Город Хэллоуин - Люциус Шепард

Клайд, как и обещал ему Брад, начал работать в Блюдцах. Каждое утро он спускался в гондолу и, отталкиваясь длинным шестом (а подобный способ передвижения был не таким уж простым, как могло показаться на первый взгляд), медленно плыл с северной оконечности города, где он подыскал временное жилье, на юг, к прудам. Тяжело налегая на шест, вязнущий в донном иле, Клайд часто вспоминал, как, бывало, ездил на работу в Бивер-Фоллз. Его пикап мчался мимо выстроившихся вдоль главной улицы магазинов, торговых центров и наваленных перед ними куч серого снега; рядом на сиденье и под ногами шуршали и хрустели раздавленные алюминиевые банки из-под напитков, коробки от фаст-фуда, целлофановые обертки, промасленная бумага, огрызки булок, кусок помидора, несколько засохших ломтиков картофеля и прочий мусор. Включенная на всю катушку печка нагревала воздух в салоне, и вся эта подгнившая дрянь изрядно воняла; из динамиков автомагнитолы неслись идиотски-бодрые вопли диджеев, а сонные водители соседних машин мрачно хлебали горячий кофе из пластиковых стаканчиков, прислушиваясь к тем же радиоголосам и тщетно пытаясь запомнить самые смешные — или самые дурацкие — шутки, которые они могли бы пересказать коллегам по работе. Все это Клайд невольно сравнивал теперь с неспешным путешествием по течению безмятежно спокойной реки, в которой отражалась узкая полоска только-только начавшего светлеть неба, с предутренней тишиной, которую нарушал лишь шорох сбегающих с шеста водяных струек, с прохладой чистого речного воздуха, к которому примешивались запахи сырой рыбы, дымков от только что растопленных очагов в домах и ароматы местных цветов — крупных, бархатистых, зеленовато-белых лилий, во множестве растущих и в прибрежной грязи, и на скалистых уступах, где десятилетиями откладывались птичий помет и земля. Время от времени на реке показывалась другая гондола, и лодочник непременно подплывал ближе и приветствовал Клайда неторопливым взмахом руки, а потом снова налегал на шест и плыл дальше по своим делам.

И точно так же неторопливо и плавно текли мысли Клайда — спокойные, связные мысли, в которые не вторгались ни проблемы, ни стрессы. А думал он главным образом о том, что видел глаз: о незатейливых, простых домах, в беспорядке лепившихся к скалам, напоминая полустертые древние письмена; о перемигивающихся в предутреннем тумане огнях неоновых вывесок; о фонарях на темных, молчаливых причалах, опирающихся на крепкие дубовые сваи; о крошечных белых искорках, которые мелькали порой в свете этих фонарей. Когда же он добирался до Блюдец, его мысли обращались к их неглубокой кристально-чистой воде, сквозь которую даже в предрассветной сутеми ясно виднелось ровное, покрытое толстым слоем коричневых орехов дно. Здесь Клайд откладывал шест, натягивал высокие рыбацкие сапоги и, шагнув через борт лодки, принимался переворачивать орехи специальными вилами, чтобы насыщенная соком шелковицы и трав вода как можно равномернее проникала сквозь скорлупу к драгоценному маслянистому ядрышку.

Вместе с ним в утреннюю смену работало еще примерно шестьдесят мужчин и женщин. Клайд быстро перезнакомился со всеми, но подружился только с Деллом Уаймером — полноватым блондином, который перебрался в Хэллоуин из Лейк-Парсипан (Нью-Джерси), где у него был собственный магазинчик. Как вскоре выяснилось, Делл только что отбыл небольшой срок в Трубах — странном геологическом образовании на городской окраине, которое исполняло функции единственного в городе пенитенциарного учреждения. О подробностях он, впрочем, не распространялся; Клайду удалось выяснить одно: в Трубах было на редкость дерьмово. Обо всем остальном Делл, однако, рассказывал довольно охотно, и Клайд многое узнал от него о городке, в котором тот жил уже шестой год.

Как-то в разгар рабочего утра Делл бросил вилы на дно гондолы и, схватившись за поясницу, принялся по обыкновению брюзжать и жаловаться на судьбу.

— Чертовы орехи!.. — ворчал он. — Не понимаю, чего ради мы здесь горбатимся?! Ради этого гнилья, которое уже давно никто не покупает?

Клайд, который был убежден, что орехи — не только основа благополучия горожан, но и залог существования самого города, попросил друга пояснить, что, собственно, он имеет в виду.

— Ты никогда не слышал про Пита Нилунда? — спросил, в свою очередь, Делл.

— Что-то знакомое, — пожал плечами Клайд. — А кто это?

— Да ты его знаешь. Нилунд — рок-певец. Звезда, можно сказать…

— Ах да, конечно!.. Моей бывшей он нравился, но я просто не мог его слушать. По-моему, у него не песни, а мерзость.

— Ну да, это он… Так вот, Пит родился и вырос в Хэллоуине.

— Не может быть!..

— Точно тебе говорю. Он и сейчас частенько здесь бывает, когда приезжает из Лос-Анджелеса. Я как-нибудь покажу тебе его дом… За несколько последних лет Пит скупил всю землю в ущелье и вокруг него — сейчас у парня, наверное, уже миллион акров: лет тридцать назад он удачно вложил средства в энергетику и биоинженерию, и с тех пор его капитал только возрастал. Да ты и сам лучше меня знаешь, какими темпами в прошедшие два десятка лет развивались эти направления.

— Биоинженерия — это когда что-то делают с генами и все такое? — уточнил Клайд.

— Во-во… У Пита была даже собственная компания, «Мутагеникс Инк.» — так, кажется, она называлась. Они обосновались здесь, в городе: ставили какие-то эксперименты к югу от Блюдец, ну и, конечно, сливали в реку всякую дрянь, отходы, так что если не хочешь, чтобы у тебя выросли жабры, — не ешь ничего из нашей реки. — Делл немного помолчал, пытаясь разогнуть затекшую спину. — Так вот, «Мутагеникс» сбрасывал в Моссбах разные химикаты, которые течением уносило дальше, под землю. За городом река уходит в кас… крас… ну, ты знаешь, как они называются…

— В карстовые пещеры?

— Ну да, точно. Одному Богу известно, какой компот там образовался и что могло вырасти из этих искусственных дрожжей — или с чем они там экспериментировали. Парни из «Мутагеникса» даже не успели вовремя смыться и… Словом, с ними случилось что-то не слишком хорошее. Что именно — никто не знает, да и времени с тех пор прошло Порядочно, поэтому не спрашивай — ответить все равно не смогу. Уверен я в одном: вода в реке — особенно выше по течению — достаточно чистая, а вот рыба… Она накапливает в себе этот химический яд, к тому же кроме рыбы в Моссбахе водится что-то еще — какие-то странные твари, которых никто никогда толком не видел. — Делл вздохнул. — Как бы там ни было, на сегодняшний день Пит Нилунд «стоит» несколько миллиардов, он-то и содержит город, так что Хэллоуин теперь тоже миллиардер. Горожане вообще могут не работать: у нашей стареющей рок-звезды хватит долларов, чтобы прокормить всех, но Нилунд всегда был парень с причудами. Что ж, он может себе это позволить… Насколько я слышал, Нилунд заключил с Городским советом что-то вроде договора, согласно которому он берется обеспечивать Хэллоуин всем необходимым, а за это горожане должны жить так, как они жили всегда, пока парень не даст дуба. Ему, видишь ли, не хочется, чтобы его родной город менялся, а Хэллоуин непременно изменится, если предоставить его самому себе. Что случится с городком, когда он умрет, Нилунда, естественно, нисколько не волнует, но пока он жив, мы обязаны надрывать пупок на этом идиотском «ореховом производстве»… — Делл снова поморщился и потер поясницу. — Что ж, если этот парень когда-нибудь здесь появится, я, быть может, окажу всем нам большую услугу и прикончу мерзавца, — закончил он мрачно.