Право на одиночество. Часть 1 - Сергей Васильцев

Музыка кончилась и началась снова. Но я успел воспользоваться паузой, чтобы отползти на положенное расстояние и там удержаться. Держаться до последнего. «Умираю, но не сдаюсь!»…

Попробуй-ка, удержись при такой партнерше!

Мы подошли к закускам. Я налил ей полный бокал шампанского из заранее припрятанной бутылки. И сам удовлетворился рюмкой водки. Чин – чин. Все столы покрылись объедками и пустой посудой. Лица собеседников пошли пятнами. Кое-кто, помня о супругах, уже перешел на кофе с тартинками. Но оставались и стойкие бойцы. Леди-аспирантки переходили из рук в руки. Господа-профессура омолаживались, обминая их «юные, трепетные» тела. Еще век назад этим девицам надлежало уже лет пять, как быть плодовитыми матронами – хозяйками семейств. Но мы живем в эпоху затянувшейся молодости. И, слава Богу! И затянувшейся старости. Вот тут я опять скромно ставлю многоточие.

За моей спиной протиснулась к застолью и уселась рядом Катя:

– Я посижу с вашим столиком. Уж ноги болят… – она вытирала пот бумажной салфеткой и продолжала щебетать, одновременно пережевывая только что засунутый в рот кусок колбасы.

Трудно подыскать двух более непохожих друг на друга женщин. Изысканной классичности Ольги, которая читалась во всех лениво-обволакивающих повадках и почти незаметно подчеркивалась манерой одеваться и благоухать, была противопоставлена потрясающая непосредственность. Катя – сущая бестия с наивными глазами. Маленькая, прикрытая ярким набором развевающихся тряпок, взбалмошная девчонка с жестким умом сорокалетнего мужчины. К этому прилагался вздорный характер, тонкий задиристый голосок, тонкий, почти восточный рисунок лица и взгляд, в котором сплошные вопросы. Катя любила играть в глупышку, и, может быть, иногда переигрывала. Не мне судить, тем более что я бы все равно ее предпочел… «Каламбине позволено все!» – Где, если не в этом и есть сермяжная правда жизни?

– Представляете, еще год назад этому папе я экзамены сдавала. И тряслась перед ним как дура набитая. А теперь он мне в кавалеры мылится. Ха!

– Я смотрю, у тебя неплохо получается – вливаешься в коллектив, – ехидно проворковала Ольга.

– Лишь бы коллектив в меня не влился!

«Туше!» – констатация факта. Так, полагаю. Гром «музыки боевой» на время затих. Меняли кассету. Двое в углу заголосили: «Из-за острова на стрежень». Дамы и кавалеры отлепились друг от друга. Не знаю, кто от кого больше. Обошлось без истерик. Публика разделилась на пьющих и курящих. И по коридору поплыли клубы дешевого папиросного дыма.

Я выскользнул за дверь, чтобы немного освежиться и двинулся к лабораторному залу. Его дверь оказалась запертой изнутри. За ней раздавались ритмичные хлюпающие звуки. «Вот и слушай теперь разговоры о падении нравственности современной молодежи», – Углубим тему? Фиг!

– Только не в меня… – долетел из-за двери женский всхлип, и я почти угадал, кто это. Хмыкнул и двинулся дальше – в направлении туалета. Несколько раз плеснул в лицо холодной водой. Вернулся.

Компания юнцов за столами заметно увеличилась. Нас стало семеро, возомнивших себя интеллектуалами. Трое парней и четыре молодые женщины в возрасте немногим за двадцать. Это мы и представляли пока еще зреющее поколение научной мысли. Никакая не «великолепная семерка» и уж тем более не «семеро смелых». Скорее привычка или заурядная боязнь перемен. Вот кто-то и остался. Так всегда бывает, даже если этот кто-то ты сам. Оставались. И более того – пытались что-то там делать. Тут надо сказать сакраментальную фразу: «Потому, что не умели ничего другого». Ну, надо, так надо. Почему бы и не сказать? Тем более что я здесь, в этой компании, чуть ли не ветеран.

Костя и Павлик только-только начали клепать свои диссертации. А Татьяна с Маринкой, те и вовсе не решили, а надо ли им и делать что-нибудь обнаученное или лучше подобру-поздорову замуж сигануть. И если бы подвернулся «нормальный мужик», вопрос этот решился бы совершенно однозначно. А еще двое – это Ольга с Катенькой. Вот и весь круг. Но скорее всё-таки многогранник.

Разговаривали все одновременно. И я почти не слышал отдельных реплик, только ощущал на собственном лице бессмысленную улыбку.

– Пить!.. пи-и-ить! – пристанывали девицы, опорожняя остатки шампанского, – Ну вот и ладушки…

– Грибы у тебя классные, Серж! – чеканил Павел, – Возьми меня с собой как-нибудь. Я больше никому не скажу.

– Как твои дамы бальзаковского возраста? – приставала Катя к Константину, – От них же потом пахнет.

– Нет, духами воняет! Да я сам уже наполовину женщина бальзаковского возраста. Так что запах тела мне как дым отечества…

– На какую половину?

– Чего?

– Женщина, говорю, на какую половину? – Марина залила в себя бокал игристого и теперь ожидала результатов.

– На ту, собственно говоря, что выше пяток. – Костя сохранил озабоченный вид. Он всегда делает серьезное лицо. Даже когда принимает алкоголь в больших количествах. Одно слово – натура.

Я посмотрел на Татьяну. Она улыбнулась мне. Я улыбнулся в ответ, но больше ничего не ощутил. Снова перевел взгляд на Ольгу, которая рассматривала мою персону сквозь бокал с бегущими пузырьками. «Проклятье! У меня краснеют уши!…». Слава Богу, антракт уже закончился. Снова началось хаотичное движение подвыпивших людей. И это решило все проблемы. «You are so beautiful» – стонал Джо Коккер. Мы дружно двинулись танцевать.

– Разрешишь тебя пригласить? – приладилась ко мне Катерина

– Извини, но этот танец уже обещан мне, – Ольга научилась говорить все свои фразы совершенно ровным тоном. Еще один штрих к портрету Незнакомки.

– Ангажирован, значит.. Какая популярность у … – Катя отвернулась и начала строить глазки Павлу. Окончание ее фразы я уже не услышал. Все танцевали. Ольга плотно прижималась ко мне, и я начал терять ощущение реальности. Почти кошачьим чувством поймал на себе пристальный взгляд Любови Александровны – нашего ученого секретаря. «Смотрит и смотрит. Мне-то что». Голова Ольги прилегла на мое плечо. Мы молчали. Я перебирал глазами оставшуюся публику. Все были увлечены собой и, кажется, довольны – ритуал соблюден. И завтра мне можно отоспаться, и не идти с утра пораньше разбирать послепраздничный бардак и мыть посуду. Мне это простят. И самое лучшее, что еще остается – опустить на эту сцену занавес.

Мы шли по улице. Подсвеченные ночным светом улицы. Аптека… Город похож на огромные рабочие соты. К тому же тепло, и нет дождя. Мы свалили с торжественного сборища всей гурьбой и двигались к метро, весело перебалтываясь друг с другом.

– Ты проводишь меня? – спросила Ольга так, чтобы слышно было только нам двоим.

– Я бы с удовольствием. Но еще твой муж по дороге попадется. Придется отношения выяснять. Не дай