Девушка с ароматом жасмина - Катя Саргаева

– Меня достало то, что все пытаются рассказать мне, что и как должно быть в книге, которую написала я! – продолжала кричать Полина. – Я сразу сказала, что отходить от книги мы не будем. Вы согласились, – кричала она уже на режиссеров и сценаристов, – но, не смотря на это, все целый год пытались подсунуть мне свои мысли. Вам нравится другая книга? Так напишите ее и снимайте по ней что хотите! Это была последняя капля. Если еще раз хоть кто-нибудь начнет рассказывать мне о моей же книге, договор будет расторгнут!

Никто больше не пытался ей перечить. Все просто молча сидели и смотрели на нее. Потрясающе, подумал я. Она заткнула всех не столько криком, кричать умеют все. У нее внутри была такая решимость, такая сила, что ей можно было все это сказать спокойным тоном, и результат был бы тем же. А она не такая уж милашка, какой кажется. Мне это понравилось, приторно сладкие люди быстро надоедают. А здесь была перчинка.

Она подошла к окну, раскрыла его и закурила.

– Здесь нельзя курить, – аккуратно сказал наш режиссер.

– Здесь есть некурящие? – совершенно спокойным тоном спросила Полина.

Некурящих не оказалось.

– Тогда, я думаю, никто не будет против? Там такой дождь идет, я не хочу промокнуть.

Никто не был против. Я подошел к ней и тоже закурил.

– Вообще в здании есть курилка, но там сейчас покрасили стены, и пару дней просили не ходить туда.

Она посмотрела на меня и улыбнулась своей волшебной улыбкой.

– Ты снова улыбаешься?

– Я не хотела кричать. Я просто очень устала. У меня больше нет сил бороться. Я действительно разорву контракт, если это продолжится.

– Не горячись.

– Я и не горячусь. Мне вообще это было не нужно, мне некогда особо этим заниматься, а тут еще все время меня пытаются в чем-то переубедить. Одно дело если бы я сама хотела, и горела этой мыслью, может я бы и пошла на уступки, но я не заинтересована в этом проекте. Нет, мне конечно это льстит и в общем интересно, но не до такой степени что бы я прогибалась. Я не особо расстроюсь, если сериала не будет.

– Не злись, но почему ты так против небольших отклонений?

– Это не небольшие отклонения, они меняют историю. А это то, чего я очень не люблю. Англия не моя родная страна, и когда я писала эту книгу, и специально ходила на курс истории Англии, именно по этому времени. Я детально все изучала. Я понимаю, это телевиденье, людям не так важно, что было на самом деле, главное, что бы было интересно смотреть. Но есть истории, которые очень интересны сами по себе, их не нужно приукрашивать, понимаешь? Эта история именно такая. Кроме того, книга не совсем об истории, она о другом. Я додумала то, чему нет исторического подтверждения. Книгу читают, а значит, она интересна. Я не хочу, что бы это был очередной сериал об этом короле, в нем должно быть другое, другой смысл, он не столько исторический, сколько философский. Но это не значит, что я согласна менять историю.

Она выбросила окурок.

– Я больше не хочу об этом говорить. Я устала. Послушай лучше какой дождь.

Она закрыла глаза и вдыхала запах дождя. Чего я там не видел, подумал я, это же Шотландия, здесь всегда идет дождь. Я посмотрел на нее и тут же забыл обо всем. Она как будто слилась с этим дождем и растворилась в нем. Из нее сплошным потоком лилась какая-то новая энергия. Это было спокойствие, умиротворение. Вот дает! Еще пять минут назад она орала как резаная, а сейчас само спокойствие. И как у нее это получается?

Начались съемки. Было интересно, ей удавалось развернуть сюжет так, как ей хотелось. Она больше не кричала, она брала всех своей волшебной улыбкой, и тем, что она несла. В нее влюбилась вся съемочная группа. Да и как в нее можно было не влюбиться? Прошло два месяца, и мы плавно подходили к поцелую и первому интимному моменту. Я боялся этого. Мне казалось, что когда я прикоснусь к ней, у меня окончательно снесет башню. Я рассматривал ее, какой же красивой она была! В ней все было идеально.

Мы обсуждали с ней первую интимную сцену.

– Я немного волнуюсь, – призналась она, – я не актриса, и я не знаю как себя вести.

– Не переживай, на это есть режиссер. Он четко руководит твоими действиями, говорит что и как ты должна делать. Просто выполняй это. Все как всегда. Мы можем порепетировать вдвоем, если хочешь.

– Хочу, – неуверенно сказала она. – А как это будет происходить?

– Будем мы и режиссер, он поможет. Можно порепетировать у тебя дома, думаю, тебе так будет спокойнее.

– Хорошо, тебе виднее. Здесь я не буду командовать, а буду прислушиваться к вам, – с улыбкой сказала она.

Полина снимала небольшой уютный домик. Днем следующего дня мы с режиссером Диего пришли к ней.

– С чего начнем? – спросил Диего.

– Давайте сразу с интимного, – сказала Полина.

Она улыбалась, впрочем, как всегда. Я волновался в сто раз больше нее, и репетиция нужна была мне самому. Здесь мы будем в одежде, а это в разы лучше, чем прикасаться к ее полуголому телу. На съемочной площадке она будет в полупрозрачной тонкой ночной сорочке. Мы начали проигрывать сцену.

– В этот момент Генрих целует Франческу, – сказал Диего.

– Полина, ты боишься ему отказать, он все же король, но неприязни ты тоже не должна выказывать. Он зовет тебя к себе, и ты садишься на край кровати. Ты просто даешь ему себя поцеловать. Не забывай, Франческа не знает, что будет дальше. Хорошо?

Полина кивнула.

– Давайте с того места где Генрих приглашает Франческу в кровать.

Я лежал на кровати, казалось, мое сердце сейчас выпрыгнет у меня изо рта, как только я открою его. Вот она садится на край кровати. Я сажусь позади нее и медленно глажу ее по шее. От нее пахнет жасмином, я вдруг вспомнил, как впервые услышал этот аромат в лифте Праги. Я чувствую, как ее кожа под моими пальцами покрывается мурашками. В комнате не было холодно, и руки у меня не были холодными, значит это реакция ее тела. Я целую ее в плечо, потом разворачиваю к себе, она смотрит на меня слегка испуганно, но так задумано, она играет. Я провожу ладонью по ее лицу, и мои губы приближаются к ней. Ее губы слегка раскрылись, буквально на два миллиметра, так не должно быть, Франческа боится Генриха, а открывшиеся губы говорят о желании. Боже, как меня манило к ней, я хотел впиться в ее губы. Хорошо, что такие же желания одолевали и моего персонажа. Еще две секунды и я касаюсь ее губ, они такие мягкие и нежные. Я впиваюсь в нее, как в последний шанс в жизни, она раскрывает губы сильнее, и мой язык неглубоко проникает ей в рот. Что встречает там мой язык? Ее язык! Она меня целует, отвечает мне, так быть тоже не должно, но я чувствую, как она едва заметно подалась ко мне всем телом.

– Полина, – вырвал меня из пропасти голос Диего, – не отвечай ему, ты просто даешь себя поцеловать, не сопротивляешься, но и не поддаешься ему.

– Хорошо, – ответила она.

– Давайте заново, – сказал Диего.

Я смотрел на Полину, она слегка покраснела. Надо бы прикрыть подушкой свою эрекцию, подумал я. В это момент Полина садится на край кровати. Все повторяется. Я целую ее, но она уже не отвечает. Дальше я укладываю ее на кровать и сжимаю в руке ее грудь, под пальцем я чувствую ее торчащий от возбуждения сосок. Да! Она меня тоже хочет! Почему-то подумал я, как будто это была цель того, чем мы тут занимались. Я продолжаю целовать ее губы, в это время мои руки блуждают по ее телу, потом спускаюсь по шее, задерживаюсь на ней, дальше мои губы приближаются к ее груди. Полина лежит не шевелясь, так должно быть. Тут я от нее отстраняюсь, и говорю, что не намерен насиловать ее, что привык к тому, что женщины сами прыгают в мою постель и так далее, по сценарию.

– Все не так страшно, как мне казалось, – сказала Полина.

– Вот и отличненько, – сказал Диего, – мы можем репетировать все интимные сцены, пока ты не привыкнешь к Марку.

– Да. Было бы хорошо. Спасибо!

Дома я опять накинулся на Фиону, как голодный зверь. Ей это даже нравилось. Ты просто не знаешь причину, стыдливо думал я. Что же будет дальше, когда будут очень откровенные сцены? Я читал сценарий, и мне становилось дурно. Сегодня был простой поцелуй, это даже не цветочки, а едва завязавшиеся бутончики. Где же твой профессионализм? Спрашивал я себя. У тебя ведь были разные съемки, и интимные в том числе, и тоже не менее откровенные. Что же ты тогда не привязывал свою крышу? Женщины были не те. Вообще, все женщины в мире были не теми. Полина была каким-то оазисом, чем-то нереальным, волшебным и манящим. Я летел к ней, как мотылек на огонь, отдавая себе полный отчет в том, что я сгорю, но я не мог не лететь. Это хуже героиновой зависимости.

Мы подходили к первой интимной сцене, в ней Генрих должен был лишать Франческу невинности. Генрих был безумно влюблен в нее, и безумно хотел ее, хотел обладать ею до последней капли. Наши желания совпадали, и мне было совсем не трудно играть его. Но я начал замечать, что к Полине у меня появлялись другие чувства. Она была очень хорошим человеком, добрым и отзывчивым. Она была веселой, вечно улыбающейся и смеющейся своим звонким, заливистым смехом, в который влюбились все вокруг. Она была очень понимающей. Была и ее перчинка, она была очень эмоциональна и импульсивна. Ей дали прозвище чайник. Она закипала в считанные минуты, это было видно по выражению ее лица, потом наступал момент закипания, и со звуком вылетал свисток. Она могла закипеть от какой-нибудь мелочи, в две секунды налетают тучи, двухминутный крик, и снова солнце и радуга. Весь этот процесс занимал не больше десяти-пятнадцати минут. Иногда я слышал, как кто-нибудь кричал «берегись, чайник закипает!». Она не была злой или истеричкой, она даже кричала забавно, без злости, просто таким образом она выпускала пар.