Журнал «Вокруг Света» №9 за 2005 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подобные действа происходят на Елисейских Полях регулярно, а самое пышное из них, естественно, в День взятия Бастилии, 14 июля. Тогда вместо стариков по проспекту проходят действующие войска: от альпийских стрелков в «ретро»униформах и конных гвардейцев в живописных кирасах до «крутых парней» из Иностранного легиона. Принимает парад президент. По такому случаю вдоль платановых аллей на тротуарах строятся трибуны, но места на них достаются только приглашенным счастливчикам. Легкие танки и бронетранспортеры прокатываются мимо них, едва не задевая стальными боками. Зато самый последний и тоже традиционный «аттракцион» большого парада доступен всем парижанам и гостям столицы, в какой бы точке города они ни находились. Сверхзвуковые истребители-«миражи» распыляют в воздухе газовые струи цветов национального флага. Каким-то образом удается достигать большой стойкости этого эффекта, и сине-красно-белые «облака» надолго зависают над улицей.
Парад завершается до обеда, а к вечеру трибуны уже разобраны, однако движение по улице еще не возобновлено. На Полях полно народу – все ждут фейерверка, после которого улица пустеет. Такое на ней случается редко, особенно летом, но 14 июля все, наверное, разбредаются по домам – праздновать. И вот небо расцвечено огнями, а на проезжей части – размазанный боевыми «гусеницами» конский навоз… Эта картина кажется мне в высшей степени символичной для Елисейских Полей.
На «Красной площади» в ПарижеЦель, с которой я приехал на сей раз во Францию, – написать статью о Полях – вызвала у моих знакомых парижан, изрядных снобов, неожиданный энтузиазм. Неожиданный потому, что речь ведь шла не о Монмартре или «левацком» Латинском квартале, местах «истинно парижских» и по-своему утонченных. Елисейские Поля – иное дело: много «интернационального» стекла и бетона, шикарный, но безликий дизайн. Толпы туристов – и ничего, кроме развлечений, в диапазоне от незатейливых до отчаянно дорогих. В общем, цитадель буржуазной благопристойности и шика, где живут и работают «серьезные люди». Снять помещение здесь стоит до 6 500 евро за м2 в месяц, и все равно есть очередь из желающих это сделать.
И все-таки даже для самых эстетски настроенных французов (в том числе для тех, кто боится в этом признаться) в елисейской магистрали заключен некий высокий смысл. Примерно как для нас – в Красной площади. Ничего особенного в ней вроде бы нет, но едва ли много найдется существенных событий новой российской истории, которые обошли ее или прилегающие территории стороной.
Так и на Полях – чего на них только не случалось, особенно с тех пор, как политическая жизнь страны взорвалась Великой революцией. В начале октября 1789 года именно отсюда целая «армия» разгневанных парижских домохозяек отправилась пешком в Версаль, следуя за семейством Людовика XVI, под лозунгом: «Тот, кто станет аплодировать королю, будет побит палками, а тот, кто оскорбит короля, будет повешен». Но вскоре, как известно, умонастроение французов изменилось и главный проспект Парижа огласился уже иными звуками. Засвистело в воздухе лезвие якобинской гильотины. Потом – загремели наполеоновские барабаны. Застучали кирками и лопатами рабочие в противоположном конце Полей, на площади Звезды, – там император велел строить Триумфальную арку, крупнейший в мире памятник воинской славы (1806 год). Затем затрещали на огне поленья от срубленных платанов – это русские казаки в 1814 году жарили мясо прямо посреди магистрали. В конце концов огонь остался только один, но Вечный – его зажгли под Аркой на могиле Неизвестного солдата Первой мировой. И все это – лишь верхушка елисейского исторического айсберга…
Величественную историю, пафос больших событий, пробивающийся через повседневную суету, гомон и сверкание разноцветных витрин, хранят «посвященные». Те, кто, скорее, по призванию, чем по долгу службы, пытаются сберечь связь времен. Среди них – мои знакомые: генеральный инспектор памятников столицы Кристиан Прево-Марсиласи и Жан-Луи Топэн, один из главных архитекторов мемориальных и достопримечательных мест Франции (число этих архитекторов совпадает с числом исторических провинций страны). Являясь «посвященными», которым, как я уже сказал, «принадлежат» Поля, мои собеседники сами живут в непосредственной близости от них: мсье Прево – на улице Фобур-Сент-Оноре, а мсье Топэн – на авеню Ваграм, в двух шагах от площади Звезды. Такое место жительства, конечно, престижно, но главное – оно продиктовано тем, что Поля для знатоков не просто улица, но Дорога. Это становится ясным из неторопливого обстоятельного рассказа, подкрепленного множеством планов, схем, фотографий и даже диаграмм, которые мои попутчики любезно захватили на прогулку. А также – из того, как деликатно, но твердо они, слой за слоем, снимают хрестоматийный глянец, которым в расхожем представлении Поля покрылись уже давно; из деталей, известных моим провожатым и неизвестных при этом многим путеводителям; из того, что во многом стало содержанием этой статьи.
Несостоявшийся слонВот, скажем, многим ли известно, что сначала Наполеон I в честь своих подвигов предполагал возвести не классической формы Триумфальную арку, а гигантскую статую слона? Трудно сказать, что именно навело его на такую мысль: то ли пребывание в Египте (вряд ли, впрочем, генерал Бонапарт встречался там со слонами – на берегах Нила они никогда и не водились), то ли традиционное удивление и восторг, которые европеец XVIII века испытывал при виде экзотических исполинов. Кстати, в топографии Москвы тоже есть след этого восторга. Старожилы здесь всегда готовы показать вам вмятину в старой стене дома XVIII столетия на улице Солянке. По преданию, к ней прислонился слон, подаренный Елизавете Петровне персидским шахом. Как раз тот самый, которого в басне Крылова «по улицам… водили, как видно, напоказ».
Как бы там ни было, придворные архитекторы отговорили императора от экстравагантной идеи. Было решено возводить сооружение классических римских форм. Но потом, с 1813 по 1846 год, макет слона с башней на спине в Париже все же стоял – на площади Бастилии. В нем, если верить Виктору Гюго, жил Гаврош. А Арка заняла свое законное место среди хрестоматийных символов Франции, и теперь мало кто задумывается о том, с каким трудом и в каких противоречиях она строилась. Проект архитекторов Жана Раймона и Франсуа Шальгрена был утвержден в 1807-м, но к 1810 году, когда Наполеон Бонапарт решил с максимальной помпой ввезти в город новую супругу Марию-Луизу, на площади Звезды успел вырасти только каркас. На него и натянули полотно с «росписью» – все, что надлежало воплотить в камне, там просто нарисовали.
Никто из основных действующих лиц тогдашней церемонии до настоящих Триумфальных врат не дожил. Несчастная австрийская принцесса (она же французская императрица) еще однажды в жизни проехала под «макетом» арки, удаляясь из города в 1814 году, перед союзной оккупацией. Раймон и Шальгрен вскоре скончались. А самому Наполеону было суждено оказаться под сводами Арки (достроенной при «короле-гражданине» Луи-Филиппе), но уже в саркофаге. Тот ужасно холодный декабрьский день 1840 года, возможно, видел самое значительное скопление народа на Елисейских Полях за весь XIX век. Говорят, 100 тысяч человек пришли проводить владыку полумира – на сей раз уже в самый последний путь, до собора Дома Инвалидов. Теперь, конечно, иногда собирается и больше, но ведь разрослись с тех пор и Париж, и сама площадь Звезды. В те времена ее, можно сказать, не существовало: до 1860-го Арка соседствовала с двумя строениями, обрамлявшими въезд на Елисейские Поля, – абсолютно одинаковыми квадратными павильонами в стиле «неогрек» с круглыми куполами, портиками и пятью колоннами с каждой стороны. Зачем они там стояли, никто в городе давно не помнил. Только архивные «черви» вроде моих сегодняшних провожатых могли бы объяснить: это остатки таможенной заставы Этуаль. Раньше город здесь заканчивался. Так что пройти под Триумфальной аркой в ту или другую сторону в некотором роде означает войти в Париж или выйти из него. Теперь она, напротив, – сердце, центр муниципальной композиции. В этом нетрудно убедиться, стоя под вечер на смотровой площадке Арки (высота 50 метров), когда затихает постепенно круговое движение по площади. Парижане, отстояв в дневных пробках, покидают центр, ныряя в один из двенадцати лучей-проспектов (ярчайший из них – Поля), отходящих от площади, к «звездному» названию которой современники прибавили имя де Голля. Оптически с такой высоты машина кажется немногим больше мыши, и интересно воображать себе: вот каждая из них нюхом безошибочно узнает свою норку, длинный коридор, где-то далеко в конце которого – ее собственный укромный уголок. А завтра, проснувшись, все это «полчище» вновь соберется воедино, привлекаемое мощным энергетическим полем Арки, Звезды, Полей… И так каждый день, много лет подряд.