Грозное дело - Сергей Булыга

Трофим подумал и спросил:

– А если какой карла?

– Карле тоже не пролезть. Совали мы карлу.

Трофим опять задумался. Потом сказал:

– А если сбрехал ваш истопник и никого там не было?

– И что тогда? – настороженно спросил Зюзин.

Трофим задумался. Но ни о чём на этот раз не думалось. А вот зато всего заколотило! Зюзин опять заговорил:

– Оттуда только одна дверь – в сени. А там всегда рынды. Нет, говорят, никто из чужих не заходил, не выходил. Были только царь с царевичем. После зашёл Савва с дровами. Дрова все были на месте, кучкой… Савва выскочил и заорал. Его едва уняли.

– Так, – задумчиво сказал Трофим. – А что царевич говорит?

Зюзин посмотрел на Годунова. Годунов сказал:

– Государь-царевич ничего не отвечает. У государя-царевича жар.

– А… – начал было Трофим, но испугался и умолк.

– Вот то-то и оно! – сказал Зюзин. – Конечно!

Трофим молчал. Зюзин, тоже помолчав, продолжил:

– Ты только не умничай. Умников у нас и без тебя хватает. Да у тебя же голова, я знаю, и она не соломой набита. Я же помню, как ты тогда нам пособил, того матёрого зверя зарезал. Вот и сейчас пособил бы. Да и чего тут пособлять, когда дело и так решённое? Я ещё раз говорю: он, как бес, вдруг ниоткуда выскочил, подскочил к царевичу, цах-цах его в висок – и отскочил, и сгинул. А царевич, как сноп, на пол.

– Чем он его так? – спросил Трофим.

– Бес его знает, – неохотно сказал Зюзин. – Кистенём, из рукава, я думаю. Полголовы разбил! Царевич третий день лежит, шелохнуться не может. Лекарь робеет, говорит, как бы ему хуже не стало, как бы кровь не загорелась.

Трофим вздохнул. Зюзин очень сердито сказал:

– Чего развдыхался?! Дело решённое, дурень! Никуда тот бес от нас не выскочит. Он где-то здесь, во дворце, хоронится. Мы же сразу перекрыли тогда всё! Нужно только хорошенько поискать. Ну, так ищи! Найдёшь, будет тебе награда, а не найдёшь, сядешь на кол.

– Да как это?! – затравленно сказал Трофим. – За что?!

– За то, что царевича извёл.

– Как это я извёл? – спросил, аж захрипел Трофим. – Я же тогда был в Москве!

– Не был, а таился! – со злостью сказал Зюзин. – Скажешь, и ещё как скажешь, что убил! На дыбе всё скажешь. Поэтому не доводи ты меня до греха, а лучше ищи как следует. Чем скорей сыщешь, тем больше будет награда. А пока не заминай меня! У меня и без тебя забот хватает! – Тут он повернулся и позвал: – Борис!

Годунов шагнул вперёд. Зюзин сказал ему:

– Забирай от меня этого! – и он указал на Трофима. – Веди! Там ждать не любят! А у меня и без вас дел навалом.

И тут же, будто в подтверждение его словам, раздался стук в стену с другой стороны.

– О! – сказал Зюзин. – Слышите? Ко мне пришли уже. А вы идите!

Годунов повернулся к Трофиму, кивнул, и они пошли от Зюзина.

6

Трофим, как только они вышли, сразу же перекрестился. Годунов на это только хмыкнул и велел идти за ним. Трофим спросил, куда они теперь? Но Годунов и не подумал отвечать, а развернулся и пошёл. Трофим пошёл за ним. А перед ними шёл стрелец со светом. Второй стрелец, тоже со светом, шёл следом за Трофимом.

И опять они то поднимались вверх по лестницам, то опускались вниз и поворачивали то в одну, то в другую сторону. Трофим уже ничего не считал, пальцев не загибал, на тесноту и духоту не злился, а просто шёл себе, как старый конь на живодёрню, да время от времени невесело вздыхал. Никто им на пути не встречался, только сторожа на рундуках да сторожа возле иных дверей. А при одних дверях стояли даже рынды. Годунов, проходя мимо них, громко хмыкнул. Рынды вздрогнули.

И ещё вот что: нигде никто, то есть никакие сторожа, ничего у них не спрашивали, ни, тем более, не останавливали их. Но и шапки не очень-то ломали, а так, больше с ленцой, и Годунов им не пенял за это.

Так они шли довольно долго, а потом вдруг вошли в небольшие, но зато очень богатые сени, и там при дверях стояли сразу восемь рынд – все в золочёных кафтанах и с золочёными же бердышами. Царица Небесная, мелькнуло у Трофима в голове, не выдай! Он поднял руку и утёр лоб. Лоб был в поту и горел, сердце колотилось, ноги стали подгибаться…

– Но-но-но! – тихо, но строго сказал Годунов. – Ещё чего?!

Трофим встряхнулся, осмотрелся. Рынды при дверях стояли неподвижно. Годунов снял шапку. Какой-то человек, тоже без шапки, но в богатой шубе, отделился от стены, поклонился Годунову и сказал:

– Боярин! Скажи про меня. Я здесь со вчерашнего утра, боярин. А мне ехать надо!

– Всем надо, – сказал Годунов и повернулся к двери.

– Боярин! – повторил тот, в шубе. – Мне в Псков! К королю!

– Король не в Пскове, наши в Пскове! Чего мелешь?! – сердито сказал Годунов, стараясь говорить негромко.

– Глуп я, боярин! Дурь сморозил! – не унимался тот, в шубе. – Меня государь призвал! У меня вот, боярин! – и он показал свёрнутую в рульку грамоту. – В Псков надо отвезти! Немедля!

Годунов хотел взять грамоту. Тот, в шубе, не дался, отступил.

– Ты чего это? – яро, но шёпотом воскликнул Годунов.

– Не смею! – сказал тот испуганно.

– Ой, Сёмка! – сказал Годунов. – Не балуй! – и снова потянулся к грамоте.

Сёмка (Семён Ададуров, царёв посланник в Псков) убрал грамоту за спину и виноватым голосом сказал:

– Государь велел, чтоб никому!

– Ну, тогда жди, покуда государь… – начал было Годунов, но не закончил, обернулся к Трофиму, сделал ему знак не отставать и первым пошёл к двери.

Трофим пошёл за Годуновым. Рынды перед ними расступились.

Там, куда они вошли, было почти совсем темно, горела только одна свеча, но и ту поставили за занавеску. И за той же занавеской виднелась чья-то тень. Годунов негромко кашлянул в кулак. Тень задвигалась. Потом из-за занавески вышел молодой боярин, держа в руках шапку. Вид у боярина был перепуганный. Трофим присмотрелся и узнал – это был Богдашка Бельский, царёв оружничий.

– Ну что? – тихо спросил Годунов.

Бельский пожал плечами.

– Кто там ещё?

– Софрон.

Годунов кивнул. Бельский глянул на Трофима, сразу стал очень сердитым, и так же сердито спросил:

– Кто это?

– Из Москвы, – ответил Годунов. – Тот самый.

– А! – недовольно сказал Бельский. – Да только теперь надо ли?!

– Испытать надо, – сказал Годунов.

– Ну, испытай, – сказал Бельский. – А я посмотрю!

И он даже хмыкнул. Трофима опять пробил пот, руки задрожали. Годунов взял Трофима за руку. У Годунова рука не дрожала. Она была холодная и потная. Годунов повёл Трофима за собой.

Они зашли за занавеску. Там, на мягкой короткой скамье с подлокотниками, сидел царь Иван Васильевич – без шапки, босой и в домашнем татарском халате. Халат был дорогой, парчовый. Царь был как будто неживой – не шевелился. И глаза у него не моргали. Глаза смотрели в одно место, куда-то поверх Трофимова плеча. Потом глаза немного повернулись и стали смотреть прямо на Трофима. Трофим начал задыхаться, ему стало нечем дышать. Царь пошевелил губами.

– Назовись! – тихо сказал Годунов, стоявший рядом.

– Государь царь батюшка, – дрожащим голосом сказал Трофим. – Вели казнить! Не гневайся!

Царь медленно моргнул. У Трофима ноги стали подгибаться, он опустился на колени.

– Назовись! – повторил Годунов ещё тише.

– Раб твой, – сказал Трофим, – Трофимка я, Пыжов, стряпчий. Князя Михаила человек. Князя Лобанова-Ростовского.

Царь недовольно поморщился.

– Глуп он! – поспешно сказал Годунов. – Он, государь, как только тебя увидел, сразу ума лишился. Так ведь, Софрон?

– Так, так! – сразу послышалось в ответ.

Трофим повернулся на голос и увидел, что возле царской лавки сидит на полу древний старик в белой длинной рубахе. Старик был совсем седой, длиннобородый, костлявый. Старик этот, Софрон, смотрел на Трофима строго, испытующе. Трофиму стало боязно. Вдруг Годунов опять заговорил:

– Беда у нас великая, царь-государь. Но мы эту беду развеем. Сыщем мы злодея, государь, не сомневайся. Трофимка сыщет. Как и того тогда сыскал, так сейчас сыщет и этого. Сыщешь?

Трофим кивнул – сыщу!

– Сегодня же?

Трофим кивнул – сегодня же!

– Побожись!

Трофим перекрестился.

– А не сыщешь – на кол!

Трофим широко кивнул, что на кол.

– Встань!

Трофим встал.

– Вот, государь, – продолжил Годунов, – Трофимка взялся и Трофимка сыщет, не кручинься. И государь-царевич тебе шлёт поклон. Бью, говорит, челом за батюшку, не хворай. Батюшка царь-государь, я, говорит, твой сын любимый, Ивашка-царевич, пёс твой…

Царь вдруг резко поморщился. Годунов сразу замолчал. Царь открыл рот и что-то прошипел.

– Что? – тихо спросил Годунов.

– Вон! – громко сказал Софрон. – Пошли вон, псы смердячие! Вот что государь велел!

И Годунов с Трофимом сразу вышли.

7

В сенях они остановились. Сзади них стояли рынды, а впереди, возле входной двери, Богдашка Бельский, вор, царёв оружничий. Годунов, не глядя на него, вполголоса спросил: