Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме - Александр Терентьев

Тем не менее, подборка фотографий, которую мог представить Обама по итогам своего европейского турне, впечатляла. О таком улове мечтал бы, наверное, любой политтехнолог: вот президент за кружкой «Гиннеса» в ирландском пабе, вот он играет в настольный теннис с британским премьером Дэвидом Камероном, вот жарит бургеры и сосиски для афганских ветеранов в саду на Даунинг-стрит, а вот уже блистает на торжественном приеме в Букингемском дворце. И, что интересно, во всех амплуа выглядит весьма органично.

Стопроцентным пиаром многим показалась история о европейском происхождении Обамы. Чиновники Белого дома порылись в архивах и выяснили, что дальний предок президента по материнской линии был, оказывается, ирландским сапожником, эмигрировавшим в Америку в 1850 году. И Обама мастерски разыграл эту карту, отправившись на его родину в небольшую деревеньку Манигалл. Многие эксперты вспомнили тут же, как Рональд Рейган, перед тем как переизбраться на второй срок, побывал в ирландском графстве Типперери, заглянув в церковь, где крестили его прапрадеда, и выпив кружечку пива в местном пабе. В Дублине Обама выступил перед многотысячной толпой, которая встретила его речь овациями. Президент назвал себя на ирландский манер Барри О'Бамой, пообещал американскую помощь в преодолении кризиса и даже произнес на гэльском языке знаменитый лозунг своей первой предвыборной кампании: «Да, мы можем». Он отметил также, что сделал себе политическую карьеру в Чикаго – самом ирландском городе Америки. «Заигрывания с небольшой европейской страной, – писала The Washington Post, – которая погрязла в долгах и утратила доверие соседей, объясняется лишь электоральными интересами Обамы. Ведь в Соединенных Штатах проживает несколько десятков миллионов граждан ирландского происхождения»[408].

Избирательная кампания в США вынудила Обаму быть более лояльным и в отношениях с Британией. Ведь в противном случае он мог окончательно утратить расположение белых англосаксов. Входе визита в Лондон Обама попытался наладить связи с британской элитой, которые, казалось, были безнадежно испорчены после аварии на нефтяной платформе ВР. Президент США вновь заговорил об «общих ценностях», единстве англосаксонских народов, Великой хартии вольностей и «весомом вкладе Британии в операцию в Афганистане». Обама остановился в Букингемском дворце и произнес речь перед обеими палатами парламента. «Иностранные лидеры, – писала The New York Times, – почти никогда не выступают в обеих палатах, ведь это одна из привилегий британских монархов. До Обамы такой чести удостоились лишь Шарль де Голль, Нельсон Мандела и папа Бенедикт XVI»[409].

Как отметила член парламента Тесса Джоуэлл, «историческая речь Обамы вызвала волну политической битломании»[410].

Но если эта волна и поднялась, она быстро схлынула. Европейские остроумцы назвали поездку Обамы «комедией ошибок». И наиболее символичным в этом смысле стал прокол президента на приеме в Букингемском дворце, когда, перекрикивая звуки британского гимна, он попытался произнести тост в честь Елизаветы II, недоуменно пожимавшей плечами.

Критики в Вашингтоне заявляли, что «европейский предвыборный тур» не принесет Америке никаких дивидендов и является бессмысленным разбазариванием государственных средств. Как отметил в своем блоге бывший губернатор Миннесоты Тим Павленти: «Простите, что прерываю ваш славный поход по пабам, но откуда у вас деньги на развлечения, если все ушло на реформу здравоохранения»[411].

По словам республиканцев, единственным реальным, а не имиджевым достижением Обамы могли стать результаты саммита во французском Довилле. Однако, как отмечал The American Thinker, «встреча «восьмерки» превратилась в обыкновенный светский раут, на котором присутствовали лишь «хромые утки». И хотя американский президент уломал своих союзников выделить 20 млрд. долларов на поддержку «арабской весны» в Тунисе и Египте, роль лидера свободного мира оказалась ему не по плечу. Особенно наглядно это проявилось в тот момент, когда он отклонил просьбу Николя Саркози предоставить в распоряжение коалиции, ведущей военные действия в Ливии, современные самолеты «А-10» и «АС-130»[412].

Не удалось американскому президенту и восстановить позиции Вашингтона в Восточной Европе. «Польша, которая в эпоху Буша была чуть ли не главным стратегическим союзником США в ЕС, – писала Berliner Zeitung, – так и осталась для администрации Обамы нелюбимой родней. И обещания разместить в этой стране американские подразделения ВВС в Варшаве никто всерьез не воспринимает. Ведь Белый дом уже отказался однажды от своих планов ради сближения с Россией»[413].

В начале 2012 года самым важным шагом администрации Обамы на европейском направлении стала, пожалуй, атака на премьер-министра Италии Сильвио Берлускони. Госдепартамент США включил его в список преступников, связанных с торговлей людьми. Как утверждалось в специальном докладе Госдепа, «итальянский премьер подозревается в том, что пользовался сексуальными услугами несовершеннолетней марокканки, которая была жертвой современных работорговцев»[414]. Многих экспертов удивило, что амерканцы не постеснялись вынести такой вердикт лидеру страны, которая входит в большую восьмерку и является одним из ключевых союзников США в НАТО. Случай, действительно, беспрецедентный. Ведь одно дело, опубликованные на Wikileaks неофициальные донесения американских дипломатов, в которых Берлускони был назван «тщеславным животным, неспособным уже ни на что кроме бешеных вечеринок». И совершенно другое – официальный доклад Госдепа – ведомства, которое отвечает за формирование внешней политики США. «Американцы, – писала итальянская газета La Stampa, – окончательно сорвались с катушек. Так беспардонно они не вели себя даже в эпоху Буша, который, конечно, ни во что не ставил европейских союзников, но старался все-таки соблюдать правила дипломатического этикета. Теперь же ни у одного американского союзника нет иммунитета: за те или иные пригрешения, каждый из них может оказаться в черном списке»[415].

Демократическая администрация с самого начала невзлюбила Берлускони. Его шутовские выходки раздражали серьезных молодых менеджеров, наводнивших Белый дом с приходом нового президента. И когда итальянский премьер похвалил «прекрасный бронзовый загар» Обамы, в Вашингтоне его окрестили расистом и сделали персоной нон грата. И хотя госсекретарь Хиллари Клинтон процедила как-то сквозь зубы, что «Берлускони является самым лучшим другом Соединенных Штатов»[416], характеризуя итальянского лидера, американские аналитики не скупились на эпитеты: «карикатурный персонаж», «язва на теле ЕС», «сеньор Бунго-Бунго» (именно таким экзотическим термином обозначались оргии на вилле Берлускони в Аркоре)… «Серьезная страна, эксцентричный лидер»[417] – так охарактеризовал отношение американцев к Италии известный политолог Джим Хогланд.

У многих в Вашингтоне вызвала бешенство сцена, произошедшая в конце мая 2011 года на саммите восьмерки в Довилле. «Перед началом вечернего заседания, – рассказывала The New York Times, – итальянский лидер неожиданно подлетел к Обаме, начал похлопывать его по плечу и жаловаться на диктатуру левых судей в Италии. Американский президент лишь развел руками»[418]. Но дело, конечно, не в развязных манерах итальянца. «Соединенные Штаты терпели бы шокирующее поведение Берлускони, – отмечала газета Corriere Della Sera – если бы при этом он не перечил им в глобальных вопросах. Однако дружба кавалера с израильским премьером Нетаньяху, жесткая антиисламская риторика, заигрывания с Россией, критика нового американского проекта ПРО и поддержка строительства газопровода «Южный поток» – все это превращало его в изгоя»[419].

Дело Руби-Сердцеедки стало прекрасным поводом для того, чтобы отобрать у Берлускони ярлык на княжение. Включив его в черный список, Соединенные Штаты дали понять, что хотели бы видеть на посту итальянского премьера другого человека. «Для Италии неприлично иметь такую визитную карточку на мировой арене, – говорил лидер оппозиции Пьер Луиджи Берсани, и американцы лишь подтверждают это». «Фактически, администрация Обамы избавилась от неудобного и чересчур амбициозного европейского лидера, – писала La Stampa после отставки Берлускони. – и добились того, чтобы никто не выделялся из серой массы безликих европейских правителей»[420].

С французским президентом Николя Саркози администрация Обамы до последнего сохраняла тесные отношения. В первую очередь, конечно, это проявилось во время кампании в Ливии. Многие даже предполагали, что американцы приложили руку к скандалу вокруг главы МВФ Доминика Стросс-Кана, который считался самым опасным соперником Саркози в схватке за Елисейский дворец. Скандал разразился 14 мая 2011 года когда Стросс-Кан был арестован в нью-йоркском аэропорту Джона Кеннеди по обвинению в сексуальном нападении на горничную гостиницы Софитель на Таймс-сквер. Произошло это за месяц до того, как Стросс-Кан должен был объявить о своем решении побороться за пост президента Франции. (Как отмечала Liberation, «социалисты очень рассчитывали на Стросс-Кана, который, по сути дела, был единственным политиком, способным положить конец взбалмошному правлению Николя Саркози»[421]).