Сборник фантастических рассказов - Дмитрий Анашкин

Степан был "с", хоть и происходило с ним постоянно что-то непонятное. В прошлый раз, когда встречались, ключи от машины в канализацию уронил, аккурат в дырку люка попали. Так он туда в панике чуть было сам не полез, потом мужиков каких-то вызвал, денег им заплатил, а ключей не достали. "Через трубу в центральный слив смыло", – авторитетно заявили мужики, выбираясь наружу из пахнущего дерьмом люка и закуривая папиросы. А ключи эти, оказывается, у него последние были. Пришлось потом эвакуатор вызывать, половину машины разбирать – замок зажигания и сигнализацию заменять… А в позапрошлый раз в ресторан пошли. Поели уже, Степа сунулся за деньгами в карман, а там пусто. Дома кошелек забыл. Пришлось трубку с часами в залог оставлять, домой бежать. Только зря. Когда до дома дошел, выяснилось, что дома кошелька тоже нет. Видать не забыл он его, взял, да в ресторане из кармана сперли. Пока Степан по друзьям бегал, денег занимал, ресторан закрыли, а на другой день уже смена другая, ничего, говорят, не передавали, не знаем. А когда через день нашел тех, кто залог брал, выяснилось, что все уже продано по дешевке, чтобы по счету заплатить. Решили, что Степа ноги сделал, а вещи ворованные оставил. После той встречи пропал Степан, с месяц не звонил. Потом проявился, да вот…ключи в канализацию обронил… Короче, за те два раза Олеся очень Степану сочувствовала, тем более, что во второй-то раз она даже поесть в ресторане успела. Дальше этого уже, естественно, не пошло, и она даже немножко жалела.

– О кей, пошли на твою комедию! – на самом деле она согласилась бы и на ужасы – Степан выглядел сегодня как-то особенно импозантно, загадочно. Опять же витрина эта, где он трусы женские разглядывал, ужас как интересно!

– Ну, пошли тогда до дома пешком, не замерзнешь? – Степан все еще держал одной рукой бутылку в сумке, и его движения были несколько скованы. К тому же у него начались какие-то странные ощущения, не очень похожие на обычное действие водки – начала кружиться голова, перед глазами поплыли цветные звездочки. Все как-то медленно вращалось вокруг, очертания Олеси стали чуть размытыми. «Не надо было у этих нелегалов водку покупать… Неизвестно еще, что они там набодяжили, а ну как вообще барбитурат какой-нибудь? Вот, блин, непруха…» – они двинулись вперед.

Тем временем окружающие Степана предметы продолжали медленно эволюционировать: дома стали крениться и раскачиваться, автобусы странно вытянулись в длину, и способ их передвижения изменился до неузнаваемости. Мимо Степана проезжала передняя часть автобуса, затем она удалялась от него все дальше и дальше, при этом зад автобуса еще даже не приближался. Казалось, все стало резиновым и очень инертным. Цвета вокруг сделались нестерпимо резкими, с преобладанием серебряного и белого. Все предметы словно светились изнутри, в то же время, освещая друг друга и как бы соревнуясь между собой в яркости. Степан, остановившись у сияющего желтым светом ларька с надписью «БЛИНЫ», повернулся к Олесе.

– Хочешь блин? – неожиданно для самого себя спросил он, еще не понимая, зачем он это затеял, но, уже чувствуя, что у него, кажется, зреет план.

– Да, со сгущенкой.

– Тогда стой в очереди, а я сейчас. – Он сделал Олесе уверенный знак рукой и быстро отошел за угол ларька. Там достал из сумки бутылку, сделал пару торопливых глотков – эффект, производимый напитком, начинал нравиться, и он решил продолжить эксперимент. Выпив, Степан аккуратно поместил бутылку в сумку, собираясь сделать Олесе маленький сюрприз – неожиданно появиться с другой стороны ларька. Он торопливо принялся его обходить, но не заметил торчащего из асфальта металлического штыря, запнулся об него и упал. Из-за того, что одна рука у Степана была в сумке, падение получилось болезненным. Он, кажется, вывихнул ногу и сильно ушиб локоть. Водка при этом пролилась в сумку, правда, немного еще осталось. Вышел Степан из-за угла сильно помятым, хромая, с отвисшей рукой и воняя спиртом. Олеся ела блин.

–А я тебе с мясом взяла, – она гордо вручила блин. – Здесь вкусные делают!

Степан с удивлением посмотрел на нее, но ничего не сказал. Люди вокруг тоже начали менять свои очертания, и он настороженно ждал развития событий. Съели блины, пошли дальше.

Теперь Олеся была одета в серебряный комбинезон, как у космонавтов, на голове у нее красовался шлем летчика-истребителя с яркой надписью «СССР». Она непрерывно что-то говорила; мелькали имена, даты. Иногда она цитировала кого-то и, кажется, даже читала стихи. Что она говорила конкретно, было почти не разобрать – шлем сильно заглушал слова, но Степан внимательно морщил лоб, периодически поднимал брови и кивал – умение слушать он ценил в других и по возможности развивал в себе.

Дошли до места, где он купил сегодня водку. У Степана возникла мысль.

– Постой здесь, мне к приятелю на секунду надо, лабораторную взять, – приплел он для убедительности. Быстро, чтобы Олеся не изъявила желание познакомиться с приятелем, зашел в тот самый магазин и остановился на пороге…

Это был не магазин! Это было какое-то кафе, скорее всего – пышечная. Полногрудая продавщица в водолазном скафандре грустно смотрела на Степана через толстое стекло шлема. Почему она полногрудая – скафандр не позволял рассмотреть фигуру – Степан не смог объяснить даже сам себе, но факт оставался фактом. Грусть же продавщицы Степану была понятна: ей, видимо, было очень душно; скафандр, как он знал из телевизионных передач, плохо вентилируется. Жестами – продавщица, кажется, не говорила ни на каком языке, он спросил, где магазин, который был здесь раньше, на что тоже жестами она ответила, что магазина больше нет. От дальнейших расспросов Степан воздержался. На мгновение остановившись в тамбуре дверей, он, сделав большой глоток из бутылки, вышел наружу.

Мир изменился в очередной раз. На этот раз он стал нарисованным, словно мультфильм. «Отечественный, рисованный, годов семидесятых», – отметил Степан. Олеся была теперь Чебурашкой в самом натуральном виде, она жалостливо смотрела на Степана грустными глазами и смешно поводила ушами.

– Пошли? – спросила она тонким мультяшным голосом пятилетнего ребенка – Я тебе еще про Фэн-шуй не досказала! – Степан заметил, что у него, вроде бы, вырос большой зеленый нос.

***

– Древние китайцы считали, что злые духи двигаются только по прямым линиям. Поэтому на китайских картинках рисовали, например, зигзагообразный мост над озером, – тараторила Олеся своим тонким голосом. – Считалось, что по такому мосту духи не пройдут! – Она многозначительно посмотрела на Степана. Тот деловито вышагивал рядом с ней, изредка переспрашивая и кивая. Его рука по-прежнему была засунута в сумку, он припадал на правую ногу, но был спокоен и деловит. Они свернули с Кузнечного переулка и шли теперь по Пушкинской улице. Нарисованные дома хоть и радовали веселыми мультипликационными цветами, но из-за плохого качества прорисовки выглядели нежилыми и заброшенными. К тому же, у некоторых не были нарисованы входные двери. Впечатление возникало сюрреалистическое: вот дом, где в окнах горит свет и висят занавесочки, только… войти в него нельзя, а так – все хорошо, живем мы хорошо, здоровье наше хорошее… Вокруг шныряли машины с нарисованными водителями и ходили люди без лиц, а многие и вовсе были нарисованы только с одной стороны – со спины, скажем! Вообще от всего этого веяло ностальгической тоской времен застоя, и Степан решил попытаться сменить тему.

– Стой! – остановил он Чебурашку на середине фразы про то, что «никогда не следует ставить кровать так, чтобы она была обращена ногами к двери…» – мне на секунду. К приятелю. Лабораторную отдать. – И он быстро заскочил в первую попавшуюся дверь. Как Степан и ожидал, лестница была не нарисована… Нисколько не смущаясь, зависнув в полной темноте без потолка и пола, Степан достал из сумки бутылку водки. С облегчением констатировав, что в ней, слава Богу, осталось еще грамм сто пятьдесят, он сделал глоток.

Выйдя из подъезда, Степан с удовлетворением отметил, что мир переменился опять. Он стал двухмерным.

***

Двухмерный мир жил и существовал не хуже трехмерного. Точки сдвигались, вибрировали, какие-то тире быстро пробегали по горизонту. «Наверное, снег идет», – догадался Степан; они с Олесей представляли собой отрезки, только разной толщины и длины. Еще одно отличие – это заметил Степан уже во время ходьбы – заключалось в том, что у Олеси самый конец ее отрезка во время движения чуть загибался. «Разговаривает», – догадался Степан и тоже в ответ чуть согнул свой конец отрезка. Получилось, видимо, невпопад, отчего Олеся некоторое время двигалась вперед совершенно прямая. Потом она начала понемногу загибаться снова, и Степан, теперь уже предпочел молчать. Поскольку он не слышал ни того, что говорит Олеся, ни себя самого, то сильно опасался конфуза.