Охота на Крыс - Алексей Андреев

Следующую игру Олаф опять проиграл, и Лун Хо вознес торопливую молитву Син Тяню, духу игорной удачи. Тяжко вздохнув, викинг поставил на кон пять рубинов такой красоты, что даже у невозмутимого чайханщика перехватило дух. Поставил и коротко, отрывисто стукнул кулаком по столу:

— Играю на все! Пять камней, каждый тысяча динаров. Всего пять тысяч за раз. Играю на все.

Так и не сумев сглотнуть тугой комок в горле, Лун Хо лишь судорожно кивнул. Отчаянно шевеля ставшими непослушными губами, он долго тряс стаканчиком. Когда кости, прокатившись по столу, замерли, ханец, растерявший всю свою невозмутимость, смог лишь восхищенно просипеть что-то бессвязное. На костях было одиннадцать! Одиннадцать!

На варяга было жалко смотреть, но все же он взял стаканчик в руку и выбросил кости на стол. Восхищенный вопль в глотке Лун Хо умер не родясь. На костях тоже было одиннадцать! Тоже! Равное число!

Из глотки Олафа вырвался отчаянный рык:

— О Один! Ты сказал мне, что не нужно отчаиваться и поставить на кон еще и камни! А я, глупец, еще думал бросить игру! Клянусь Богами войны, поясом и молотом Тора, я ставлю на кон еще и свой драккар со всем снаряжением! Удваиваю ставку! Пять камней и драккар против десяти тысяч динаров!

Чайханщик попробовал предостерегающе тронуть руку Лун Хо, но тот лишь отчаянно закивал. Вновь покатились кости по столу, но, лишь когда они замедлили свой бег, ханец отчетливо понял, что проиграл. На костях было десять, но неощутимый обычными людьми дух и опыт игрока подсказали ему, что это конец. Варвар еще не взял в руки кости и стаканчик, а Лун Хо уже знал, что викинг выиграл. Немигающим, потухшим взглядом ханец смотрел на кости, брошенные Олафом. Медленно-медленно катятся по столу кости, наконец они замерли.

От рева викинга чайхана на миг словно взлетела в воздух:

— Одиннадцать! Эй, бездельники, марш сюда!

Четверо здоровенных северян в полной броне образовались рядом с белокурым варваром. Как во сне Лун Хо видел, как варвар сгреб со стола все деньги и ссыпал их в замшевый кошель. После этого он счел необходимым обратиться к застывшему столбом Омару:

— Я выиграл десять тысяч. С меня пять сотен динаров. Завтра зайдет мой человек и отдаст все до гроша.

Чайханщик еще не успел открыть рот, как северянин любезно ему пояснил вполне очевидные вещи:

— Ханец отдаст мне свой долг, а я рассчитаюсь с тобой. Я знаю городские обычаи и против гильдии Ловкачей не пойду. Тем более что я хочу дойти до своего драккара без лишних проблем. Кому охота, выиграв немного денег, умирать по пути домой?

В завершении своей речи викинг мудро улыбнулся, но Омар уже тащил кисть, тушь и кусок бумаги, вызвавшей неодобрение Олафа. Пришлось чайханщику сходить за пером и пергаментом, на котором он, под диктовку северянина, написал расписку от лица Лун Хо. Четверо викингов, двое вышибал, повар и сам Омар расписались на пергаменте, как и положено по закону. Комар носа не подточит, восемь свидетелей, все честь по чести. Приложив к пергаменту смоченный чернилами палец, Олаф поклялся на мече и оттиском большого пальца подписал свою расписку на пять сотен динаров, положенную долю хозяину заведения.

Забрав расписку, на которой Лун Хо нацарапал свою роспись и также приложил палец, викинги ушли из чайханы. Ханец все сидел неподвижной статуей, не сводя глаз с желтых костей, рассматривая проклятые одиннадцать. Голова была пуста, не было даже тени мысли, где взять деньги и что сказать патриарху клана. Сегодня он проиграл пять тысяч хозяйских денег, недельную выручку трех опиумокурилен и двух веселых домов, принадлежащих клану «Феникса». Это если не считать долга в пять тысяч варяжскому гостю.

Прошло не менее получаса, прежде чем к горестно застывшему Лун Хо подошел чайханщик и поставил перед ним пиалу с подогретым вином. Викинг перед уходом заказал ее проигравшему, достойно отплатив за былое угощение. И сейчас Омар протягивал ее Лун Хо. Тот уже поднял свой взгляд от костей и сейчас смотрел на старательно отводящего глаза чайханщика. Но когда ханец вновь взглянул на лежащие кости, то не смог сдержать изумленного крика. На костях медленно проступали два очка! Не одиннадцать, не пятерка и шестерка, а две единички!

Однако чайханщик Омар, когда очумевший от радости ханец заорал, что его околдовали, лишь покачал головой и развел руками. Оправленный в зеленый металл, странный, пульсирующий фиолетовым огнем камень еще лежал на столе. Лун Хо знал этот талисман, показывающий использование игроком магии. Сегодня, когда ставки были весьма высоки, камень весь вечер лежал на столе. И ни разу пурпурная глубина не полыхнула багряным всполохом тревоги. В отличие от весьма многих, камень чайханщика Омара был подлинным, что и привлекало к нему крупных игроков.

Спорить против него было все равно что мочиться против ветра. Тяжело вздохнув, Лун Хо вышел в темноту ночных улиц. Всю ночь до рассвета он бродил по улицам в немом оцепенении, так до конца и не поняв, что делать. Понимая лишь одно, что теперь он опозорен и обречен на лютую смерть. Он даже не мог покончить собой, иначе беспощадная расправа и позор ждали весь его род…

Далеко, на другом конце города, в бывшем подворье купца Тверда, хлебал темное пиво Олаф, с хохотом рассказывая, как в самом начале игры один из его людей подменил талисман на искусную подделку. После этого ничто не мешало ведьмаку отводить глаза, заставляя всех видеть на костях то, что ему было нужно. А когда чайханщик писал расписку, камень вновь оказался на столе. Вообще-то это было излишне, талисман Омара чуял лишь магию управления броском костей, но ведьмак предпочел подстраховаться.

Винт чуть не отбил себе руку, хлопая варяга по плечу и выпивая кубок за кубком за его хитроумие. В последний раз он так смеялся, видя Урука в вышитой сорочке и льняных портах. Тогда они с Рогволдом и орком приехали в Ашур под видом богатого деревенского старосты и его сыночка, зачарованного ведьмой. Сам Винт изображал возницу и расторопного прислужника старосты, а Урук — бедного деточку.

Ведьмак вспомнил, как на подъезде к городу у Рогволда чуть не отклеилась фальшивая борода, обильно траченная сединой, и улыбнулся. Вспоминая тех, к кому прикипело его сердце, он задумался, гадая, куда забросили друзей степные дороги и где они теперь. Неясная тревога холодными пальцами сжала сердце.

— О боги, — прошептал Винт, — пошлите им удачу на их пути…

Как бы подслушав его мысли и угадав его тоску, поднялся на ноги Олаф, и пиво плеснулось через край дубовой кружки:

— Выпьем, братья, за тех, кто в пути. Пусть они не знают усталости, пусть всегда в их бурдюках будет в достатке еды и воды, а если в их флягах будет пиво — так это совсем хорошо! А враги на пути ослепнут, оглохнут и бегут в страхе, как трусливые зайцы, лишь почуяв на себе их взгляд! Да хранит их Один!…