Боцман - Камиль Зиганшин

Боцман ночью спустился с горных отрогов и, не найдя подруги, по следам охотников вышел на окраину леса, обрывавшегося в сотне метров от береговой линии. Дальше, за рекой, на пологом увале виднелись безликие в предрассветной мгле жилища людей.

Оставаясь под прикрытием деревьев, кот послал призывной клич и через мгновение услышал ответный горловой вопль Кисы. Он доносился откуда-то из середины первого ряда домов, примыкавших огородами и банями к реке. Обменявшись резким вяканием, кошки вконец переполошили деревенских псов, и Боцман счел благоразумным не дразнить их больше, тем более, что теперь он знал, где искать Кису.

Возвращаясь в горы, он невольно прислушивался к звукам, доносившимся из селения. Собаки потихоньку угомонились. Изредка взбрехнет одна, другая, одиноко просипит бык, подаст трескучий голос петух и опять тишина.

Боцман, терзаемый противоречивыми чувствами, все чаще замедлял шаг и скоро остановился в нерешительности.

Привязанность к подруге, желание увидеть и освободить ее не давали ему покоя, подавляя самый главный инстинкт -- инстинкт самосохранения. Наконец, он решился и повернул обратно, навстречу восходящему солнцу.

Шагал Боцман свободно, без страха; сильное, невиданное ранее чувство вселяло уверенность в его сердце.

Будучи жителем глухой тайги, он избегал открытых пространств. Там он не чувствовал себя в безопасности, но сейчас кот смело вышел на высокий чистый берег и, не таясь, доступный людским взорам, встал, как изваяние, отчетливо выделяясь на снежном фоне. Боцман понимал, что его видно из селения, но он был в таком состоянии, когда совершаются необыкновенные и необъяснимые поступки, и насилу преодолевал желание немедленно идти к месту заточения Кисы.

Баба Галя, спускаясь к проруби за водой, подняла голову и неожиданно для себя увидела громадную рысь. Уронив ведра, она опрометью пустилась бежать к дому, всполошила соседей и вскоре вся деревня гомонила о коварной рыси, которая напала на бабу Галю, но то ли промахнулась, то ли бабка успела надеть ей на голову железное ведро. Главное, баба Галя, слава Богу, жива, а рысь осталась голодной и караулит новую жертву.

Кто посмелее, особенно мальчишки, ходили ватагой за огороды и глазели на дерзкого разбойника, стоящего на противоположном берегу реки с высоко поднятой головой.

Охотники с лайками уже неделю как разъехались по участкам - начался промысловый сезон. Охранять деревню остались одни бестолковые дворняги.

Встревоженные бабы направились к местному зверолову Ивану Михайловичу Карпенко, но он уехал в лесничество связываться с областной базой "Зооцентра", чтобы просить машину для отправки отловленной рыси.

Когда женщины выходили из его дома, с реки донеслось громкое и резкое "Вау-у". Киса в ответ радостно откликнулась из сарая.

Женщины заскочили обратно в сени и излили свое застарелое недовольство и раздражение на хозяйку дома.

- Вот ловит твой рысей, медвежат, волчат, а звери-то, вишь, какие наглые в отместку стали. Скоро всю деревню окружат. Ни за водой сходить, ни детям на коньках покататься. Прошлый год медведица допекала, а теперь рысь...

- Занятие ваше нам всем на погибель, - добавила высокая старуха, штраф на вас надо за такое.

- Оно верно, штрафом надо проучать, - охотно поддержали остальные.

- А ну вас к ляду, - отмахнулась хозяйка и ушла кормить скотину. -- Вот и толкуй с такой. Пошли, бабы, к Егору, он рысь стрельнет, не промахнется.

- Чего без толку ходить, небось уж пьяный.

- А вдруг нет.

- Точно, пьяный - с утра тетеревов Афанасьевне нес на мен.

- Да, это уж такой человек...

Тем временем мужики, не занятые на промысле или забросившие это тяжелое и рисковое занятие, кто по возрасту, кто по здоровью, собрались у сельпо и решали, как быть.

- Эх, карабинчик бы!

- Так его только штатным* выдают, да и то не всем.

- Из гладкостволки усиленным зарядом тоже можно достать, - убеждали другие.

Так и порешили: приготовить ружья и через час всем вместе собраться у огородов, за сельпо.

- Но чтоб без собак - котяра сразу уйдет. И стрелять разом, по команде. Кто-нибудь да попадет, - инструктировал бывалый дед Тимофей.

Смертельная опасность нависла над Боцманом. Он видел, как очередная ватага людей направилась через огороды к реке. Но насторожило его не столько приближение людей, как, то, что у каждого из них в руках была громовая палка.

Люди между тем вышли на обрывистый берег и стали целиться в рысь. Боцман забеспокоился и быстрым шагом, не оглядываясь, потрусил под защиту деревьев. Вокруг коротко прогудели шмели, и его ступни ощутили легкие, но резкие удары по промерзшей земле. А через мгновение докатились раскаты грома.

Убегая, Боцман обернулся и успел даже разглядеть людей, окутанных клубами серо-желтого дыма, как вдруг его насквозь прожгла боль. Превозмогая ее, он огромными махами попытался достичь спасительно черневшего пихтача, но, не дотянув каких-то пять-шесть метров, распластался на снегу.

Мужики, постреляв для верности еще, перешли реку и окружили кота. Вытянувшийся в последнем прыжке во весь рост, он казался особенно громадным.

- Это сам Боцман и есть. Отбегал наш великан, - не то с удовлетворением, не то с сожалением произнес дед Тимофей.

Восхищенно оглядывая богатую шубу и пробуя пальцами остроту кривых когтей, удачливые охотники задымили.

Самый старый в их компании дедушка Антон присел на корточки и, кряхтя, стал искать, куда попали пули.

- Видать, в сердце угодили, навылет, - заключил он и, раздвигая шерсть, продемонстрировал кровоточащие раны между ребер.

- Ой, че это?! Мужики, тихо! Кажись, сердце тукает. Во-во. Еще раз. Так он живой.

Охотники вскинули ружья.

- Антон, отойди! Очухается, задерет когтищами. Отойди, тебе говорят. Мы его сейчас успокоим.

- Да погодите, мужики. Совестно как-то... И хорош больно! Жалко красоту такую. Давайте к Карпенко свезем. Может, выходит, да сдаст на свою звериную базу. Пусть городские нашим Боцманом полюбуются.

Кончай, дед, канитель поповскую разводить. Добить и точка!

Тут послышались звонкие голоса:

Ну что, убили? А кровищи-то! Мировой котяра!

К охотникам подбежали запыхавшиеся пацаны.

Антон, воспользовавшись заминкой, снял ремень с ружья и туго обмотал задние лапы рыси. Мужикам ничего не оставалось, как помочь связать и передние.

- Ребята, давай быстро сани...

Лежа в теплом, рубленом сарае на душистом сене, Боцман ощутил легкое поглаживание. По шкуре, вслед за ним, пробегал приятный озноб. Боцману чудилось, что рядом сидит Киса и ластится к нему.

От блаженства Боцман хрипло заурчал и попытался сладко потянуться, но пробитое тело откликнулось болью. Кот очнулся, открыл глаза. Кто-то темный сидел перед ним.

Человек!!!

Волна блаженства сменилась волной леденящего страха. Боцман попытался вскочить, чтобы защищаться, однако лапы были стянуты путами. Но даже не будь их, ослабленный большой потерей крови, кот все равно не смог бы встать на ноги. От ощущения полной беспомощности Боцмана обуял ужас. Оскалив зубы и глухо зарокотав, он вжал голову в сено и исподлобья следил за каждым движением человека.

- Не бойся, дурачок, - успокаивал ровный, тихий голос, - поешь. Тебе надо есть, чтобы поправиться, - человек протянул нанизанный на прутик кусок мяса.

Чтобы не стеснять рысь, он отодвинулся, и Боцман смог разглядеть его. Ничем не примечательный. Скорее даже невзрачный. Только на лице, обрамленном мшистой рамкой седоватой бороды, выделялся длинный и крючковатый, похожий на клюв хищной птицы, нос. Но это сходство не придавало лицу выражения враждебности, а наоборот, как ни странно, делало его добродушным. Ни одним движением человек не обнаруживал намерения причинить зло или боль.

- Ешь, ешь, дружок, ешь, - с этими словами Крючконос плавно приподнялся и, мягко ступая, вышел.

Скрипнула подпираемая колом дверь.

Боцман внимательно огляделся. Он лежал в бревенчатом логове с крохотным оконцем. Терпко пахло навозом. За дощатой перегородкой протяжно и шумно вздыхали корова и бычок. Они, уже привычные к часто меняющимся грозным соседям, не обращали на рысь внимания и то и дело шуршали сеном в кормушке, переступали копытами. Повернув голову, кот чуть не уткнулся мордой в куски мяса, лежащие на гладкой тонкой доске. В горло першило от сухоты. Боцман осторожно взял было один кусок в зубы, но недоверие к человеку удержало его от соблазна: в последний момент раскрыл пасть и мясо упало на подстилку.

С двуногими существами Боцман связывал только боль и смерть, поэтому сейчас был несколько обескуражен поведением Крючконоса, но не сомневался в его скрываемых до поры до времени, недобрых намерениях и был уверен, что ему уготована незавидная часть.

От томительного ожидания смерти к вечеру его трясло, как в лихорадке. Нервы и мускулы вибрировали, словно туго натянутые струны. Ослабленный перенапряжением и потерей крови, кот, в конце концов, забылся в тревожной дремоте, так и не притронувшись к мясу.