Цветочки Александра Меня. Подлинные истории о жизни доброго пастыря - Юрий Пастернак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ещё хуже было в другом киоске, в подземном переходе станции метро «Калужская». На подобный вопрос продавщица мне ответила: «Да не бывает у нас этих книг. Топор зря не падает». Именно так.
Священник Филипп Парфёнов
Один священник из Подмосковья мне рассказал, как в его благочинии пытались реализовать нынешнюю установку священноначалия на духовную цензуру литературы, продающейся в приходских лавках. Благочинный просмотрел все приходы в его округе, и в результате оказалось, что, с одной стороны, были изъяты сомнительные книги о всяких старцах на грани «оккультного в Православии», а с другой, почему-то убрали книгу уважаемого прот. Валериана Кречетова, где он поставил в пример мусульман нерадивым современным православным, и также были изъяты книги отца Александра Меня там, где они продавались. Я изумился: «Так вроде митрополит Ювеналий всегда благоволил к отцу Александру! И покровительствовал ему при жизни, и панихиды о нём ежегодно служит». На что последовал такой ответ: «Ну, Ювеналий и епархия… Так это ж две совершенно разные вещи!»[4]
Юрий Пастернак
Однажды в феврале 1988 года мы с Ильёй Корбом поехали на литургию в храм Воскресения Словущего, что в Брюсовом переулке. В этом храме тогда служили известные священники Геннадий Огрызков, Артемий Владимиров и Владимир Ригин. Я оказался на исповеди у о. Владимира. Между нами состоялся такой диалог:
– Вы откуда, из какого храма?
– Я из Сретенского храма в Новой Деревне. Мой духовник – отец Александр Мень.
– Вы из Новой Деревни? Ну и ходите туда! Что вы сюда ходите?
– Да мне бы исповедаться…
– Нет, потом, потом, когда-нибудь… Я не допускаю вас к причастию.
Илье кое-как удалось причаститься. Я не знаю, что он говорил на исповеди, но о. Владимир Ригин допустил его к причастию, хотя и отчитал, как нашкодившего школьника. У креста неожиданно отец Владимир вручил ему просфору из алтаря. А я почувствовал себя изгоем в своей Церкви.
Священник Вячеслав Перевезенцев
В 94-м – я уже был священником – Великим постом мы с моим тестем, о. Владимиром Архиповым, поехали в Печоры. О. Владимир давно окормлялся у о. Иоанна (Крестьянкина) и сказал, что сможет устроить нашу встречу. Приехав в монастырь, мы узнали, что о. Иоанн болен и никого не принимает. Но о. Владимир сказал, что скоро будет праздник Сорока Севастийских мучеников, который о. Иоанн очень любит, и он наверняка будет в алтаре. Так и случилось. О. Иоанн не служил, но его привели в алтарь, и после службы нам удалось с ним побеседовать. Никогда не забуду того света, который от него исходил. Он был маленького роста, совсем седой, очень близорукий, но когда он на тебя смотрел сквозь свои огромные очки, создавалось впечатление, что он видит тебя насквозь и всё про тебя знает. Но самое сильное впечатление осталось от его улыбки, которая не сходила с лица, и от этого было чувство защищённости и тихой светлой радости, наполняющей сердце. Я поговорил с о. Иоанном совсем немного и, честно говоря, сейчас даже не помню, о чём его спрашивал.
В конце разговора к нам подошёл о. Владимир и задал вопрос, который его сильно волновал: как о. Иоанн относится к убиенному Александру Меню. Надо сказать, что вопрос этот был задан не просто так. Все мы помним, сколько клеветы, мерзких статей тогда ходило среди православных об отце Александре, в чём только его не обвиняли – еретик, жидомасон, сатанист и т. д. Как-то, приехав в Лавру, мы в книжной лавке увидели гнусную брошюру некоего прот. Антиминсова. О. Иоанн сказал, что он был лично хорошо знаком с отцом Александром и всегда считал его ревностным пастырем и проповедником Христовой Истины. «Можно ли читать его книги?» – «Конечно же, можно», – ответил о. Иоанн. Об Антиминсове мы его спрашивать не стали, тем более что никакого Антиминсова и не было, а была просто гнусная фальшивка и анонимка.
Мне всегда было так странно слышать вопрос, который часто ставили передо мной, зная, что я был лично с ним знаком: «Как Церковь относится к отцу Александру Меню?» Посудите сами, как может Церковь относиться к священнику, тридцать лет прослужившему в храмах Московской епархии Русской православной церкви, закончившему Московскую духовную академию и защитившему там диссертацию, награждённому почти всеми священническими наградами, написавшему десятки книг и издавшему их тогда, когда не то что писать, а даже читать было опасно? Как Церковь может относиться к священнику, ставшему апостолом и добрым пастырем для сотен людей в стране победившего атеизма? Как Церковь может относиться к священнику, собиравшему, когда стало возможно открыто проповедовать Слово Божие, многочисленные аудитории и обратившему тысячи людей от безбожия к вере? И ведь он был тогда, в конце восьмидесятых, не просто одним из немногих, кто это делал, а единственным. И не только потому, что был одарённым проповедником (таких было среди его собратьев немало), а потому, что готовился много лет к этой возможности – призывать людей ко Христу. «Горе мне, если не благовествую» (1 Кор. 9:16) – эти слова апостола Павла отец Александр безусловно мог сказать от себя. Как Церковь может относиться к священнику, который завершил свой земной путь как мученик, будучи коварно убит ранним воскресным утром по дороге в храм?
Да, несомненно, отец Александр был крупным библеистом. Может быть, не все знают, а я это слышал лично от отца Александра, т. к. был вместе с ним летом 1988 года в Ленинграде (он попросил меня помочь привезти в Ленинградскую духовную академию свой Библиологический словарь для защиты докторской диссертации), так вот, Словарь не был допущен к защите, несмотря на доброжелательное отношение Ленинградского митрополита Алексия, будущего патриарха, под предлогом, что такой труд не мог написать один человек…
Митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим (Нечаев)
Помню, когда меня назначили главным редактором «Журнала Московской Патриархии», первым заданием, данным мне лично патриархом, было – написать критическую статью на одно утверждение отца Александра Меня в печати. К Меню у меня отношение всегда было несколько настороженное. При всей своей образованности в своих работах он опирался в основном на западные источники. Впрочем, ничего «вредного» в его книгах нет. Мне всегда непонятно и неприятно другое. Каким образом книги Меня издавались на Западе массовыми тиражами и доставлялись к нам в то время, когда даже Библию почти невозможно было провезти через границу? И ещё, у него была определённая идея: создать еврейскую национальную церковь. В принципе в этом нет ничего плохого: если есть греческая или славянская национальная церковь, то почему не быть еврейской? Эти идеи развивались и распространялись в своё время в Париже, их, в частности, горячо поддерживала мать Мария (Скобцова). Но у отца Александра в этом был определённый перегиб. Однако о таких вещах нельзя судить категорически, всё строится как бы на полутонах.
Священник Димитрий Предеин
Главная сложность признания катехизических достижений отца Александра широкой церковной общественностью, на наш взгляд, состоит в неспособности отделить в нём колоссальную силу проповедника Евангелия от его спорных частных богословских мнений, притом неправильно понятых. Нельзя понять отца Александра Меня, если не почувствовать его душу. Но это возможно только при симпатии и любви к нему. Чтобы любить отца Александра, не обязательно было знать его лично. Но правда и то, что многие из тех, кто не знал его при жизни, за что-то его ненавидят. Как показывает практика, многие ненавидят не настоящего отца Александра Меня, а тот фантом, который сами создали из отрывочного чтения отдельных его цитат, в совокупности с просмотром фильма «Постовой сионизма» или чтением завистливо-колких и непристойно-ругательных материалов о нём. Такого рода ненависть легко уничтожается проверенным способом: более глубоким изучением произведений самого отца Александра.
Вета Рыскина
Ада Михайловна Тимофеева осталась навсегда преданной духовной дочерью отца Александра. Однажды Ада Михайловна рассказала, как зашла в один из московских храмов и, разглядывая книги, спросила о каком-то труде отца Александра Меня. Женщина, стоявшая за свечным ящиком, резко ответила, что он был еретиком, книг его у них в храме нет и не будет, и стала предостерегать Аду Михайловну от интереса к произведениям «этого человека».
– А вы его знали? – спросила её Ада Михайловна.
– Нет, – удивлённо ответила женщина.
– А я знала, – тихо сказала Ада Михайловна и заплакала.
В этом эпизоде вся она – кроткая, милая, но непоколебимая в своей вере и преданности памяти духовного отца.
Андрей Тавров (Суздальцев)
Отец Глеб Якунин обратился ко мне с просьбой написать акафист, посвящённый отцу Александру Меню, к канонизации отца Александра, которую о. Глеб провёл на его могиле в Новой Деревне… Процедура была не очень официальной, я даже не помню, к какой тогда церкви принадлежал о. Глеб, нас было там человек двенадцать. Во время чтения молитв, утверждавших святость отца Александра Меня, к нам подъехал небольшой рычащий трактор, которому вдруг спешно понадобилось производить какие-то работы как раз на том участке пространства, на котором мы стояли, что вызвало невесёлые мысли о пародийном повторении методов «бульдозерной выставки», но уж очень всё было суетливо и комично со стороны церковного начальства, оборонявшегося от инициатив подозрительного священника, всем тут, конечно же, известного.