ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДЕЯТЕЛИ РОССИИ (1850-ых—1920-ых гг.) - Давид Шуб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Присмотришься — у него все еще в нутре московский барин сидит».
«Удивительно умный человек, — заметил в свою очередь Герцен, — и тем более при таком уме показательно его самомнение. Ведь он уверен, что «Современник» представляет из себя пуп России. Нас грешных они совсем похоронили. Ну, только, кажется, уж очень они торопятся с нашей отходной — мы еще поживем».
Когда в 1861-1862 гг. начались крестьянские восстания, Чернышевский увлекся и написал прокламацию «К барским крестьянам», но прежде чем она была напечатана, провокатор, который видел ее, выдал Чернышевского. Ненавидевшее его правительство, боявшееся его революционного влияния на молодежь, воспользовалось доносом, арестовало его, и после того, как он просидел два года в Петропавловской крепости, он был присужден к семи годам каторги и по истечении этого срока — на вечное поселение в Сибирь.
19-го мая 1864 г. в «Петербургских ведомостях» было опубликовано объявление об исполнении приговора над Чернышевским. В этот день на Мытинской площади в Петербурге над Чернышевским был совершен обряд гражданской казни. Жандармский полковник Дурново в донесении от 19-го мая 1864 г. сообщил шефу жандармов Долгорукову:
«По приказанию вашего сиятельства сего числа в 61/2утра прибыл я на Мытинскую площадь, где в 8 часов должен быть объявлен публичный приговор государственному преступнику Чернышевскому. На площади я нашел, несмотря на раннее время и ненастную погоду, около 200 человек, ко времени же объявления приговора собралось от 2 до 21/2тысяч человек.
В числе присутствующих были литераторы и сотрудники журналов, много студентов Медико-хирургической академии, три воспитанника училища правоведения, до 20 человек воспитанников корпуса путей сообщения, несколько офицеров пехотных гвардейских полков и офицеров армейских и стрелковых батальонов. Перед приводом Чернышевского, находящийся в числе зрителей, г. Якушкин изъявил желание проститься с преступником, и когда к нему подошел полицмейстер полковник Ваннаш и спросил, он ли желает проститься,
г. Якушкин сказал, что «желает не он один, а желают все».
( M. H. Чернышевская. Летопись жизни и деятельности H. Г. Чернышевского. Москва, стр. 331).
На другой день, 20-го мая 1864 г. в 10 часов утра закованного в цепи Чернышевского из каземата Петропавловской крепости отправили по этапу в Сибирь на каторгу.
Почти 21 год Чернышевский томился в крепости, на каторге и в Сибирской ссылке, но ничто не могло сломить его железной воли. Еще сидя в Петропавловской крепости и зная, что его впереди ожидают тягчайшие испытания, он писал жене:
«Скажу тебе одно — наша с тобой жизнь принадлежит истории; пройдут сотни лет, а наши имена все еще будут милы людям и будут вспоминать о нас с благодарностью, когда уже забудут почти всех, кто жил в одно время с нами. Так надобно же нам не уронить себя со стороны бодрости характера перед людьми, которые будут изучать нашу жизнь».
IIIТрагическая судьба Чернышевского не переставала волновать Герцена. Он проклинал палачей Чернышевского, которого называл «великим борцом за свободу русского народа и одним из самых замечательных русских публицистов».
В своих «Письмах к противнику» Герцен в конце 1864 г. писал в «Колоколе»:
«Что, Чернышевский отрекся от своих убеждений? Нет, он ушел на каторгу с святой нераскаянностью».
А через два года в конце 1866 г., Герцен в статье «Порядок торжествует» писал в «Колоколе»:
«Первые представители социальных идей в Петербурге были Петрашевцы. Их даже судили как «Фурьеристов». За ними является сильная личность Чернышевского. Он не принадлежал исключительно ни к одной социальной доктрине, но имел глубокий социальный смысл и глубокую критику современно существующих порядков. Стоя один, выше всех головой, середь петербургского брожения вопросов и сил, середь застарелых пороков и начинающихся угрызений совести, середь молодого желания иначе жить, вырваться из обычной грязи и неправды, Чернышевский решился схватиться за руль, пытаясь указать жаждавшим и стремившимся — что им делать. Его среда была городская, университетская, среди развитой скорби, сознательного недовольства и негодованья; она состояла исключительно из работников умственного движения, из пролетариата интеллигенции, из «способностей». Чернышевский, Михайлов и их друзья, первые в России звали не только труженика, съедаемого капиталом, но и труженицу, съедаемую семьей, к иной жизни. Они звали женщину к освобождению работой от вечной опеки, от унизительного несовершеннолетия, от жизни на содержании — ив этом одна из величайших заслуг их.
Пропаганда Чернышевского была ответом на настоящие страдания, слово утешения и надежды гибнувшим в суровых тисках жизни. Она им указывала выход. Она дала тон литературе и провела черту между в самом деле юной Россией — и прикидывавшеюся такою Россией, немного либеральной, слегка бюрократической и слегка крепостнической. Идеалы ее были в совокупном труде, в устройстве мастерской, а не в тощей палате, в которой бы Собакевичи и Ноздревы разыгрывали «дворян в мещанстве» — и помещиков в оппозиции.
Огромный успех социальных учений между молодым поколением, школа вызванная ими, нашедшая себе не только литературные отголоски и органы, но начала практического приложения и исполнения — имеют историческое значение».
Чернышевский был не только замечательный публицист, но и выдающийся литературный критик. Он раньше других заявил о мировом значении русской литературы. «Каково бы ни было достоинство произведений Пушкина, Грибоедова, Лермонтова и современных нам писателей, писал он еще в начале 50-х гг., — но они еще милее для нас, как залог будущих торжеств нашего народа на поприще искусства, просвещения и гуманности». (Собр. соч. т. 1, стр. 3191).
Чернышевский высоко ценил талант Тургенева . Он первый раскрыл в творчестве Л. Н. Толстого его «глубокий реализм, умение отразить всю полноту человеческих переживаний». Именно Чернышевский первый предсказал блестящее литературное будущее Толстому.
Один из товарищей детства и отрочества Александра II — известный писатель А. К. Толстой — зимой 1864-1865 г. во время охоты, стоя рядом с царем, решил воспользоваться случаем и замолвить слово за осужденного Чернышевского, которого он знал лично. На вопрос Александра II, что делается в литературе и не написал ли он, Толстой, что-либо новое, писатель ответил:
«Русская литература надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского»…
Александр II не дал ему кончить фразу:
«Прошу тебя, Толстой, никогда не напоминать мне о Чернышевском»
, — проговорил он недовольно и затем, отвернувшись в сторону, дал понять, что беседа кончена.
2 декабря 1871 г. начальство каторжной тюрьмы в которой содержался Чернышевский получило следующее предписание:
«Важность преступлений, совершенных Чернышевским, и значение которым пользуется он в среде сочувствующих ему поклонников, вызывают со стороны правительства особые меры для отстранения ему возможности побега и отклонения его вредного влияния на общество. В этих видах, для поселения Чернышевского, по случаю окончания определенного ему срока каторжных работ, назначается отдаленное и уединенное место Якутской области, именно город Вилюйск, в котором Чернышевский должен помещаться в том здании, где раньше его помещались важные преступники».
В казенной повозке, под конвоем двух жандармов и офицера, Чернышевский в сибирский лютый мороз, доходивший до 50 градусов, был отправлен в Вилюйск. Он проехал раньше больше 1.000 верст до Иркутска и затем 710 верст от Иркутска до Вилюйска. Путь лежал по мерзлым, занесенным снежными сугробами сибирским дорогам. На остановках у нищего якутского населения нельзя было достать даже корки хлеба. Чернышевский прибыл в Вилюйск в январе 1872 г. и был помещен в лучшем здании города — в тюрьме. Тюрьма в то время пустовала — ни одна душа не вышла ему навстречу. Сам он в письмах к родным писал: «Что такое Вилюйск? Это город только по названию. В действительности это даже не село, даже не деревня — это нечто такое пустынное и мелкое, чему подобного в России нет».
В этой пустыне Вилюйск, по словам Чернышевского, представлялся настоящим оазисом. Этот «оазис» был совершенно отрезан от всего культурного мира. Почта приходила туда раз в два месяца. Ближайший рынок — Якутск — находился в 710 верстах оттуда, и товары привозились только раз в год. Достать стакан или тарелку или кусок мыла было нельзя. Условия питания были самые тяжелые. Мясом запасались там раз в год. Чтобы не заболеть, Чернышевский совершенно отказался от такого «свежего» мяса и питался исключительно хлебом, кашей и чаем. Ближайшего доктора можно было найти только — в Якутске. Климат в этих местах сносен только при самых жестоких морозах. В остальное время воздух пропитан болотными испарениями, гибельными для непривычных людей.