Призраки солнечного ветра (СИ) - Александрова Дилара

Стройная ножка стала монотонно покачиваться, отчего с нее почти уже сползла красная туфелька. Слегка склонив голову на бок, Меннив нахально рассматривала невольную собеседницу и вертела в руке бокал. Жидкость непонятного цвета начала двигаться по часовой стрелке, увлекаемая плавным движением запястья.

У Медеи появилось стойкое желание подойти к этой наглой вертифлюхе и дать хорошую пощечину. Пришлось сдержаться, ибо приемный отец не одобрял подобных всплесков эмоций и точно остался бы недоволен ее необдуманными, импульсивными действиями. Навлечь на себя лишние проблемы не хотел никто, потому девушка приняла поспешное решение не заканчивать ставший пыткой осмотр и быстрее откланяться. Скептический взгляд, наполненный скукой, проводил гостью до выхода.

За спиной захлопнулась дверь. На душе скребли кошки. Медея вспоминала как когда-то, очень давно, они с мамой путешествовали. Целую вечность назад. Бабушка не одобряла подобный образ жизни для ребенка, но кого это останавливало?

Гвента в молодости была девушкой веселой, общительной и несколько легкомысленной. Она любила свободу, море и мужчин. Таких как она называли «эркин», или «дети мира». Природа щедро наделила ее красотой, и та порхала по жизни, словно бабочка, не задумываясь о будущем и не вспоминая прошлого. Удивительно, но Гвента так и не утратила своей доброты и, порою, глупой наивности, присущей ей с самого рождения. Может быть, именно поэтому после рождения дочери все изменилось.

От прежней жизни остались только тяга к морю и путешествиям, а забота о внезапно свалившемся счастье встала на первое место. Девочку очень любили. Чтобы обеспечить дочери насыщенное детство в разных уголках планеты, Гвента стала больше работать. Правда, и себя не оставила без небольшого подарка.

«Медди, ты мое маленькое море. Раньше я жить не могла без бирюзовых волн. Теперь не представляю жизни без тебя», — эти слова навсегда врезались в память маленькой девочки, смотрящей на свою мать большими, нежно-бирюзовыми глазами.

Воспоминания прервал внезапно налетевший из-за угла Эуридид. К его странной способности неожиданно появляться в самый неподходящий момент привыкнуть не мог никто. Высокий жилистый юноша с голубыми глазами, извечной полуулыбкой на тонких чуть розоватых губах и такими же светлыми волосами, как и у матери, не стремился избавиться от своей отличительной особенности. Правильные, не лишенные дерзости черты лица с острыми скулами подчеркивали стройность паренька. Бледный юноша с сумасшедшим блеском в глазах сводил с ума многих девчонок на корабле. Не стала исключением и Медея. Девушка всегда краснела, сталкиваясь с Эуридидом Ланшерон. К своему стыду, скрыть сие было задачей невыполнимой, потому как на белом, словно мел, лице, румянец казался особо заметен. По этой причине девушка старалась не смотреть в глаза предмету своего обожания. Юношу это забавляло, но в силу благородного воспитания он делал вид, что ничего не замечал. Оставалось загадкой, откуда он это воспитание получил.

— Ты от моей матери? — нарушил неловкое молчание младший Ланшерон.

— Как ты догадался? — смутилась Медея.

— Ты стоишь прямо напротив ее двери, — сверкнул свей извечной полуулыбкой юноша.

— А… Ну да. Делала замеры.

Бесполезно, бесполезно отворачиваться. И без того совершенно понятно, что все лицо стало пунцовым.

— Она опять говорила какие-нибудь глупости? Не сердись, это все от стресса. Мама пережила тяжелое потрясение, когда умер мой отец, — попытка оправдать своенравную мадам выглядела благородно, но вовсе не убедительно.

Многие в тот год потеряли своих мужей. И потом, с тех пор прошло более шести лет. Непростительно много для скорби, отвлекающей от нужд тех людей, которые пока еще живы.

— Нет, все в порядке, — с трудом произнесла девушка, соврав уже второй раз за день.

— Эсхекиаль передал, что хочет видеть тебя вместе со всеми. Он недоволен, что ты пропускаешь тренировки. Просил завтра обязательно быть, намечается что-то очень важное, — в этот раз юноша улыбнулся двумя уголками рта, и стало совсем непонятно, о чем он теперь думал. — И да, Миззер согласен выдать тебе новую рацию, взамен сломанной. Зайди прямо сейчас, а то многоуважаемый храмовник через всех нас пытается тебя найти.

— Конечно, прямо сейчас зайду…

— Ну и отлично, — загадочно прищурил глаза Эуридид и удалился, оставив ее краснеть в гордом одиночестве. — Хорошего дня, Медди.

Юная особа затрясла ладошками, будто обожглась о что-то очень горячее. Сердце почему-то начало учащенно биться. В голове роились разные мысли. Одна из них с дрожащим трепетом отметила, что Эуридид назвал ее «Медди». Казалось, что он произнес это с какой-то теплотой и нежностью… Медея уже начала было придумывать все, что так свойственно барышням в свои семнадцать, и что, естественно, к реальности не имело никакого отношения, но чувство внезапной грусти оборвало витания в облаках. Затесавшаяся капля здравого смысла недвусмысленно намекала на то, что ей ничего не светило. И дело состояло даже не в громадной пропасти между социальными положениями, на которую девушка смело закрывала глаза, ибо «для подлинной любви такие мелочи — не помеха». Проблема заключалась, скорее, в слишком большом количестве доступных вариантов, которыми Эуридид мог «коварно соблазниться», и в которых Медея не числилась. Однако, несмотря на все трудности и перипетии, в мыслях украдкой проскальзывали мечты о пышном белом платье и длинной кружевной фате. Прямо как в классических романах прошлого тысячелетия.

Девушка стояла посреди длинного коридора с множеством кают, и работы оставался еще непочатый край. Завтра предстояло идти на тренировку, чтобы снова обзавестись парочкой добротных синяков. Поблажек никому не давали, и потом приходилось отходить по нескольку дней. Но не прийти было нельзя.

Глава 2. Случайности не случайны

Когда человечество осознало причины происходящего? Когда смогло ухватить ту неочевидную связь между причиной и следствием, ставшим фатальным для всех? Нашло в себе силы признаться в собственном бессилии и посмотреть правде в глаза? В любом случае, слишком поздно, чтобы обратить процесс вспять. И разбираться кто прав, а кто виноват.

Многие ученые утверждали, что им удалось прикоснуться к темной материи. Они же полагали позже, что именно это и стало фатальным. Другая часть научного сообщества поднимала их на смех, обвиняя в надругательстве над всеми мыслимыми законами физики. Существовали и такие, кто видел во всем вселенский заговор правительства, не гнушаясь заявлять об этом во всеуслышание. Так или иначе, все случилось слишком быстро, чтобы обстоятельно рассмотреть происходящие процессы. Предположения лились как из рога изобилия, но гипотезы так и остались гипотезами.

Человек сотни лет шел к тому, чтобы разорвать ткань пространства. Найти ключ к невидимой двери, ведущей в любую точку вселенной. Он вложил слишком много сил, времени и энтузиазма, чтобы отказаться от возможности надеть на себя окончательный венец эволюции, вырвавшись далеко за пределы Солнечной Системы. Когда же ему это все-таки удалось, он, словно хищный зверь, сомкнул челюсти мертвой хваткой. Вцепился в долгожданное изобретение, естественным образом не замечая никаких тревожных звонков. Да и кто мог предположить, что когда откинется завеса неизведанного, а любопытный взгляд устремится в его глубь, то оттуда посмотрят в ответ?

Гостей из неведомых глубин не брало ничто. Ни пули, ни лазерные расщепители, ни огонь. Ядерные заряды и ядовитые газы тоже оказались бесполезны. Как убить то, что не имеет плоти? Кто игнорирует любые способы воздействия? И, в конце концов, как убежать от того, кто повсюду и нигде?

Никто не знал, сколько существ просочилось в эту реальность на самом деле, ибо тела их оставались невидимы, и многих зафиксировать просто не удавалось. Тем не менее, кровожадность большинства из них поставило в тупик целую цивилизацию. Настал момент, когда критическая масса пришедших достигла того уровня, что счет пошел на дни, а то и часы. В это нелегкое время неожиданная экспансия унесла жизней гораздо больше, чем все пандемии месте взятые за последнюю сотню лет. Более того, возникшая во всеобщей неразберихе паника добавляла масла в огонь, заставив экономику планеты трещать по швам.