Искатель. 2013. Выпуск №7 - Николай Буянов

Дедушка догнал дядю Валю уже в дверях и вцепился в его шинель мертвой хваткой.

— Забирай, — едва дыша прошептал он. — Забирай что хочешь. Только обещай, что с Оленькой ничего не случится.

…Сколько девочка просидела за креслом — ей было неведомо. Пробило полчаса, потом девять — но этот промежуток времени никак нельзя было назвать часом, не бывает на свете таких длинных часов. Она почти отчаялась, когда в замке повернулся ключ. Опрометью кинулась в прихожую, с разбега уткнулась головой в мамин живот, даже не поежившись от капелек воды, попавших за шиворот.

— Соскучились без меня? — улыбнулась мама. Она была уставшая и пахла свежим хлебом из булочной, расположенной на первом этаже. — Заболела одна преподавательница, пришлось подменять… Где дедушка?

Но дедушка сам появился на пороге гостиной — уже не согнутый, прямой и строгий, даже торжественный, каким принимал поздравления к своему юбилею.

— Паша Садовников арестован, — глухо сообщил он. Хотел сказать еще что-то, но лишь молча развернулся и ушел в глубь комнаты.

В гостиной они тоже молчали — так и сидели рядышком, вокруг стола, покрытого тяжелой малиновой скатертью с бахромой. Мама ни о чем не спросила — наверное, поняла все сразу.

Владлен Романович меж тем тяжело поднялся, на минуту скрылся в библиотеке и вернулся оттуда с чернильным прибором.

— Пиши, — велел он маме.

Она подняла глаза.

— Что писать?

— «Я, фамилия, имя, отчество (фамилию пиши девичью), вдова капитана НКВД Николая Владиленовича Добеля, павшего смертью храбрых в боях с фашистскими пособниками, отрекаюсь от своего свекра и заявляю…»

— Вы что?! — выдохнула мама, отшатнувшись от стола — словно от живой змеи.

— Замолчи. — Дедушка взял перо, обмакнул его в чернильницу и насильно вложил в мамины пальцы. — Пойми, дурочка, я человек конченый. А ты должна спастись. Ради моей внучки.

На маминых глазах появились слезы.

— Я не могу…

Дедушка вдруг протянул руку и вцепился в мамино плечо, точно железными клещами. И глаза его сделались совсем белыми, почти безумными.

— Можешь. Ты должна сделать все, чтобы выжить. А главное — дочку на ноги поставь. И расскажи ей, когда она вырастет… Расскажи обо всем. О Паше Садовникове. О Валентине. О том горе, что он принес нашей семье…

Дедушкин голос ослаб, он отвернулся к стене и пробормотал, будто про себя:

— Подумать только, он стоял здесь, рядом со мной. Я мог дотянуться до его горла — и никто бы меня не остановил. Но это ударило бы по тебе — и я не сумел.

Он вдруг обернулся и долгим взглядом посмотрел на притихшую внучку. И добавил — уже совсем тихо:

— А она — сумеет. Когда-нибудь…

С того момента жизнь девочки круто изменилась. Теперь она представлялась одной сплошной дорогой, ведущей непонятно куда. Девочка даже не представляла себе, как она бывает омерзительна, эта дорога, когда ее так много. Проселочная пыль и пьяный шофер на попутке, грязный вокзал, орущий благим матом общий вагон, дикий полустанок посреди степи, снова проселок и снова пьяный шофер… Они никогда не задерживались подолгу на одном месте. Это превратилось в манию, в навязчивую идею: идти вперед. И мама шла, упрямо поджав губы и волоча за собой рассохшийся чемодан, перевязанный бечевкой. Девочка шла следом за мамой. Иногда она выбивалась из сил, и тогда мама, не произнося ни слова, брала ее за руку. И девочке казалось, что они будут идти вечно — пока не умрут от старости. Или пока не обойдут Земной шар кругом и не вернутся в свой старый дом, только с другой стороны. Или пока…

Глава 2

Ракель

За 3 года до финала

— …Пока ты не отыщешь своего гения, — сказал Юлий. — Где — это уж твое дело. Хоть в Антарктиде, хоть на американской ядерной базе в Неваде… Он ведь исчезает не впервые, пора бы привыкнуть.

— Найдем, — отозвался Ракель, стараясь, чтобы голос прозвучал уверенно. — Я уже дал распоряжение своим ребятам. Три дня максимум — и все будет в порядке, гарантирую. Ты же меня знаешь…

— Сутки, — раздельно произнес собеседник. — Торжество у меня дома будет через три дня. Приглашены солидные люди. Так что… — Он уронил взгляд на золотой «Ролекс» на запястье. — Московское время восемнадцать ноль-ноль. Если твои ребята не найдут Виндзорова к завтрашнему вечеру — тебе придется заплатить неустойку. Плюс — некоторую сумму за моральный ущерб.

Собеседника Ракеля звали Юлий Валентинович Милушевич. Или — просто Цезарь. Первые робкие шаги в бизнесе он начал делать, будучи скромным сотрудником краеведческого музея. В середине девяностых Юлик стремительно пошел в гору, поднявшись на респектабельном антиквариате и компьютерном оборудовании.

Когда-то, на заре туманной юности, они были очень дружны: Юлик Милушевич, Рудик Изельман и непонятно как попавший в город сын гор Дамир Гусейнов, на раз-два покорявший пугливых студенточек из мединститута имени Бурденко. Одна из медичек, белокурая Машенька Озерова с отделения педиатрии, даже наградила неистового горца очаровательным сыном, Дамиром-младшим. Когда Дамиру-младшему «стукнуло» двадцать три, Юлий, свято чтивший законы былой дружбы, взял его к себе в службу безопасности. Не забыл он и об остальных: ссудил Дамиру-старшему денег на открытие собственной клиники глазных болезней и купил Рудику Изельману место в крупной продюсерской компании. Компания занималась всем — от раскрутки поп- и рок-команд до организации концертов скрипичной музыки. Ракель специализировался на скрипачах. В подавляющем большинстве скрипачи были серьезны, кротки и здравомыслящи. Однако в любом стаде всегда найдется паршивая овца. Владик Виндзоров, двадцатидвухлетний выпускник «Гнесинки», лауреат «Пальмовой ветви» (Карловы Вары) и «Золотого смычка» (милая старушка Вена), был как раз подобной овцой. Проклятием. Злым гением…

Нет, Владик Виндзоров не напивался, не снимал в барах шлюх и не нюхал кокаин. Однако Ракель готов был терпеть от него все, что угодно, — лишь бы чертов маэстро оставил свою гнусную привычку исчезать неизвестно куда в самый неподходящий момент. В последний раз Владик исчез после гастролей во Франции, где он выступал в рамках конкурса имени Жака Тибо. Исчез ровно за три дня до торжества в загородном особняке Юлика Милушевича (Цезарь намеревался широко праздновать собственное сорокапятилетие, совпавшее со слиянием нескольких мелких фирм под его началом), именно в тот момент, когда успокоенный Ракель ненадолго ослабил бдительность.