические, а исламское духовенство к террористическим организациям относилось однозначно отрицательно.

Поворотным моментом можно считать гражданскую войну в Ливане. 18 апреля 1983 года к воротам американского посольства в Бейруте подъехал грузовик, начиненный взрывчаткой. Машина, за рулем которой находился камикадзе из шиитской организации «Хезболлах», врезалась в здание посольства. Жертвами взрыва стали более ста человек. Однако даже духовный лидер организации Мухаммад Хусейн Фадлалла не стал открыто поддерживать террористов, а, напротив, заявил о своих сомнениях. Ведь никогда прежде в исламе не подвергалось сомнению то, что только Бог может решить, когда прервать жизнь человека, поэтому самоубийство – грех. Тем более только Бог на Страшном суде определит, кто умер как мученик («шахид»), а кто нет.

Однако в 1989 году опытом соседей заинтересовались в Палестине: активисты организации «Исламский джихад» опубликовали фетву (религиозный декрет), оправдывающую действия камикадзе. В фетве говорилось, что смерть камикадзе является не самоубийством, запрещенным по шариату, а самопожертвованием во имя веры (по-арабски «истишхад»), а значит, террористы являются мучениками, которым гарантировано место в раю. Однако по исламским нормам подобные фетвы могут издавать лишь видные ученые-теологи (улемы). Тот документ ни одним из видных религиозных авторитетов подписан не был, поэтому не имел никакой силы. Тем не менее некоторые муллы, близкие к экстремистским группировкам, восприняли фетву одобрительно. С этого момента начался внутриисламский конфликт между умеренными и радикалами.

Захват

Еще во время афганско-советской войны теологический термин «джихад» стал известен всему миру. Афганская война воспринималась как война мусульман против неверных. А в апреле 1993 года, когда палестинец из движения «Хамас» взорвал себя вместе с несколькими израильтянами, понятие «джихад» обрело новый смысл: оно стало одним из синонимов слова «терроризм».

На волне террористического джихада появились новые авторитеты: духовный лидер «Хамаса» шейх Ахмед Ясин, идеолог «Хезболлы» шейх Хасан Насралла, и будущий самый популярный исламский теолог в мире, телеведущий с «Аль-Джазиры» шейх Юсуф аль-Кардауи. Именно Кардауи обосновал утверждение, что теракты камикадзе – высшая форма джихада во имя Аллаха и что этот тип терроризма разрешен шариатом. В доказательство он приводил суру из Корана, советующую «распространять страх среди своих врагов и врагов Аллаха». Даже гибель мирных жителей в результате взрывов в Палестине, говорил Кардауи, вполне оправданна, потому что «израильское общество – милитаристское по своей натуре, и мужчины и женщины служат в армии и могут быть призваны в любой момент. Если в ходе операции убит ребенок или старик, то это результат военной необходимости».

Нет ничего удивительного в том, что эти идеи радикалов вскоре завладели массами. Во всех арабских странах в то время, как и сейчас, существовали авторитарные режимы. Оппозиция не имела никакой возможности выразить свое несогласие с действием властей – и парламенты, и политические партии, и религиозные лидеры были карманными и полностью подчинялись властям. Сложившуюся систему нарушили радикальные исламисты – они стали критиковать правительства своих стран за пассивную внешнюю политику, за подчинение Америке, предательство братского палестинского народа… А сами предлагали перейти к решительным действиям – к джихаду. Именно за ними и устремилась фрондирующая арабская молодежь.

Поначалу признанные духовные авторитеты не одобряли фундаментализма, но и не осуждали его.

Но довольно скоро безмолвие элиты упрочило позиции радикалов среднего звена. И, опасаясь утраты авторитета, исламские иерархи попытались не отстать от моды. Руководитель главного теологического центра в суннитском исламе – каирского университета Аль-Азхар – великий имам Мохаммед Сейед Тантауи, будучи решительным противником «Братьев-мусульман», начал повторять тезисы их лидера: «Право каждого мусульманина, палестинца и араба – взорвать себя в самом сердце Израиля. Все религиозные законы требуют от нас использования силы, а операции террористов-смертников – это законная самооборона, которая не знает жалости ни к старикам, ни к детям». Эти слова были произнесены 4 августа 1998 года. Через несколько дней ситуация резко изменилась.