Цапля - Василий Аксенов

МОНОГАМОВ. У меня опять что-то екнуло внутри… Простите… Дело в том, что в посольстве в Брюсселе мне сказали наши товарищи, что и в Москве сейчас можно с успехом о-то-ва-рить-ся. Вот я и обменял все свои деньги в Москве.

Тягостное молчание. Пересекающиеся взгляды.

ЛЕША-СТОРОЖ. А много ль цалковых-то привез, голуба?

МОНОГАМОВ. Честно говоря, не знаю. Масштаб цен… инфляция… несколько оторвался… знаю, что виноват… Шестьдесят восемь тысяч рублей получилось.

ВСЕ (изумленно). В чеках?

МОНОГАМОВ. Вот-вот, именно в чеках… как это?… в чеках Внешподарка… или как это?

БОБ (прыгает с места, достает люстру). Ну, папец!

Радостное оживление, все переговариваются, часто повторяется сумма чеков. Кампанеец жестами приглашает Моногамова вернуться к столу.

МОНОГАМОВ (неуверенно присоединяясь к общему оживлению). Да-да… чеки Внешподарка… и, кроме того…

СТЕПАНИДА. Пойдем, Иван, посмотришь, как я здесь живу.

Из темноты доносится близкий крик птицы.

Все застывают.

Крик повторяется. Шум крыльев. Тяжелый полет во мраке. В просцениум выскакивает Ф.Г.Кампанеец с неизвестно откуда взявшимся огромным двуствольным ружьем.

КАМПАНЕЕЦ. Где эта пакость? На западе? (Громоподобно стреляет в зрительный зап.) На востоке? (Громоподобно стреляет в темное небо.) Попал?

Снова совсем близко слышится крик птицы и шум крыльев.

ЛЕША-СТОРОЖ. Кабы попал, я б табе яйца на месте бы оторвал.

КАМПАНЕЕЦ. Какая пакость! (Его трясет.) Махровая пакость! (Леше-сторожу.) Это твоя, сукин сын, обязанность охранять отдыхающих!

МОНОГАМОВ (потрясенный). Кто она?

СТЕПАНИДА (раздраженно). В своем репертуаре! Услышал какую-то пакость – и уже «она». Никакая это тебе не «она». Просто животное.

МОНОГАМОВ (шепчет). Нет, это она.

ГАННЕРГЕЙТЫ (хихикая, из-за телевизора). Херон! Райхер! Забывать по-российску. Чапля с багна.

МОНОГАМОВ. Цапля.

Вспыхивает бесшумная зарница, и на мгновение все отчетливо видят пролетающую мимо большую нелепую птицу, длинные ноги ее отведены назад с претензией на стремительность. Моногамов сломя голову бросается с веранды и пропадает во мраке.

Пауза, неловкое молчание. Степанида Власовна в центре внимания.

СТЕПАНИДА (подходит к краю веранды, властно). Иван, вернись!

Из темноты появляется Моногамов. Опрокинутый вид. Все время оборачивается.

(Весело.) Ну, пойдем, наконец посмотришь, как я тут живу. (Протягивает руку.)

МОНОГАМОВ. Пойдем, Степочка, пойдем. (Подает руку.)

На лестнице он еще раз оглядывается и вперяется в темное небо. Потом дает себя увести.

КАМПАНЕЕЦ (тяжелым взглядом провожает супругов, держа обеими руками ружье). Эх, как хочется пива, отличного, датского пива «Карлсберг»! (Очищает рот.) Завтра же позвоню!

Быстро меркнет свет на веранде, прямо на наших глазах увядают электрические лампочки. Все явственнее проступают контуры деревьев за верандой, сегмент морской поверхности с лунным пятном.

(Яростно орет.) Что здесь происходит, в этом паршивом «Швейнике»? Хоть не уезжай в командировки! Алексей, ко мне! Почему мерзопакость эдакая над домом летает? Почему посторонние в комнатах персонала?

ЛЕША-СТОРОЖ (вставляет монокль и смотрит в сторону). А я-то при чем? Я обнаковенный сторож. Категорически ни при чем.

КАМПАНЕЕЦ. Почему свет гаснет, етит твою налево?

ЛЕША-СТОРОЖ. Да на подстанции, Филипп Григорыч, пьянь зеленая заседаеть. Нонче хорошего электрика хрен с морковью сыщешь, не говоря о сторожах. Так что лучше спать ложись, Филипп Григорыч (шепотком), а с утрянки-то физрук тебя побудит. (Громко.) Клавдя, пошли грибами позанимаемся! (Поднимается по лестнице.)

КЛАВДИЯ. Я вам не Клавдя, а Клавдия! (Поднимается вслед за ним.)

ЛЕША-СТОРОЖ. Аида, айда, Клавка! (Поднимается.)

КЛАВДИЯ. Я вам не Клавка, а Клавдия!

ЛЕША-СТОРОЖ. Клава, не базлай! (Поднимается.)

РОЗА (со скрытым отчаянием). Клавдия, куда ты так рано?

КЛАВДИЯ. Книжку читать!

РОЗА. В темноте?

КЛАВДИЯ. Ага! (Уходит.)

КАМПАНЕЕЦ. И как назло, ни одной банки датского пива! (Поворачивается в разные стороны, не выпуская из рук ружья.)

БОБ. Выше голову, дядя Филипп! Завтра будет у вас пиво. Выше, выше! Нужно все время выше! Тетя Лайма, я пошел к себе, и, надеюсь, сегодня накладок не будет. Всем присутствующим – гуд найт! А каков костюмец у моего папца, а? Восемнадцать карманов! Я насчитал восемнадцать карманов! (В два прыжка одолевает лестницу и исчезает.)

По другой лестнице начинает подниматься Роза, четко постукивая каблучками и попыхивая сигареткой.

ЛАЙМА. Роза, ты куда?

РОЗА. Читать.

ЛАЙМА. В темноте?

РОЗА. Да, в темноте.

ЛАЙМА. Одна?

РОЗА. Не с подонками же. (Уходит.)

Кампанеец, почти совсем уже отключившийся от действительности, бродит по сцене с ружьем, выискивая себе цель в зрительном зале.

ЛАЙМА. Отец! Меня мучает бессмысленность существования.

КАМПАНЕЕЦ (досадливо, как будто мучаясь головной болью). Да какое еще тебе существование. Все так просто. Добро и зло. Прогресс и реакция.

ЛАЙМА. Это правда, пала? Все так просто? Спасибо тебе. Спокойной ночи! (Поднимается по той же лестнице, куда запрыгнул Боб, уходит.)

КАМПАНЕЕЦ. Дьявольски хочется датского пива! Дьявольски хочется в финскую баню. (Очищает рот.) Поехать, что ль, к Патронаускасу?

Старики Ганнергейты между тем давно уже покинули погасший телевизор и копошатся на полу за клавесинами.

ЦИНТИЯ (шепотом). Кларенс, ай фел ин лав унз дис человек с ружьем. Душа просиль музик!

КЛАРЕНС. Яволь, хер оберет! (Вытаскивает из своей котомки полевую рацию, включает.)

Звуки довоенного танго из кинофильма «Петер» вперемежку с морзянкой вплывают на сцену.

КАМПАНЕЕЦ. Что это? Чу! Волшебная музыка! Волшебное время. Сразу вспомнилась наша тогдашняя компания, оперативный отряд по повышению квалификации… Да-да, это было в тот год, когда на нас напали белофинны…

ЦИНТИЯ (походкой светской дамы приближается к Кам-панейцу). Йа, йа… кель бьютифул время сэ са, хер оберет! КАМПАНЕЕЦ (поднимаяружье). Что за чертовщина?!

КЛАРЕНС (подходит шаркающей лакейской походкой). Имель импьюденс, пан директор, однако господин сторож имель задолжа-тельство фюр пильце. Драй рублике, и мы цурюк под землю.

КАМПАНЕЕЦ. Что за наглость? Пан, господин, цурюк! Для вас что, советской власти не существует?

Кларенс молчит. В полумраке светится его рот, застывший в подобострастной улыбке.

ЦИНТИЯ (машет на мужа воображаемым веером). Пошель вон, капрал! Фуй, кель материализмус! (Кампанейцу.) Ан-гажэ ву а танго, мон большевик!

Кампанеец, как зачарованный, отставляет двустволку и отдается Цинтии в руки. Они танцуют.

КЛАРЕНС (восхищенно). Сэ фантастик!

ЦИНТИЯ. О, какой время хэв бин тогда, эти драйциге яарес! Я обожальбонбон «Мишка на Севере»! Большой балет! Жизель! Светомаскировка! Я имель один мальчуган аус люфтваффе, он имель посто-ятельство возиль мне розес, тюльпанес, а на обратном пути опускать нах Поланд свой фугас. Фаер! Блюмс! Эго был нет вы, хер оберет?

КАМПАНЕЕЦ. К сожалению, камрад, я дрался тогда по горло в снегу. Негостеприимные сугробы ощетинились свинцом. Раз был дерзкий рейд в тыл лимитрофа. Помню трофеи, куча французских консервов, пленных диверсанток мы брали, одна была такая кусачка… Не вы, геноссе?

ПИТИЯ. О, парашютен, парашютен!

КАМПАНЕЕЦ. А помните, как певали? (Поет.) Согрел он дыханием сердца полярные ночи седые… Сейчас так не поют.

ЦИНТИЯ. О, колоссаль! (Поет.) Раздвинул он горные кручи, пути проложил в облака-ах…

КЛАРЕНС (козликом сбоку). По слову его молодому сады зашумели густые…

КАМПАНЕЕЦ (отталкивает Цинтию, хватает двустволку). Руки вверх, гады! Признавайтесь, на кого работаете?

КЛАРЕНС (с поднятыми руками). Как солнце весенней порою он землю родную обхо-о-дит…

ЦИНТИЯ (с поднятыми руками). Споем же, товарищи, песню о самом большом садоводе…

КАМПАНЕЕЦ (яростно). Границы от вражьих нашествий заделал он в броню литую… (Взводит курки.) В молчанку играть будем? Признавайтесь, черти!

КЛАРЕНС. Черти! Черти! Тойфель, Диаболос!

КАМПАНЕЕЦ (облегченно). Нечистая сила, значит? (Ломает ружье о колено и зашвыривает его за веранду.) По такому делу не грех и под орех. (Поет.) Налей-ка в походную кружку свои боевые сто грамм… (Вытаскивает откуда-то бутылку «Курвуазье».)