Я везучий. Вспоминаю, улыбаюсь, немного грущу - Михаил Державин

Вообще эти его издевательства никогда – ни летом, ни зимой – не прекращались. Мы много лет снимали дачу под Москвой, в Плесково, недалеко от дома отдыха, где жили все вахтанговцы. То есть мы с родителями какое-то время проводили в этом доме отдыха, а потом снимали дачу. Папа познакомился с мельником, который жил прямо на берегу Пахры. У него был деревянный дом, и мы снимали там большую комнату. А за домом простирался огромный заливной луг. И мы там играли, бегали, собирали цветы, помогали с Мишкой хозяевам косить сено, таскали потом это сено на сеновал – какие-то крестьянские корни в нас все-таки говорили. И вот Миша как-то говорит: «Пошли, Ань, поиграем в салочки на лугу». – «Ну, пошли». А там через весь луг тянулась колея – когда косили сено, то приезжали из совхоза для того, чтобы его с поля вывозить на телегах.

И вот мы бегали, бегали, перепрыгивали с одной колеи на другую – туда-сюда, туда-сюда. Настала моя очередь бегать за ним – и он так ловко перепрыгнул через колею в конце луга, ну и я за ним, как лань, сиганула и… провалилась по колено в эту колею. Со стороны-то было впечатление, что дорога утрамбованная, но на самом деле она вся была изъезжена телегами, в ней образовались огромные ямы. Их засыпали песком, но после дождей этот песок превращался в какую-то вязкую взвесь. Если на него наступишь, то проваливаешься сразу. Вот я и провалилась в эту колею и, конечно, увязла. Мишка меня не без труда оттуда вытащил…

Много лет я думала, как же так получилось, что я в эту яму попала? И совсем недавно, буквально несколько лет назад, братцу говорю: «Мишк, а помнишь, как мы с тобой на лугу играли в салки?» Он говорит: «Помню, конечно, как ты в песке увязла». Говорю: «А как же ты меня вот так подставил?» И тут он наконец признался: «Да я же до этого первый туда угодил…» То есть он, оказывается, накануне угодил туда. Тогда же и решил меня подставить. И ведь удивлялся, стервец: «Ой, как же так, Аннушка? Как же так получилось?» В общем, он уже очень неплохо актерски играл.

Вообще много было всяческих подстав. «Ну, конечно, – разводит он теперь руками. – Первым я сам куда-нибудь попадал, а потом уже и до тебя очередь доходила».

Когда мы немножко подросли, мы вместе превосходно проводили время, когда прогуливали школу. Это были идеальные дни. Во-первых, мы обязательно шли в музей Скрябина. Этот музей находился почти напротив дома, там и по сию пору сохранилась квартира гениального композитора. Мы приходили туда, на ноги нам нацепляли детские музейные тапочки, чтобы мы не натоптали, и мы радостно шлепали по всем гулким помещениям музея. Вот колокольчик для прислуги. Вот стоит его рояль… Мы с детства знали, что Скрябин – первооткрыватель «цветомузыки». Нам разрешали нажимать на клавиши рояля, чтобы в ответ зажигались различные лампочки. В столовой висел гонг, который созывал всех домочадцев и гостей к обеду. Нам тоже разрешали позвенеть. Так пролетало время первых двух уроков…

Зимой мы ходили на каток в парк Горького или в планетарий, причем через дырку в заборе планетария мы проникали и в зоопарк, на его новую территорию, где были построены огромные террариумы – с крокодилами, варанами, удавами и кобрами. Если перейти через дорогу, можно было через официальный вход попасть на старую территорию, где паслись слоны, жирафы, тигры, львы, но в этом случае необходимо было покупать билет, а денег у нас никогда не водилось. Поэтому можно со всем основанием сказать, что мы свое детство провели в террариуме.

Так что у нас «культурные» прогулы школы были. Если стояла ранняя осень, мы катались на лодках в парке Горького. Но обязательно находился кто-нибудь, кто маме доносил, что «твои снова катались на лодках».

Еще мы очень любили ездить к маминой сестре, тете Оле. Она жила в районе станции метро «Автозаводская». Мы долго, с пересадками, к ней ехали, и тетя всегда была нам очень рада, кормила вкусными обедами, мы даже порой прихватывали с собой несколько друзей со своего двора. Думали, чем больше нас приедет, тем больше радости великой будет тете Оле и ее дочке Ире! Уходя, всегда просили: «Тетя Оля, вы только маме не говорите!» И тетя со всей серьезностью кивала в ответ: «Нет-нет, я – это могила! Никогда и никому!»

Только через несколько десятилетий мы узнали, что тетя Оля, едва мы от нее уходили, сразу звонила маме и говорила: «Если ты меня выдашь, я тебя убью! Твои приезжали ко мне. С ними были еще Танечка Пашкова, Митя Дорлиак…» До самой смерти тети Оли мама не выдала сестру. Только года за два до своей смерти рассказала нам об этом. Тетя Оля была старшей сестрой. Пока она была жива, мама держала обещание, не выдавала.

Что же касается проблем со школой, которые у каких-нибудь других детей (только не у нас!) могли возникнуть из-за систематических прогулов, эти проблемы тоже были в нашем случае вполне решаемы.

У нас была замечательная палочка-выручалочка по имени Виктор Самойлович. Это был приват-доцент, профессор медицины, который жил в нашем подъезде на четвертом этаже. Отоларинголог Виктор Самойлович Канторович лечил актеров, у которых было плохо со связками, да практически все актеры поправляли у него свои голоса. Аркадий Райкин у него, кстати, лечился. Канторович работал на дому – у него была частная узаконенная практика. Но самое удивительное, что приват-доцент Виктор Самойлович помогал не только взрослым, но и охотно шел навстречу подросткам, оказавшимся в затруднительном положении. У него самого рос балованный сын Сережа. Этому напишет справку, что ангина, тому – что трахеобронхит, тонзиллит, еще что-то. Ответственно распишется и пришлепнет сверху свою частную, профессорскую, солидную печать.

Как ни странно, к таким вольностям и мы, и Канторович были приучены нашим папой. Дело в том, что папа частенько брал меня с Аней с собой на рыбалку. Будил в пять утра и увозил, оставив маме на столе записку: «Ирок! Ребята опоздали в школу. Я решил их взять с собой на рыбалку. Не волнуйся!» Подумать только – ну какая школа в пять утра?!

Вот с тех самых пор у Виктора Самойловича Канторовича и вошло в привычку (с папиной легкой руки) писать нам справки в школу по первому требованию.

Кроме того, папа часто брал нас с собой «по грибы», учил их собирать. Вот идем мы вчетвером. Танька верхом у отца на шее, маленькая еще, и мы с Аней. Далеко-далеко уходили… Папа приметит где-нибудь гриб белый и говорит нам: «Вот чувствую, чувствую – где-то здесь растет белый гриб». И мы с Аней начинали, как ищейки, прочесывать лесную поляну. И находили-таки белый гриб! Сколько было счастья!.. Вскоре у нас появился свой грибниковый азарт. Мы научились грибы собирать!

«К тому времени мы с Мишкой перестали драться и очень сдружились. Я вдруг открыла для себя, что мой брат – очень добрый и умный мальчишка. Кажется, именно тогда у него необыкновенная тяга возникла – что-нибудь делать своими руками. До сих пор у него эта черта сохранилась! Он у нас очень рукастый и ловкий «народный умелец». К тому же Миша был невероятным выдумщиком.

Вот, скажем, покупают они стол для кухни с Роксаной обычного размера, Роксана уезжает на гастроли, приезжает, а у них на кухне вместо него откидной стол, как в поездах. И за этим столом вообще ничего нельзя делать. Узкая такая дощечка. Кухонька была небольшая, вот Миша и решил «оптимизировать» пространство. Выдумщик, да и только!

Однажды (это уже после смерти папы) маму устроили на работу. У нас была фабрика ВТО для надомников – актеров, которые вышли на пенсию, у которых были маленькие дети, или для тех, кто по каким-то иным причинам не имел и возможности работать вне дома. Впрочем, раз в неделю надо было отвозить работу.

Мама начала делать косынки – это называлось тогда «батик». На деревянные рамы мы накалывали шелк, и мама его разрисовывала – очень красивые получались косынки.

Однажды, когда маме нужно было съездить – сдать свою работу, к нам пришла, а точнее, прибежала впопыхах Магдалина Львовна Абрикосова, сестра Андрея Львовича (она жила в квартире на первом этаже и дружила с нашей мамой). Так вот, прибегает Абрикосова и говорит: «Ой, Ирка! (маму звали Ираида Ивановна, но все ее звали Ирка, Ира) На Арбате очень дешевые яйца продают, буквально 70 копеек десяток, побежали!» И вот они рванули за этими яйцами, купили по два десятка, мама принесла их и тут же уехала сдавать свою надомную работу.

Приходит Мишка из школы, заходит на кухню и видит: стоит пакет с яйцами. А яйца мелкие-мелкие, почти как перепелиные, чуть побольше, наверно, поэтому и дешевые такие. Миша секунду постоял, подумал да и говорит: «Анька, у тебя ластик есть? Не пожалеешь подарить?» Взял у меня ластик, нашел бритву и начал что-то потихоньку вырезать на ластике. В общем, он сделал из этого ластика печать и, аккуратно макая ее в чернила, проштамповал все эти яйца, два десятка, словом «черепашьи».