Осина и серебро - Сергей Мусаниф

— Это не моя кровь, — сказал я.

— Знаю, что не твоя. Раздевайся.

Я стянул джинсы, которые тоже оказались покрытыми пятнами крови, куртку и бросил их на пол в ванной. После короткой ревизии в кучу отправилась и рубашка. Я надел домашний халат, а Ольга заперлась в ванной, пытаясь, видимо, затереть отметины хотя бы на черной коже.

Удивлен, что она вообще до сих пор здесь.

Я прошел на кухню, включил электрочайник, заварил себе травяного чая и уселся почитать вчерашние газеты. Ничего выдающегося.

Минут через пятнадцать вошла Ольга с предательски красными глазами, налила себе кофе (Мне тоже требуются стимуляторы, чтобы поддерживать себя днем в работоспособном состоянии.) и села напротив меня. Газеты я сразу же отложил.

— Итак, — сказала она. — Ты это сделал.

Это был не вопрос. Это было утверждение.

— Да, — сказал я.

— Я знала, что это когда-нибудь произойдет.

— Я тоже.

— Но все равно оказалась неготовой. Я не знаю, что мне делать теперь.

— Вряд ли я что-то могу посоветовать, — сказал я. — Это твой выбор.

— Знаешь, — сказала она. — Когда я не застала тебя дома, я сразу поняла, где ты и чем занимаешься, и первым моим порывом было уйти отсюда и никогда не возвращаться. Но я для этого слишком устала. Да, кстати, на тот случай, если я все-таки решу уйти: я отменяю свое приглашение приходить ко мне в дом в любое время.

— Хорошо, — кивнул я.

— Тебя это остановит?

— Я дал тебе слово…

— Я не о том, — перебила она. — Может ли это остановить тебя чисто технически?

Я покачал головой.

— Я так и знала. Все эти суеверия и бабушкины сказки… Половина в них вранье.

— Зато другая половина — чистая правда.

— Чушь, — сказала она. — Правда в том, что ты — вампир.

Я промолчал. Не в моих правилах отрицать собственную сущность.

— Вурдалак, — продолжила она. — Нежить, монстр, ночной кошмар, убийца…

— Повелитель Ночи, — подсказал я. — Этот список можно продолжать бесконечно.

— И самая большая проблема в том, что несмотря на все это, и все, что я о тебе знаю, ты мне нравишься.

— С этим я ничего поделать не могу.

— Я тоже, к сожалению.

И мы замолчали. Это был тупик.

Наверное, здесь я должен сделать признание, которое прольет свет на некоторые события, часть из которых уже произошла, и часть которых только должна произойти по ходу нашего повествования.

Да, я — вампир, монстр, действительно пьющий людскую кровь и получающий от этого удовольствие, убивающий и не умирающий, проклинаемый и ненавидимый многими, и еще большим числом забытый. Понимаю, что современному, так называемому, «цивилизованному» человеку куда легче смириться с верой в маленьких зеленых человечков с Плутона, прилетевших на Землю с экстремистскими намерениями, или злобных мутантов, расплодившихся в результате секретных армейских экспериментов, а отнюдь не в старые, поросшие мхом суеверия, однако факт моего существования от этого не перестает быть фактом. Я живу в двадцатом веке и я — вампир.

Родом я не из Венгрии, в гробу уже давно не сплю, и девственницами не интересуюсь. Вампиры больше не живут в зловещих и при первом же взгляде на них пробуждающих самые мрачные предчувствия замках и не терроризируют жителей окрестных деревень. Они затаились и ушли в тень больших городов. Большая часть мифов про наше племя так и осталась мифами. Но кое-какие факты все же верны.

— Так, все-таки, сколько тебе лет?

— Так много, что я не помню.

— И за всю свою жизнь ты никогда с подобным не сталкивался? — спросила она.

— С подобным тебе? Нет.

— С подобным нынешней ситуации, — отрезала она, явно не склонная выслушивать сомнительные комплименты.

— Лично, нет. Но кое-что слышал от своего приятеля.

— И как он решил вопрос?

— Там дело было не с ним, скорее, со знакомым его знакомого…

— Это частности, — сказала она. — Они нашли решение?

— Нашли, — неохотно признал я. — Но оно тебе не понравится.

— Почему?

— Он был безумно влюблен в смертную женщину, и когда пропасть между их мирами стала слишком большой, он перенес ее в свой мир.

— То есть, сделал ее вампиршей?

— В общих чертах, да.

— Ты прав, — сказала она. — Мне это не нравится.

— Не волнуйся, — сказал я. — Я же обещал тебе…

— Но могу ли я верить тебе на слово?

— Почему бы нет? Разве я когда-нибудь давал тебе повод усомниться в моем слове?

— Пока нет, — признала она. — Но ты же…

— Монстр, — подсказал я.

Она промолчала. Просто не нашла слов.

Я отхлебнул еще чая и закурил сигарету. Дурная привычка, приобретенная у смертных. Правда, рак легких мне не грозит. Курю я уже четыреста с лишним лет, и одним этим фактом мог бы зарабатывать миллионы долларов на рекламе табачных изделий. В отличие от «ковбоя Мальборо», загнувшегося от вышеупомянутого рака на пятом десятке.

По сосредоточенному лицу Ольги было видно, что она собирается с силами, накручивает себя. По идее, сейчас она должна выпалить какую-нибудь гневную тираду.

Я в последний раз затянулся и потушил окурок в пепельнице.

— Да, ты монстр, — выпалила Ольга. — Ты очень правильно себя назвал! Ты чудовище, убивающее людей!

— Вряд ли моего сегодняшнего оппонента можно отнести к их числу, — сказал я.

— «Оппонента!» — фыркнула она. — Ты, с твоими бредовыми идеями и дурацким кодексом чести! Ты говоришь, что дал ему шанс!

— Как обычно, — сказал я. — Осиновый кол и серебряный кинжал, не моя вина, что он выбрал неправильно.

Вбить осиновый кол в грудь вампира, коли вампир не спит, дело более, нежели просто сложное, и под силу только Ван Хельсингу или кому-то из его ближайших сподвижников. Серебром же меня убить нельзя, но можно нанести тяжелые раны, которые отвлекли бы меня от мыслей об охоте и спасли бы жизнь этого недостойного субъекта. Но с фольклором он был незнаком, а даже если бы и знаком, то в большинстве случаев фольклор ничем не мог бы ему помочь. Потому что в большинстве случаев фольклор лжет.

— Даже если бы он выбрал правильно, — сказала Ольга. — Даже если бы вместо кинжала у него был двуручный меч, разве это могло бы ему помочь справиться с тобой? Какие у него были шансы против тебя? Против бессмертного?

— Даже сопливый новичок способен выйти на поединок против отъявленного бретера и уложить его случайной пулей, — сказал я. — Ты же не станешь отрицать, что такой возможности не существует? Так и я не говорю, что наши шансы были равны, но хоть какой-то шанс у него же был, не так ли?

— Какой? Один из миллиона?