Белорские хроники - Ольга Громыко

Иногда я ей жутко завидовала...

В дверь робко постучались.

- Ладно уж, вползай, клоп, - примирительно буркнула я. Все-таки братишка у меня - прелесть. Хоть и гадость редкостная.

За дверью неодобрительно кашлянули, заставив меня виновато втянуть голову в плечи.

- Госпожа Риона, кушанья уже на столе, велели вас звать, - сухо сообщила Анюра, суровая пожилая дама, которую язык не поворачивался назвать служанкой. Папа в шутку величал ее замкохозяйкой, доверив этой вобле в юбке ключи от всех ворот и кладовок. И, ей-ей, на ее поясе они были в большей безопасности, чем в драконьей сокровищнице!

- Так-таки сами и велели? - не удержалась от шпильки я, представив замогильный голос, раздающийся из супницы.

- Нет, ваши отец и бабушка, - отрезала Анюра, напрочь лишенная чувства юмора. - Изволите спуститься?

- Изволю, - нехотя подтвердила я, оставляя себе хотя бы иллюзию выбора. Ведь если откажусь, замкохозяйка начнет нудно меня уговаривать и отчитывать, потом сбегает наябедничает папе, тот сам поднимется, ну и бабка с ним, куда ж без нее. Эх, распустили мы прислугу! Причем, увы, личным примером...

Настроение у меня по-прежнему было отвратительным, в носу подозрительно свербело. «Прекрасный шанс обмануть судьбу: подцепить воспаление легких и умереть счастливой за день до срока», - мрачно подумала я, распахивая шкаф. Белое - слишком праздничное для завтрака, черное - ненавижу... ага, вот! Голубое с коричневыми оборками и поясом. Натянув платье, я цапнула с комода расческу, не глядя гребанула по волосам и взвыла. Намоченные дождем и абы как высохшие пряди превратились в пук сизого мочала, в котором шпильками торчали выломанные зубцы. Зеркало, к которому я кинулась за моральной поддержкой, отразило еще более безрадостную картину: осунувшееся лицо, тусклые опухшие глаза со слипшимися ресницами, бесцветные губы... Ужас, это ж и за час в порядок не привести!

А может, ну его? Ведь никто и не ждет, что без пяти минут покойница будет выглядеть как весенняя дриада...

Нет уж!

Я покрепче стиснула расческу и, закусив губу, начала яростно раздирать паклю. Не хватало еще, чтобы меня запомнили такой !

К завтраку я безнадежно опоздала, зато перестала напоминать ходячий труп, поднятый некромантом из сточной канавы. Родня, впрочем, не спешила расходиться. Сегодня к столу пригласили Виткиного жениха (как же его зовут-то?), и тот из кожи вон лез, дабы понравиться семье. Сейчас, например, они с моим отцом оживленно обсуждали предстоящий турнир. Дар, надувшись, ковырялся в каше с видом золотаря, которому поручили найти уроненную в дыру сережку. Десертное блюдце в его приборе отсутствовало, демонстративно отодвинутое отцом на середину стола. Оказывается, пугалку мой братишка все-таки поставил. Но после ночных событий напрочь о ней забыл, и разрядила ее бабка, которая теперь полулежала в кресле с мокрой тряпкой на лбу и флаконом душистых солей у носа, изображая страдальческое умирание. Когда бабке казалось, что на нее никто не смотрит, она быстренько цапала с блюда пирожное и запихивала его в рот, после чего разражалась особенно душераздирающими стонами.

- А вот и моя старшая дочь! - наконец заметил отец. - Милая, ты сегодня прекрасно выглядишь!

Я небрежно кивнула, не распространяясь, каких усилий мне это стоило.

- Риона, познакомься с Марвеем. Этот достойный молодой человек только что попросил у меня руки Вителии.

Я неубедительно изобразила восторг и изумление. За последние полгода Виткин жених надоел мне хуже занозы в пятке: то серенады среди ночи припрется петь, то камнем с запиской в ее окно запустит и промахнется, а уж эта их беседка...

- Не вопрос, сейчас оторвем и отдадим, - прошипел Дар себе под нос.

Будущий шурин принял мое дурацкое хихиканье на свой счет и побагровел. Папа осуждающе кашлянул. Я, метнув на брата гневный взгляд, протянула Марвею руку для поцелуя.

- Очень приятно познакомиться, - пробормотал претендент на родство. И что Витка в нем нашла? Невысокий, белобрысый, причем уже лысеющий и полнеющий. К сорока годам вообще в колобок превратится. - Я так много о вас слышал... Примите мои искренние соболезнования.

- С чем? - холодно перебила я.

- Ну, я имею в виду...- окончательно смутился Марвей. - Вителия рассказала мне о вашем проклятии.

- Это не проклятие, - отчеканила я. - Я не больна смертельной и уж тем более заразной болезнью, не обречена в жертву дракону и не отпущена на поруки до часа публичной казни...

- Риона! - повысил голос отец, но меня уже несло.

- ...поэтому совсем необязательно целовать воздух над моей кожей, украдкой крутя за спиной кукиш.

- Риона! Немедленно извинись перед нашим гостем!

Я раздраженно задвинула стул и в глубокой осуждающей тишине вышла из столовой, а там и из дома.

Да-да-да, я неправа, дракон меня побери, но как же мне это надоело! И ведь каждый раз зарекаюсь обращать внимание на «сочувствующих», но чем дальше, тем чаще срываюсь.

Проходя мимо клумбы, я оборвала с розового куста несколько бутонов, и теперь мой путь по саду отмечала дорожка из лепестков. Да что этот Марвей себе воображает?! Если Витка действительно рассказала ему о пророчестве, то должна была упомянуть и о том, как я ненавижу поднимать эту тему. Толстяк нарочно меня раздраконил! Нет, ну каков мерзавец! Можно подумать, он бессмертен! Вот запрусь сейчас в комнате, воскурю благовония, войду в транс и ка-а-ак напророчу этому Марвею жуткую и мучительную смерть, а потом в подробностях ему перескажу. Или нет: напишу два десятка копий и разошлю всем его знакомым. Пусть теперь ему соболезнуют!

Смакование мести отравляла уверенность, что ничего я воскурять и писать не буду. После того случая я забросила не только аспирантуру, но и прорицание вообще. Разве что само нахлынет, чаще - во сне. К тому же Марвей вполне мог дожить до ста лет и помереть в своей постели, в объятиях смазливой служаночки. Таким концом его точно не испугаешь!

Самое обидное, что аппетита мне этот дурацкий скандал не отбил, даже наоборот. Но возвращаться в столовую поздно, слуги давно ее убрали. Может, на кухню сбегать? Хлеб и копченое мясо там всегда найдутся.

Я развернулась и ойкнула от неожиданности.

- Папа?!

Отец, вряд ли кравшийся за мной на цыпочках и никак не ожидавший такой реакции, тоже шарахнулся назад.

- Опять задумалась?

- Ага, - виновато призналась я, отбрасывая ощипанную розу. - А ты что тут делаешь?

- Тебя ищу. Пойдем, - отец указал на беседку, - поговорим.

Ох!.. Я покорно поплелась следом, без всяких трансов зная, что он мне скажет.

Неухоженным наш сад казался только на первый взгляд: при более тщательном осмотре на кустах обнаруживались неубедительные следы ножниц, а цветы на клумбах все-таки преобладали над сорняками. В садовниках у нас ходил (вернее, еле шаркал) дедок лет семидесяти, сам напоминающий обомшелый пенек. Выкорчевать его рука не поднималась: тут же развалится. Бабушка как-то принялась распекать отца, что из-за его благотворительности в саду скоро заведутся кикиморы, на что зять огрызнулся, мол, одна здесь уже шастает, и назло ей повысил садовнику жалованье. Дедок обленился окончательно, и сад приобрел восхитительно дикий вид с кучей укромных уголков. Беседка вообще скрылась под плащом виноградной лозы, только вход зияет.

Папа потрогал скамью, нахмурился, взмахнул ладонью, словно желая стереть дождинки, но досок не коснулся: они сами зашипели, исходя паром.

- Садись.

Я со вздохом подобрала платье. Отец остался стоять посреди беседки, скрестив руки на груди. Пятнадцать лет назад я бы разревелась от стыда под его взглядом. С возрастом плаксивость прошла, но стыд никуда не делся.

- Риона, ты несправедлива к Марвею. Молодой человек всего лишь хотел произвести на нас благоприятное впечатление.

- О да, для охотника за приданым это жизненно важно! - Я чувствовала себя законченной склочницей и оттого злилась еще больше.

- Его семья немногим беднее нашей и столь же знатная, - терпеливо напомнил отец.

- Потому что он еще не вступил в права наследования и не начал транжирить родительские деньги направо и налево! Посмотри, у него же на лице написано: «Мот и повеса»!

- Для юноши его лет и происхождения это нормально. Ничего, остепенится... поможем, если что. Но сегодня ты напрасно на него набросилась - парень пытался быть любезным, только и всего.

- Тоже мне любезности - хоронить заживо!

- Возможно, он думал, что тебе это понравится, - пожал плечами отец. - Например, твой дед обожал выслушивать соболезнования и принимать подарки, а один раз даже устроил репетицию собственных похорон. Уверял, что мертвому ему уже будет все равно, зато сейчас - в самый раз на поминках гульнуть...

- Папа!

- Извини, - вздохнул он, присаживаясь рядышком и устало откидываясь на спинку скамьи. - Утешение действительно сомнительное. Доченька, я понимаю, как тебе тяжело. Если бы я мог, я бы с радостью поменялся с тобой местами, но, увы, это не в наших силах...