Дама с горгульей - Юлия Алейникова

– Я намекаю, Анжелочка, что вы с Валериком уже не первый год с повышенным интересом следите за состоянием здоровья Вольдемара Сигизмундовича, поскольку сами зарабатывать не умеете, а он жестко обозначил границы дозволенных вам трат. Кому, как не вам, мечтать о наследстве? – бесстрашно глядя в глаза падчерицы, прочирикала Елена Сергеевна. А потом с видом утомленной примадонны повернулась к стоящей за спиной горничной и велела Лизавете налить ей коньяка.

Анжела, красная, как после оплеухи, начала хватать ртом воздух. Ирина же Александровна, окинув взглядом мужчин, стала тяжело подниматься из кресла.

Агриппина, предчувствуя неизбежность разгорающегося скандала, вжала голову в плечи и снова сжала пальцы. Скандалы она ненавидела, ругаться не умела, предпочитая либо решать проблемы мирно, путем логического решения вопроса и прихода к взаимовыгодному консенсусу, либо постыдно пасовала перед наиболее наглыми и напористыми оппонентами.

Елена Сергеевна в сложившейся ситуации оказалась в явном меньшинстве, но это ее, очевидно, ничуть не смущало.

– Алексей Николаевич, – обратилась она ласковым, слабым голосом к сидящему в кресле Сидоренко, – вы возьмете на себя хлопоты по устройству похорон? Я совершенно неспособна сейчас к каким-либо действиям. – И она слабо всхлипнула, одаряя мужа Ирины Александровны трогательным, беззащитным и несколько призывным взглядом.

– Конечно, Леночка, не волнуйся, – ожил безучастно молчавший дотоле господин Сидоренко. Он довольно проворно выбрался из кресла и, подсев к Елене Сергеевне, взял ее крохотную ручку в свою большую, пухлую ладонь, другой ладонью утешающе-неловко похлопывая несчастную вдову по плечику.

Ирина Александровна с Анжелой при виде ловкого и эффективного маневра соперницы налились свекольной краснотой. Теперь перед Ириной Александровной стояла дилемма – броситься на Елену Сергеевну или сперва вернуть на место потерявшего ориентацию супруга. Принять решение она не успела.

Дверь, ведущая в парадную анфиладу, распахнулась, и в комнату почти вбежал бледный, возбужденный сотрудник охраны. Все секьюрити в этот вечер были облачены в черные костюмы и длинные плащи с капюшонами, а на Сокольском был надет черный бархатный камзол с огромным, как блюдо, белым гофрированным воротником. Он изображал то ли герцога де Гиза, то ли Генриха Четвертого. Агриппина удивилась сама себе: о каких глупостях она сейчас думает, когда отец все еще лежит на террасе, придавленный каменным монстром. Бабушка была права: этот уродливый, вычурный дом принес им беду.

Вошедший охранник зашептал что-то Сокольскому. Тот, слушая подчиненного, стремительно менялся в лице. А в следующую секунду распахнулись двери напротив, и на пороге сюрреалистичной гостиной появился… новопреставленный Вольдемар Сигизмундович Начинкин. В своем обычном строгом костюме, при галстуке, подтянутый и грозный. Елена Сергеевна поперхнулась коньяком и истерическим всхрипом, Феликс закричал, а Гриппа перестала дрожать.

– В чем дело? Что здесь происходит? – сурово вопросил хозяин дома.

Голос Вольдемара Сигизмундовича звучал требовательно-недовольно, и Гриппа, с детства робевшая перед отцом, когда тот бывал в плохом настроении, сразу ответила, не дожидаясь повторного окрика:

– Ты умер.

– Что за чушь… – отмахнулся Начинкин. – Я спрашиваю, что происходит? Отвечай, Артем.

Надо отдать ему должное, Сокольский мямлить не стал. Креститься и недоуменно хлопать глазами тоже. Он спокойным, решительным голосом предложил восставшему из мертвых имениннику пройти в соседнюю комнату для объяснений.

Остальные с застывшими от вторичного потрясения лицами молча смотрели им вслед.

– Вот тебе и похоронили! – крякнул Сидоренко, потянувшись к графину с «Хеннесси». – Ну, Волька дает!

Елена Сергеевна в который раз икнула.

Глава 3

В особняке Начинкиных накрыли поздний завтрак. Горничные с красными от недосыпа и слез глазами обслуживали скромную трапезу. Кроме самого хозяина и его жены, за столом сидели обе его дочери, зять, первая жена с супругом и семейство его доверенного лица Пофистала Тарасовича Тиховлиза в полном составе.

Никто вчера по домам не поехал. Полиция почти до утра вела опросы свидетелей, по нескольку раз беседовала с каждым из присутствующих. Допрашивала до рассвета прислугу. В конце концов, гостей отпустили.

«Похоже, эта проклятая вечеринка дорого нам обойдется. Кто теперь захочет ехать в дом после такого кошмарного происшествия? И дело не в убийстве хозяина особняка, которого, как выяснилось, не случилось, а в тех неудобствах, которые проистекали от близкого общения с полицией. Хотя те и старались изо всех сил проявлять корректность, но чего ждать от людей в форме? Они ведь не из Скотланд-Ярда, где им манер набраться…» Вот о чем горестно рассуждала госпожа Начинкина, без аппетита поглощая геркулес со свежей черникой.

Вчера, когда шок от произошедших событий отступил, стало известно, что произошло чудовищное недоразумение.

За полчаса до начала вечера, когда Вольдемару Сигизмундовичу пришло время облачаться в костюм, ему позвонили. Звонок был важный, отложить разговор миллионер Начинкин не посчитал нужным, но, чтобы не заставлять гостей ждать, именинник не придумал ничего лучше, как позвать своего водителя, молодого человека примерно одной с ним комплекции и отправить вместо себя на праздник. К костюму прилагалась латексная маска, и никто бы из собравшихся подмены не заметил, а позже мужчины поменялись бы костюмами, и Вольдемар Сигизмундович незаметно присоединился к гостям.

Таким образом, уродливая каменная горгулья погребла под своими обломками не крупного, влиятельного бизнесмена Начинкина, а простого водителя, Никиту Евгеньевича Окаемова, двадцати семи лет от роду. Стало это известно после прибытия полиции, когда сотрудники следственной бригады, произведя все необходимые действия, принялись освобождать труп из-под обломков. Тут-то и выяснилась личность убитого, о чем поведал Сокольскому примчавшийся в малую гостиную охранник за миг до того, как на пороге возник сам предполагаемый покойник.

Но все же, учитывая непростую, даже, можно сказать, щекотливую ситуацию, полиция сочла нужным гостей допросить. Ведь о подмене именинника никто из них не знал. Более того, даже семья бизнесмена об этом не догадывалась. А несчастный случай вполне мог быть организованным покушением. Конечно, контингент присутствовавших на празднике работы сотрудникам правоохранительных органов не облегчал. Финансовые воротилы, чиновники высокого ранга, депутаты, кое-кто из артистов, но только исключительно заслуженные, с репутацией гениев, короче, вся эта публика надувала щеки, намекала полицейским на возможные неприятности, отвечала сквозь зубы, едва снисходя до простых смертных, вынужденных лезть к ним со всякими глупостями. Да и сам хозяин дома, чудом избежавший в этот вечер смерти, жизни следственной группе не облегчал. Словно не о его драгоценной безопасности они заботились. В общем, вчерашний вечер никому из оказавшихся в доме-монстре граждан приятным не показался.

На рассвете, прежде чем покинуть место происшествия, начальник следственной группы имел приватную беседу с хозяином и главой департамента безопасности принадлежащего Начинкину холдинга, Артемом Георгиевичем Сокольским. И сообщил им, кто из присутствовавших на празднике гостей и членов семейства не имел алиби на момент гибели Никиты Окаемова и на некоторый отрезок времени непосредственно перед таковым.

В этот список, помимо матери хозяина, проведшей прошедший вечер в своей комнате у телевизора, вошли старшая дочь господина Начинкина с мужем и ее мать. Семейство Тиховлизов также не имело алиби, и как-то неуверенно и туманно рассказывало о своем местонахождении на момент убийства. За исключением Ильи Пофисталовича, который до момента трагического происшествия неотлучно находился при Гриппе. Хотя и не сказать, чтобы молодые люди были вместе, Тиховлиз-младший просто болтался с ней рядом. Но многие его видели и алиби подтвердили.

Вольдемар Сигизмундович, будучи человеком большого ума, удивительной прозорливости и недюжинного стратегического таланта, предпочитал держать друзей близко, а врагов еще ближе, поэтому все выше перечисленные особы были оставлены на ночлег в особняке, и сейчас они, невыспавшиеся, с кислыми лицами, находились за столом.

Утро этого серого осеннего дня застало Агриппину у окна ее спальни, сидящей в кресле-качалке. Завернутые в плед босые ноги девушки давно уже заледенели, и вся она, сжавшаяся в комок, укутавшаяся в ангорский плед, сотрясалась от мелкого нервного озноба. Ее комната в новом особняке родителей была обставлена хоть и уютно, но, на Гриппин вкус, слишком кричаще. Чувствовалась мамина рука. Позолота, резная кровать с балдахином, украшенная перламутром и слоновой костью, росписи на потолке, исполненные модным московским художником, лепнина, хоть и выдержанная в стиле модерн, но все же слишком вычурная. Больше всего комната напоминала покои сумасшедшей принцессы-переростка. Слишком слащаво, слишком позолочено и шелковисто-воздушно. Не комната, а безе с кремом. Единственное, что радовало Гриппин взгляд в этой роскошной комнате, это вид из окна – ало-золотой осенний сад был чудесен. Даже пелена мелкого холодного дождя не портила пейзаж, а скорее прибавляла ему прелести. И, уж конечно, идеально гармонировала с Гриппиным настроением.