Изгой Гора - Джон Норман

Груз, который нес человек, был огромен. С ним не справился бы ни один член другой касты, даже воин. Вязанка была высотою в рост человека, а ширина достигала четырех футов. Я знал, что нужно умело распределить груз на спине, правильно натянуть веревки, но при всем искусстве все равно была необходима огромная сила. Члены этой касты формировали свое тело в течение многих поколений. слабосильные люди уходили или умирали. Совет каст лишь в исключительных случаях разрешал переход в высшие касты, а в низшую переходить никто не хотел. Самой низкой и самой многочисленной на Горе была каста крестьян.

Человек подошел ближе. Лицо его закрывала спутанная светлая копна волос, в которой застряли сучки и трава, лицо было чисто выбрито, очевидно острым топором, который был закреплен на самом верху вязанки. Одет он был в короткую рваную рубаху без рукавов с обшитыми кожей спиной и плечами. Ноги его были босы и черны от земли до самых колен.

Я вышел на дорогу перед ним.

— Тал, — сказал я, подняв руку ладонью вверх. Это обычное горийское приветствие.

Грязный громадный человек, с деформированным тяжелой работой телом, стоял передо мной. Голые ноги твердо упирались в землю. Он поднял голову. Широкие глаза, бледные, как вода, смотрели на меня сквозь гриву спутанных волос.

Несмотря на его замедленную реакцию, я понял, что он удивлен моему появлению. Вероятно он не ожидал встретить здесь кого-либо. Это озадачило меня.

— Тал, — сказал он густым голосом, мало похожим на человеческий.

Я почувствовал, что он думает о том, сможет ли быстро достать свой топор.

— Я не хочу причинять тебе зла, — сказал я.

— Что ты хочешь? — спросил он, видимо заметив, что на моем снаряжении нет обозначений и эмблем. Значит, я преступник, стоящий вне закона.

— Я не преступник.

Он мне не поверил.

— Я голоден, — сказал я, — и ничего не ел уже много времени.

— Я тоже голоден и давно ничего не ел.

— Близко твоя хижина?

Вопрос был лишним. Близился вечер и, значит, лесник был рядом с домом. Солнце регулировало распорядок жизни на Горе. Лесник наверняка возвращался домой с работы.

— Нет, — ответил он.

— Я не причиню вреда твоему Домашнему Камню, но у меня нет денег, чтобы заплатить тебе. Я очень голоден.

— Воин берет сам все, что пожелает, — сказал человек.

— Я ничего не хочу забирать у тебя.

Он взглянул на меня и мне показалось, что легкая улыбка тронула его задубевшее лицо.

— У меня нет дочери, нет серебра, нет хороших вещей.

— Тогда я желаю тебе процветания, — засмеялся я, пропустив его вперед, а сам направляясь следом.

Я прошел всего несколько шагов, когда его голос остановил меня. Слова было трудно разобрать, так как члены этой касты жили поодиночке и редко разговаривали.

— В моей хижине есть только лук, чеснок, горох и репа, — сказал он. Вязанка высилась на его спине, как уродливый горб.

— Сами Царствующие Жрецы не могли бы пожелать лучшего, — рассмеялся я.

— Тогда, воин, — сказал лесник, — идем и разделим мой ужин.

— Я очень благодарен, — сказал я и не солгал.

Даже принадлежа к низшей касте, в своем доме он по законам Гора был царем, так как здесь находился его Домашний Камень. Даже самый жалкий человек, который не смел поднять глаза от земли в присутствии члена высшей касты, презренный трус и предатель, в своем доме становился настоящим львом — гордым, щедрым, милостивым, великодушным царем своего дома.

Бывали случаи, когда крестьянин побеждал воина, если тот вторгался в его дом и осквернял Домашний Камень. В таких случаях крестьяне, да и все горийцы, дрались с мужеством и свирепостью горного ларла. И не раз поля Гора орошались кровью самонадеянных воинов.

Лесник широко улыбался. Сегодня у него будет гость. Сам он говорил мало, так как не был искушен в этом искусстве и стеснялся произносить фразы, которые, по его мнению, были неграмотными. Но он будет сидеть у огня до рассвета и не давать мне спать, слушая мои рассказы и разные сплетни о жизни на Горе. Я знал, что для него важны не мои слова, а то, что я есть и он не одинок.

— Я Зоск, — сказал он.

Я задумался, настоящее ли это имя или прозвище. Члены низших каст часто пользовались прозвищами, а настоящие имена применялись только в общении с друзьями и близкими.

Они думали, что могут предохранить себя этим от козней колдунов, которые могли наслать на них злые чары. Но я решил, что это его настоящее имя.

— Зоск из какого города? — спросил я.

Его огромное тело напряглось, мышцы ног превратились в бугры. Та симпатия, которую я пробудил в нем, исчезла, как пущенная из лука стрела или лист, сорванный ураганом.

— Зоск… — повторил он.

— Из какого города?

— Города нет.

— Ясно, — сказал я. — Ты из Ко-Ро-Ба.

И вдруг этот гигант вздрогнул, как от удара. Я почувствовал, что это примитивное существо боится. Он, без страха выходящий на ларла с одним топором, почему-то испугался. Огромные кулаки, держащие веревки, побелели. Поленья затряслись в вязанке.

— Я Тэрл из Ко-Ро-Ба.

Зоск испустил нечленораздельный крик и отшатнулся от меня. Его руки выпустили веревку и поленья с грохотом посыпались на каменные плиты. Он повернулся и бросился бежать, но, оступившись, упал на топор, лежавший на дороге. Инстинктивно он схватил его.

И с топором в руках вдруг вспомнил свою касту. Он встал на дороге в нескольких шагах от меня, сгорбившись, как горилла, стискивая топор в руках, тяжело дыша и стараясь подавить страх.

Глаза его в упор смотрели на меня сквозь спутанные пряди волос. Я не понимал его страха, но с удовольствием смотрел, как он побеждает свой страх — главного врага всех живых существ. И я воспринимал его победу над страхом как свою собственную. Я вспомнил, как однажды я испугался в горах Нью-Хэмпшира, поддался страху и позорно бежал.

Зоск выпрямился, насколько позволили ему деформированные кости.

Он больше не боялся.

Он медленно заговорил. Его голос был груб, но Зоск уже владел собой.

— Скажи, что ты не Тэрл из Ко-Ро-Ба.

— Но я Тэрл Кэбот.

— Я прошу тебя, — сказал Зоск и голос его надтреснуто зазвенел от сдерживаемых эмоций. Он умолял. — Скажи, что ты не Тэрл Кэбот.

— Я — Тэрл Кэбот из Ко-Ро-Ба.

Зоск поднял топор.

Он казался игрушкой в его лапищах. Я знал, что он одним ударом может срубить дерево. Шаг за шагом он подходил ко мне, занося топор.

Наконец, он остановился передо мной. Мне показалось, что я вижу слезы в его глазах. Я не двигался, и даже не собирался защищаться. Почему-то я был уверен, что Зоск не ударит. Он боролся с собой. Его простое лицо исказила гримаса, в глазах застыла мука.