Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне - Белтон Купер

Разведка донесла, что немцы разработали новое секретное оружие — дистанционно управляемую автотанкетку[54]. Высотой всего полметра, она работала на аккумуляторах, управлялась по кабелю, который разматывался при движении, и несла на себе 450 килограммов тротила. Взорвать ее оператор мог с расстояния нескольких сотен метров, из окопа. В Дюрене было организовано училище для немецких солдат по обхождению с этими танкетками.

В войска поступил приказ сообщать о военнопленных, которые могли посещать это училище, и вскоре в пустующую школу в Маусбахе, где отдел разведки допрашивал пленных, поступил молоденький немецкий солдат — якобы курсант в училище для операторов. Светловолосый и рослый немец, истинно нордический продукт «гитлерюгенда», оказался на редкость самоуверен. Он страшно переживал, что его взяли живым и не позволили пасть в бою во славу Германии и фюрера, на вопросы отвечать отказывался, а только повторял, ссылаясь на Женевскую конвенцию, свое имя, звание и личный номер.

Бывало, что от пленных требовали заниматься гимнастикой — чтобы поддержать их в форме и чтобы развязать языки. В попытках заставить его заговорить, молодого немца загнали на второй этаж школы, заставили выпрыгнуть из окна и соскользнуть вниз по флагштоку рядом со зданием, но все было тщетно: пленник только продолжал бурно возмущаться.

Один из основных принципов успешного допроса — вначале усыпить бдительность пленника, а затем сломить его психологически. На следующее утро немецких пленников собрали на площади перед бывшей школой, прежде чем рассадить по грузовикам и отправить обратно в лагерь для военнопленных. Старшим в отделении разведки был молодой лейтенант, еврей по национальности. Он родился в Германии, но вместе с родителями покинул родную страну в начале тридцатых годов, чтобы избежать преследований со стороны нацистов. Он безупречно изъяснялся по-немецки и отлично понимал психологию воспитанников «гитлерюгенда». Когда пленники выстроились перед школой, лейтенант взял в руки список с именами, несколько минут изучал его, а затем обратился к строю на превосходном немецком. Он заявил, что, хотя все они — военнопленные, американцы всегда восхищались отвагой и стойкостью, хотя бы и вражеской. Вызвав по имени курсанта из операторского училища, лейтенант попросил его выйти из строя и некоторое время осыпал похвалами. Юнец ухмылялся во весь рот и ежеминутно поглядывал по сторонам, пытаясь убедиться, что его товарищи по несчастью понимают, о чем говорит американец. Затем лейтенант заключил, что, поскольку американцы были особенно впечатлены подобной доблестью, было принято решение уважить желание курсанта умереть за своего фюрера. Поэтому тот будет доставлен к линии фронта и передан германским войскам…

На этих словах двое военных полицейских с повязками Красного Креста на рукавах подогнали к школе джип, тоже под флагом Красного Креста, выскочили из машины, подхватили курсанта под локти и потащили в кабину. Ухмылка на лице молодого немца сменилась выражением полнейшего, абсолютного ужаса. Колени его подкосились, и он разрыдался, словно мальчишка. «Найн, найн, я не хочу умирать за фюрера! Найн, я не хочу, я не хочу умирать!» — кричал он.

Его препроводили обратно в школу, где он поведал американскому лейтенанту все, что только знал о дистанционно управляемых танкетках. В глазах американских пехотинцев молодой немец опозорил себя совершенно, и даже товарищи его из числа военнопленных хохотали курсанту вслед, когда его уводили.

Почти ежедневно моросили ленивые дожди характерной для Германии ранней осени. Поля превращались в топи. Проводить ремонтные работы стало тяжело. Через несколько дней после взятия Ахена тыловые службы дивизии перебрались в город. Ремонтный батальон занял фабрику резиновых изделий Энгльбурта — там имелись пригодные под мастерские просторные здания и широкие асфальтированные площадки. Майор Аррингтон требовал, чтобы все офицеры связи держались вместе на случай, если потребуется быстро их разыскать. Мой приятель Эрни Ниббелинк отыскал превосходное местечко — бывший телефонный узел фабрики, расположенный в полуподвале, под бетонными перекрытиями и за толстыми железобетонными стенами. Там мы чувствовали себя в безопасности и даже не стали рыть окопы. После нескольких месяцев в поле мы наконец переселились в приличное здание с относительными удобствами.

От сосредоточения до прорыва линии Зигфрида

Впервые за четыре месяца дивизии выдался случай перевести дух. Мы прикрывали узкий участок фронта от Штолберга и через высоту 287 — до Маусбаха. На нашем правом фланге находились позиции 9‑й дивизии (4‑я пехотная стояла еще южнее, в Хюртгенском лесу), а на левом — 104‑й дивизии, сменившей 1‑ю пехотную. Хотя мы находились фактически на передовой, дивизия получила возможность сменять боевые части, по очереди давая им возможность отдохнуть и восстановить силы.

Процесс сосредоточения сил шел полным ходом. Ежедневно к передовой подходили новые подкрепления. Как можно ближе к фронту подтягивались артиллерийские батальоны и танковые батальоны Главного штаба, зенитные батареи и части самоходной артиллерии, не говоря уже обо всех тыловых службах. В окрестностях Ахена становилось исключительно тесно.

До сих пор военные действия в Северной Европе — от вторжения в Нормандию и до самой линии Зигфрида — проходили для нас успешно. Умелое развертывание сил пехоты, танков, артиллерии и авиации привело к успеху прорыва у Сен-Ло и позволило бронетанковым дивизиям осуществить глубокий прорыв, промчавшись по Северной Франции и Бельгии до самых укреплений линии Зигфрида на немецкой границе. Наступление в Северной Франции стало примером последних достижений военной науки. Но средние танки М4, оставшиеся основным оружием наших бронетанковых сил, несли колоссальные потери, что перекладывало немалую часть нагрузки на другие рода войск. Только совместными усилиями мотопехоты, самоходных орудий и точечными бомбардировками со штурмовиков P‑47 нам удавалось частично компенсировать огромные потери в танковых частях.

По мере того как разворачивалась кампания в Северной Европе, все яснее становилась величайшая ирония Второй мировой. Самая, пожалуй, мощная из собранных когда-либо сухопутных армий, поддержанная мощными группировками стратегической и тактической авиации, теряла темп и несла чудовищные потери… Происходило это потому, что ее главное наступательное оружие, средний танк М4, в значительной степени уступало аналогичным типам боевых машин противника. Это требовало коренных изменений в приложении доктрины действий бронетанковых сил, столь блистательно задуманной за несколько лет до того. Недостатки нашего основного боевого танка не позволяли нам воспользоваться ею в полной мере.