Житие мое - Ирина Сыромятникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нужно было найти работу.
Как человек деятельный, я в первую очередь обошел все прилегающие к кампусу кварталы в поисках вакансии, которая могла бы освободиться к лету. Университет Высшей Магии – особое учебное заведение, никаких экзаменов, за исключением вступительного и выпускного, в нем нет, что логично: магией наскоком не овладеешь. Обучение разбито на много-много промежуточных контрольных точек, однако, следуя древней традиции, два раза в году преподаватели делают перерыв – летом на два месяца и зимой на три недели. Зимой большинство моих однокурсников оставалось в городе, но летом Университет практически пустел. Преддверие летних каникул – лучшее время, чтобы захапать чье-нибудь место…
Увы. Большинство вакансий предполагало работу для белых магов, в крайнем случае – для обычных людей, никто не желал проблем со студентом – черным, тем более, накануне Обретения Силы. Подлая дискриминация! Раз черный маг, то что, деньги не нужны?!
Единственным реальным вариантом было мыть полы в трамвайном депо, ночью. Спасибо, дядя, а спать когда? С четвертого года обучения в Университете начиналась специализация, раз уж я прошел посвящение, придется потратиться на полноценный курс колдовства. Клевать носом над пентаграммой? Лучше уж по башке камнем.
У меня оставалось два варианта: Гугенцольгеры или помощь семьи, причем, решать что-то надо было быстро. Я решил начать с родственников. Какого черта? Семья потомственных черных магов не может быть нищей! Мне и нужно-то всего пятьдесят – шестьдесят крон в месяц, но мать присылала двадцать, изредка – тридцать (типа, на праздники) и искренне считала это нормой. Нам нужно было серьезно поговорить. Такие дела не решаются в письмах, впервые за три года я решил воспользоваться еще одной привилегией стипендиата роландовского фонда – оплаченной дорогой до дома и обратно.
Вообще-то, летние визиты к предкам больше характерны для студентов из белых. Мне всегда было интересно, как они успевают обернуться туда-сюда, если не любят пользоваться чугункой? Рон-Четвертушка уезжал на южное побережье в компании двух второкурсниц и звал меня с собой, но я упорно отнекивался и распускал слухи, что у меня дома какие-то серьезные дела – выглядеть перед приятелями нищим побирушкой отчаянно не хотелось.
Взять билет было легко – первый вагон после паровоза популярностью у пассажиров не пользовался. Летом в наши края мало кто ездит (как и в любой другой сезон, если уж на то пошло). Во-первых, гористое плато на западной оконечности континента славилось самым мерзким во всей Ингернике климатом. Не то, чтобы у нас было холодно, но и настоящего тепла никогда не случалось, солнечные дни в году можно пересчитать по пальцам рук, зато туманы – самое обычное дело. Во-вторых, народишко у нас диковатый: крестьяне Краухарда полны предрассудков и до сих пор заплетают в гривы лошадей серебряные нити, прибивают бараньи рога над воротами, а в одеяла зашивают черную кошачью шерсть. Край меланхолии, ледяных дождей и шквалистых ветров – белые такое просто не выдерживают. И еще – нежити. В таком количестве, как у нас, проявлений потустороннего нет ни в каком другом месте. Для местных это обстоятельство является предметом своеобразной гордости и постоянного беспокойства. Простейшими ритуалами изгнания владеют даже дети, на каждом перекрестке стоят древние, испещренные непонятными знаками стелы, а в ясные дни с побережья виден пугающий и манящий Остров Короля. Кого после этого удивляет, что каждый пятый житель Краухарда – черный маг?
Я сидел на скамейке один и бездумно вглядывался сквозь клубы дыма в пробегающий мимо пейзаж. Плотная зелень защитной полосы напоминала туннель, в редких разрывах между деревьями мелькали поля, коровы, белые домики и прочая соломенная пастораль. С тайным нетерпением я ждал, когда вечнозеленые деревья сменятся низким кустарником и бурьяном, а поля – каменистыми пустошами и глубокими оврагами, но первым приветом с родины, конечно же, стал дождь.
Большую часть пути я благополучно проспал и к моменту прибытия, несмотря на ранний час, был бодр и свеж. Из багажа у меня было всего ничего – маленький рюкзачок и плетеная корзинка. Я не смог удержаться, и приобрел парочку сувениров для матери и младшеньких, после чего мое финансовое положение встало на отметку "ниже плинтуса". Проводник, героически сдерживающий позывы к зевоте, предупредительно опустил на перрон складную лестницу, помог мне спуститься и искренне пожелал счастливого пути – за пределами поезда царил густой, молочно-белый туман.
Только окунувшись в эту влажную, едва заметно клубящуюся пелену, я понял, как скучал по дому: все, что мне нравилось в городах, дым машин, их нескончаемое движение были всего лишь суррогатом этой таинственной, обволакивающей псевдожизни. Жалобно свистнул невидимый в тумане паровоз, глухо брякнул отправляющийся поезд, а я пошел вдоль перрона, мимо надписи "Дикая застава", попутно вспоминая, где именно должен находиться спуск.
Туман едва заметно отрывался от земли, максимум через час от него не останется следа, но благодаря этой особенности я сначала увидел ноги встречающих, и лишь потом разглядел лица. Меня ждали: пара дамских туфель на низком каблуке (простоватых и поношенных), два мужских сапога модели "грязи не боимся" и четыре лошадиных копыта. Именно по копытам я их и узнал – не часто встретишь животное, у которой все четыре ноги разного цвета.
– Здравствуй, ма!
Из тумана выступила женщина в темном вязаном жакете, я узнал бы ее всегда и везде. Она привстала на цыпочки и чмокнула меня в щечку:
– Здравствуй, Томми! Как добирался?
– Отлично!
– Здравствуй, Томас. Дети готовятся к твоему приезду третий день, вся округа уже знает, что их брат возвращается. Так что не удивляйся.
Прежде чем повернуться к говорившему, я сделал глубокий вдох, приводя себя в то состояние, которое обычно использовал для общения с клиентами: отстраненная доброжелательность, почтительность без фамильярности. Уверен, сейчас это давалось мне лучше, чем три года назад. Рядом с матерью, улыбаясь, стоял ОН – один из трех проживающих в Краухарде белых магов. Мой отчим.
– Привет!
– Поедемте, поедемте, – заторопилась мать и увлекла меня к повозке.
Я поймал себя на том, что, рисуя эту встречу, моя память хитроумным кульбитом выкидывала из нее человека, с которым я был знаком больше десяти лет, то есть, ни единой мысли о нем у меня не возникало. Наверное, вот так вот мозг не в состоянии увидеть то, что не понимает. Он полез на козлы, мать села со мной, а я, улыбаясь, все еще пытался добиться ощущения узнавания.
Черные и белые никогда не сходятся в одну семью, это два разных народа, разные вселенные. Из общих интересов у нас была только еда, даже спали мы по-разному. Про воспитание я даже не заикаюсь: отчим спорить со мной не мог, вообще, а наказать – это просто нереально. С момента нашей первой встречи (мне было восемь, а ему – тридцать два) он был для меня Джо, а я для него – Томас (сначала даже мистер Томас), причем, я всегда считал себя старшим. И дело не в магической метафизике – черный талант во мне тогда еще спал, а его белый никогда не был слишком сильным. Склад характера, мироощущения, личность – все как день и ночь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});