Требуется жадная и незамужняя - Лена Валевская

Она решительно поднялась с дивана.

— Ты готова? Идем?

— А ты не собираешься ничего брать с собой? — удивилась я.

— Только машину. В Алуяре, вроде, неплохие дороги. Если, конечно, магия зеркала до нее дотянется. А всё остальное, сама понимаешь, мне может уже не пригодиться.

Я решила не переодеваться в белое платье Алуяра, а перемещаться, как была, в джинсах и светло-зеленой футболке. Только натянула на ноги кроссовки. Кто знает, куда меня закинет амулет и не придется ли опять от кого-нибудь убегать. С Кристиной мы сейчас выглядели как сестры-двойняшки, обе светловолосые, зеленоглазые, в похожей одежде, даже цвет футболок почти совпадал.

Кажется, всё.

— Прощай, Земля, — произнесла я и взяла в руки зеркало.

Кристина отошла к окну, поближе к машине, и вынула из сумочки собственное.

Вдох. Выдох. Вперед!

Квартира растаяла, уступая место шумящему над головой лесу, осенней прохладе и… тонкому хрустящему, голубоватому в свете Алуярской луны, слою снега на траве.

Снег? В поместье, наконец-то, пришла зима?

Чемодан и все вещи перенеслись той же неаккуратной горкой и напоминали сейчас среди деревьев несанкционированную лесную свалку. Порывшись в этой куче, я нашла зимний пуховик и торопливо натянула его на озябшее тело.

— Так вот о чем ты говорила! — ахнула Кристина. — Лют и вправду не в себе.

Она стояла в нескольких метрах от меня и озиралась. Чуть поодаль, удачно или магическим образом вписавшись между стволами, виднелся ее автомобиль. Кристина мелко дрожала от холода. Я открыла чемодан, достала теплую кофту и бросила ей.

— Ты так говоришь из-за снега? — уточнила я, оглядываясь по сторонам. Где Лютик? Где Ён? Уверена, амулет должен был перенести меня туда, где находятся мои любимые.

— На территории поместья и в лесу вокруг него никогда не бывает зимы, — улыбнулась Кристина, надевая кофту. — Ты не знала? Если мы с тобой создали кусочек лета в декабре, то представь, на что способны сами Люты? Пока они тут живут, пока остаются сами собой — в этом месте всегда будет рай.

А люди еще считают их чудовищами! Да они Лютам молиться должны, как древним божествам плодородия и вечного лета!

— Мама!

С ближайшего дерева на меня рухнул радостный насекомыш и вцепился всеми восемью лапками.

— Мама вернулась!

Через мгновение маму крепко обнимали детские ручонки.

— Лютик! — я опустилась на колени и прижала к себе любимого малыша. — Родной мой! Ты как? В порядке? Цел? Не болеешь? Не мерзнешь? Да ты же опять голышом!

— Я скучал!

— Я тоже, маленький, я тоже! Погоди, мама тебя сейчас оденет.

Еще две кофты, подпоясанные колготками, полностью укрыли пятилетнего с виду малыша от мороза. Несколько пар простых носков и одни шерстяные превратились в подобие зимних валенок. Мамину шапку пришлось подвернуть, зато ребенок был утеплен и не рисковал простудиться.

— Да я не мерзну, мам! — пробовал протестовать сын.

— Я тебе дам — «не мерзну». И кстати, что ты делаешь в лесу? Один! Без присмотра!

— Я пошел за папой! — зашептал Лютик, прижавшись ко мне. — Он пошел в лес, а я за ним. А дальше я не пошел, мне стало страшно. Папа совсем изменился. Как только ты исчезла, он ходил хмурый, места себе не находил. Сначала у нас всё было хорошо, он со мной играл, гулял. Потом он становился грустнее и грустнее. Много злился. Запирался у себя. А еще он стал уходить в лес без меня. Уйдет, а из леса вой. Даже слуги напугались, говорят — Лют лютует. Но папа же не лютует. Он просто расстроен. Ему грустно. А вчера я понял, что он вообще не хочет больше становиться человеком. Он уходил в лес на целый день и ночь. А когда вернулся утром, то показался каким-то другим. Был злой, дерганый, на всех раздражался. Он даже служанку чуть не ударил, сдержался в последний момент. А к вечеру на него накатила такая ярость, что он убежал в лес и даже перекинулся еще в саду, не добежав до опушки. Я хотел пойти за ним, но он меня пугает. Мам, папа сошел с ума?

Меня он тоже пугает, малыш. Два безумных Люта на один лес — это явно перебор. И что мне делать с невменяемым Ёном? И почему он повторяет судьбу отца? Сумасшествие у них семейное? Передается по наследству? Ой, а вдруг и Лютику грозит такое будущее?

— Не понимаю, — произнесла Кристина. — Ты же не накосячила так, как я. Твой-то муж из-за чего теряет разум?

— Да и твой поступок не причина настолько свихнуться, — отозвалась я хмуро. — Лютик, знакомься. Это твоя бабушка Кристина. Она мама твоего папы.

— А я, кажется, это уже понял, — заулыбался сынок и с любопытством посмотрел на Кристину. — Здравствуй, бабушка.

А та, как завороженная, разглядывала внука.

— Он так похож… и на тебя и на Ёна, каким он мне снился. Лютик, можно мне тебя обнять?

Лютик кивнул и тут же оказался в объятиях той, кто так долго скучала по собственному сыну.

Что ж, Лютик в порядке. Кристина, хоть немного, но стала счастливее. Пора заняться поисками еще одного, блудного, представителя нашей небольшой семьи.

Теперь, научившись понимать и различать свои ощущения, я могла определить примерное направление и расстояние до своего мужа. Чуть хуже, на тонкой грани восприятия, чувствовался другой Лют. Дедушка Ле Гиль. Он был где-то далеко, в то время как Ён шел в нашу сторону.

Сердце забилось то ли от радости, то ли в страхе перед неизбежным свиданием с тем, от кого я не знала, чего ждать.

Уже слышался треск и стон деревьев, на которые явно не трудилась обращать внимание ломившаяся сквозь лес огромная яростная Тварь.

Лютик отодвинулся от бабушки и посмотрел в ту сторону, откуда вот-вот должен был появиться папа.

Кристина побледнела и тяжело задышала, предчувствуя встречу с самой большой фобией своей жизни.

А из чащи, переступая мощными паучьими лапами и не сводя с нас пристального взгляда темно-зеленых глаз, надвигался грозный Лют.

Глава двадцать первая. Семья — дело тонкое

Тут мне стало по-настоящему страшно. Кто знает, что там, в этих холодных нечеловеческих глазах: злоба, ненависть или простое внимание? И не идет ли мой любимый Лют, по примеру безумного папочки, убивать оказавшихся в его лесу людей?

— Лютик, — прошептала я, и сын сразу же бросился от замершей в ступоре Кристины ко мне, поднырнул под дрожащую руку и прижался к маминому боку всем телом.

От него веяло легким беспокойством и любопытством. Мой храбрый малыш не боялся или