Мама - Алина Дягилева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ника вынырнула из воспоминаний и оказалась вновь на занятии по французскому. Она поймала на себе странный взгляд репетитора. В нем не было сочувствия, которое она привыкла видеть в лицах взрослых, не было и осуждения за несделанное задание. Было что-то, что она не могла распознать. Какое-то пристальное внимание, словно женщина пыталась разглядеть что-то внутри Ники, но не могла понять, как это сделать. Нике стало неуютно, и она стала смотреть в тетрадь.
* * *
– Она очень, очень, знаете, нервная… истерики частые, на ровном месте, засыпает долго, просыпается рано, перевозбуждается от всего, даже не знаю, как она будет в школе учиться. И у нее волосы сильно выпадают, особенно, когда она вот так истерит.
Доктор посмотрел на девочку поверх очков. Ника опустила глаза в пол. Она словно чувствовала себя виноватой в том, что она такая нервная и истеричная. Но доктор ничего не сказал. Он осмотрел ее голову, на которой явно виднелись несколько проплешин, постучал молоточком по коленкам, по рукам, потом сказал:
– Вы знаете, дети дошкольного возраста в целом часто эмоционально нестабильны, истерики в таком возрасте скорее нормальны. Ну а выпадающие волосы – это навряд ли связано с нервами, тут вам, скорее, к трихологу надо, они волосами занимаются.
– Нет, нет, вы не понимаете, – мама Ники даже подскочила на стуле. – Это не просто обычные детские истерики, я прямо совсем не могу ее успокоить, ее ничто не отвлекает, она так кричит… Еще на погоду это проявляется, метеозависимость у нее, понимаете? Вы отметьте, пожалуйста, в карте, что у нее есть неврологические нарушения, пусть учителя в школе знают, что к ней по-особому надо, чтобы она не переутомлялась…
– По-особому – это вам в коррекционную школу, но у девочки сохранное развитие, так что, вот вам ваша карта, диагноз – здорова, по неврологии проблем нет, – врач вручил Лине желтую папку. Та поджала губы, посидела еще несколько секунд, затем схватила Нику за руку и быстрым шагом направилась на выход из кабинета.
Ника едва поспевала за матерью. Она видела, что мама недовольна этим врачом, недовольна тем, что он не прислушался к ее мнению. Она хотела как-то поддержать маму, порадовать ее.
– Я не буду истерить в школе, мам, честное слово! Я обещаю!
Мама посмотрела на нее, но как-то странно, будто глядела сквозь девочку, на что-то за ней.
– Я уже и не знаю, может, и не стоит тебе в школу сейчас идти. Может, в следующем году.
– Нет, мама, пожалуйста! Я хочу сейчас! Я не хочу ждать еще год! Мне же уже почти семь, мама, и Антон идет в этом году, я хочу с ним в одном классе быть, ну пожалуйста, ну мам!
Ника умоляюще смотрела на маму. Ей невыносима была мысль о том, что еще один год придется сидеть дома одной, когда столько ее знакомых начнут учиться в школе, а главное, Антон. Они так много представляли с ним, как будут сидеть за одной партой и вместе делать уроки. Нет, невозможно, нельзя пойти в школу через год.
– Я буду вести себя хорошо, мама, вот увидишь. Никаких истерик. Даже если я устану. Я просто скажу, что устала, и не буду кричать. Я обещаю.
– Хорошо. Попробуем. Но нужно найти хорошего невролога. Который даст нормальное заключение, а не такого, который дальше своего носа видеть не хочет. Трихолога придумал!
– Мама, а может нам правда сходить к трихологу? Это такой врач, который лечит волосы? Может, он вылечит мои, и они начнут расти? И перестанут выпадать?
– Не говори ерунды. Волосы выпадают, потому что ты болеешь. Трихолог тут не поможет, надо лечить весь организм, комплексно. Витамины пить, чиститься, искать причину.
Ника вздохнула. Впрочем, хорошо уже, что мама больше не говорит про перенос школы на следующий год. Это важнее, чем волосы. Хотя, по правде говоря, ей очень бы хотелось пойти в школу с нормальными волосами, как все девочки, а не в одной из своих шапочек.
У Ники было множество шапочек. Самых разных, на любой вкус и цвет. Для любого времени года, наряда и события. Теплые зимние шапки-шлемы, шапки-ушанки, множество вязаных шапочек для весны и осени – с ушками, завязками, круглые, треугольные, плотно облегающие голову и объемные, из толстых ниток. Были совсем тоненькие шапочки для теплой погоды – с цветами, бабочками, кружевными вставками, были шляпки, панамки, кепки, косынки и банданы для лета. Были совсем нарядные варианты, которые она надевала для выступлений на концерте в детском доме творчества и на дни рождения и праздники. Была специальная шапочка, подходящая к ее танцевальному костюму, который она носила на занятиях по хореографии.
Ника никогда не выходила из дома без шапочки. С собой всегда было две-три запасных на всякий случай. В школе сначала ее постоянно спрашивали, почему она в шапочке, но потом привыкли и перестали. Она говорила правду – что носит шапочку, потому что из-за болезни у нее выпадают волосы. Дети просили показать, но она никогда не соглашалась, так как мама запрещала ей.
Ника носила шапочки с трех лет. Она не ощущала их на себе, они стали словно продолжением ее головы. Ее залысины не особо смущала ее, но очень смущала маму, она всегда следила за тем, чтобы никто не мог их увидеть. Если на улице приходилось переодеть шапочку, мама всегда очень торопливо и суетливо загораживала ее всем телом, быстро переодевала ей шапку и поправляла так, чтобы не было видно лысых участков. Ника привыкла, что этого нужно стыдиться и прятать. Сейчас, когда ей было уже 11, Ника управлялась со всеми своими шапочками сама, и у нее не возникало мысли обнажать свою голову прилюдно.
Антон этих шапочек не замечал. От слова совсем. Она носила шапочки, когда они познакомились (им было лет по
