В литературной разведке - Александр Шмаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Писателю уже виделась канва будущего исторического произведения, как он сам писал в письмах, своего рода «рамка, на которой придется вышить свой узор». Владимир Галактионович задолго до поездки на Урал начал изучать и собирать материалы о Пугачеве. Он писал:
«В историческом отношении теперь не навру, колорит времени и места передам правдиво, а в некоторых подробностях, быть может, будет кое-что новое и даже для историков»{25}.
Автограф В. Короленко.
Что же хотел показать Короленко в новой повести, что захватило воображение писателя, какими хотелось нарисовать ее героев?
«Картина человеческой неправды и подлости, с одной стороны, неясные инстинкты дикой воли, картина разгула и разнузданности этой дикой воли, с другой стороны, и среди этих темных разбушевавшихся сил — мечта о какой-то будущей правде, как звезда среди тучи, — вот как мне рисуется основная нота моей повести»{26}.
В другом письме Владимир Галактионович рассказывал, каким предстает его воображению сам «Набеглый царь»…
«В то время как «печатный» исторический Пугачев до сих пор остается человеком «без лица» — Пугачев легенды лицо живое, с чертами необыкновенно яркими и прямо-таки реальными, образ цельный, надежный, наделенный и недостатками человека и полумифическим величием «царя». Меня самого поразило это, когда я собрал воедино все эти рассказы. Нечего и говорить, что до сих пор его считают настоящим царем»{27}.
Кто же были те люди, с которыми Владимир Галактионович встречался в Уральске и казачьих станицах, которые рассказали ему много преданий старины, в том числе, взволновавшую до глубины души «Пугачевскую легенду на Урале»?
Одних писатель лишь называет в очерках и дневниках, о других рассказывает более подробно. Это уральский старожил, писатель Вячеслав Петрович Бородин, 89-летний казак Ананий Иванович Хохлачев, сохранивший в памяти множество преданий, Григорий Терентьевич Хохлов — автор брошюры «Путешествие уральских казаков в Беловодское царство», Иван Яковлевич Солдатов, бывший атаман, человек начитанный, хороший знаток старины, Иван Семенович Алексеев — архивариус войскового архива, рассказавший о самородке, казачьем поэте Голованове, написавшем поэму «Герой-разбойник» — об известном пугачевце Чике (Зарубине) и многие другие.
Первоначально свои впечатления, вынесенные от встреч и разговоров с этими людьми, Короленко спешно заносил в записные книжки. Позднее его наблюдения оформились в очерки «У казаков», опубликованные в журнале «Русское богатство» в конце 1901 года{28}. Если судить по записным книжкам и этим очеркам, дни жизни в Уральске были заполнены интенсивным трудом, интересными встречами, фотографированием памятных мест, их зарисовкой, установлением связей с людьми.
Семья Короленко сдружилась здесь с Алевтиной Яковлевной Каменской и ее братьями Владимиром Яковлевичем и Павлом Яковлевичем Шелудяковыми — казачьими офицерами, спутниками писателя по Уральску. Особенно близко Короленко сошлись с семьей учителя войсковой сельскохозяйственной фермы Макара Егоровича Верушкина, сопровождавшего Владимира Галактионовича во всех поездках по дальним станицам.
Верушкин был илецкий казак, отлично знающий округ Уральского войска, имевший в станицах много знакомых учителей, казачьих офицеров и сам, человек не только начитанный, но и прекрасно знакомый с историей уральского казачества. Поездки с Верушкиным были самыми захватывающими и впечатляющими. Писатель проехал с ним по верхней линии до границы уральского войска, в Илек, «Бухарской стороной» Урала, или киргизской степью.
«Ездил я с илецким казаком учителем, на собственной купленной лошади довольно убогого вида и в такой же тележке, — сообщал Короленко своему другу — публицисту Н. Ф. Анненскому. — Ночевали на дворах, на пашнях, на «базах» (навесы для скотины) и сеновалах. Разумеется, казаки нас не стеснялись, и пришлось слышать много любопытного. Записал две записные книжки путевыми набросками. Был у киргиз в кибитках и наконец запутался в степи без дорог и «без языка» — «орда» не говорит по-русски. Кое-как мы пробились к Уралу и с половины дороги опять поехали русской стороной»{29}.
Лето 1900 года «не прошло напрасно», — говорил позднее Короленко о своей поездке в Уральск. Писатель выполнил часть своей программы, пожалуй, наиболее важную и значительную в подготовительной работе над историческим произведением. Написать это произведение ему не удалось. Началась первая революция в России, а затем империалистическая война, отвлекшие силы писателя на другое, более важное в его жизни и общественной деятельности.
Однако мысль написать повесть «Набеглый царь» не оставляла Короленко до последних дней жизни. О грандиозности этого творческого замысла и исторической широте задуманного можно судить по незаконченным главам, наброскам, письмам к друзьям, в которых Владимир Галактионович делился планами, мыслями, рассказывал о собранном материале, сохранившемся в архиве писателя.
Очерки «У казаков» являлись лишь началом большой работы писателя над повестью «Набеглый царь», ибо по характеристике самого Короленко, современный уральский казачий быт представлялся ему лишь
«случайно сохранившимся обломком прошлого, прошлого сильного, оригинального и поэтического, но все-таки прошлого…»{30}
В этом отношении неоценимо значение 32-х писем В. Г. Короленко к М. Е. Верушкину, до сих пор остававшихся неизвестными{31}. Более 40 лет их хранила как дорогую семейную реликвию дочь Верушкина — московская учительница Лидия Макаровна Шапошникова. В этих письмах рассказывается о большой дружбе писателя с учителем города Уральска за период с 1900 по 1913 годы. Огромнейший отрезок времени, наполненный бурными, революционными событиями, активным участником которых являлся писатель, охватывает эта переписка.
Письма насыщены многими фактами, помогающими полнее воссоздать облик Владимира Галактионовича в то напряженнейшее время.
В этих письмах Короленко, как и в своих произведениях тех лет, предстает художником и публицистом, прежде всего гуманистом, умеющим понимать горе других, угадывать его своим чутким сердцем. Перед глазами читателя — честный и передовой человек своего времени, чье имя было широко популярным и известным в России, как борца за народную правду.
По переписке легко проследить творческий процесс, понять, как работал Короленко над очерками «У казаков», насколько ответственно он подходил к каждому факту, перепроверял и уточнял названия мест, имена действующих лиц, делился своими мыслями и планами, как непосредственно при работе над очерками, так и над повестью «Набеглый царь».
Переписка с М. Е. Верушкиным — это и неизвестная страница в творческой биографии Короленко. Рассказать о содержании тридцати двух писем, значит, понять важные моменты в жизни писателя, характеризующие его многогранную личность.
Как же сохранились эти удивительные человеческие документы? Письма В. Г. Короленко после смерти М. Е. Верушкина в 1921 году переслала своей дочери Л. М. Шапошниковой ее мать. К письмам прилагались девять фотографий тех мест, где бывал писатель. Они сделаны Владимиром Галактионовичем и в свое время были высланы Верушкину. Лидия Макаровна — словесник по образованию, на уроках литературы, рассказывая о Короленко или о Пугачевском восстании, показывала эти фотографии ученикам. И как ни жалко было ей расставаться с короленковскими письмами, его фотографиями, она передала их в 1962 году Государственной ордена Ленина библиотеке СССР имени В. И. Ленина.
Здесь, в рукописном отделе уникальнейшего хранилища я и познакомился с этой, пока еще неопубликованной перепиской. Я пережил и перечувствовал все, что более семидесяти лет тому назад глубоко волновало знаменитого писателя России и никому не известного учителя, хорошо знавшего историю края и любящего литературу.
С Макаром Егоровичем Короленко свели братья Шелудяковы. Знакомство произошло при осмотре города Уральска — пугачевского дворца и дома его «царицы», которые Короленко зарисовал 19 июля 1900 года. Через четыре дня после этого Владимир Галактионович направил Верушкину первую записку, положившую начало их многолетней дружеской переписке.
Первое письмо из Полтавы, которое получил М. Е. Верушкин, датировано 28 сентября 1900 года. Владимир Галактионович писал, что прежде, чем сесть за работу над очерками, ему пришлось разбираться с книгами, привести в порядок домашнее хозяйство после переезда семьи на постоянное жительство в Полтаву, и делился своими впечатлениями об этом южном городе: