Волчья кровь - Татьяна Корсакова

Губы невесты, теперь уже жены, пахнут земляникой. Поцелуй целомудренно холодный, равнодушный. А хочется, чтобы горячий, чтобы до крови… До чего же мысли бредовые! В такой-то день, в таком-то месте…

Воздух вибрирует не то от полуденного зноя, не то от ищущего выхода напряжения, а в ушах полустон-полушепот:

– …И в горе, и в радости…

Кто это там про радость? Какая радость, когда даже венчальное колечко у него волчье?… Какое колечко, такая и жизнь. И голоса больше не ангельские, тихий рокот удивления и страха. И путающийся в волосах невесты не пойми откуда взявшийся ветер. И разом гаснущие праздничные свечи. И кровью вычерченный на витражном стекле волчий силуэт…

– Что это? – Узкая ладонь ищет защиты в его руке, атлас подвенечного платья неприятно холодит кожу. – Вадим, что это?

– Не знаю.

Удивленно-испуганные лица гостей суетливым хороводом. Растерянное – Литоша. Сосредоточенное – Вениамина. Хмурое – Геры. Серое – дедово. И какое-то нечеловеческой красотой красивое – лицо невесты, теперь уже жены.

– Господа! Вы только посмотрите на это! – Голос Литоша нарочито громкий и уверенный. – Поразительная задумка, просто удивительная! Браво организаторам!

Да уж! Кровью писанная картина – замечательный подарок на свадьбу. Вон как невеста обрадовалась, слова вымолвить не в силах. Но гости, похоже, купились, поверили, что подобная мерзость может быть задумкой заигравшегося в средневековье магната. А что, вполне в дедовом духе! У невесты платье средневековое, колечко с грифоном, родовой замок точно со средневековой гравюры. Отчего бы витражу не закровоточить?…

Ощущение липкого не страха даже, а отвращения отступило только на улице, развеялось, как предрассветный морок.

– Это что за хрень? – Вадим поймал за рукав Литоша.

– Не знаю, – тот растерянно качнул головой. – Скорее всего, какой-то оптический феномен.

– А кровь?

– Разберемся. – Подошедший дед выглядел уже лучше. – Когда свадьба закончится, со всем разберемся, по камешкам церковь растащим, если понадобится.

– Тогда уж и замок нужно по камешкам. – К невесте вернулся дар речи. – В замке же тоже кровь и волчьи следы.

– Не будет больше никаких следов! – Дед сделал знак начальнику охраны. – Герины люди об этом позаботятся. А ваше дело, – он улыбнулся отстраненно, совсем не радостно, – наслаждаться свадьбой и ни о чем плохом не думать.

Легко сказать. Но как же сложно осуществить! Свадебный кортеж въезжал в ворота замка, когда Вадим увидел ее. Легкое белое платье, словно вызов подвенечному наряду невесты, уложенные в высокую прическу волосы, безысходность и отчаянная надежда во взгляде. Лика… Зачем пришла? Только душу бередить… Ведь просил же, уговаривал…

Она точно почувствовала, улыбнулась так, что заныло сердце, не то приветственно, не то прощально махнула рукой и растворилась в толпе гостей.

А ведь по-другому все могло сложиться. И занозы в сердце не было бы, и венчального волчьего перстня! Все из-за этой гадины! Из-за ее неуемной быдлячей жадности… И из-за непонятной дедовой блажи…

И ведь не изменишь ничего, потому что поздно. Потому что сам, собственными руками, подписал договор с дьяволом, согласившись на эту унизительную, мерзкую сделку не с совестью даже, а с жизнью. Вот и получил то, что хотел, а в довесок переквалифицированную из бомжей в графини жену, дырку в том месте, где должна быть душа, и волчий перстень в насмешку.

Попытки снять его ни к чему не привели, гадское кольцо точно вросло в кожу, вцепилось мертвой хваткой. Надо будет позже попробовать, когда все закончится. С мылом, а может, и распиливать придется. Хорош подарок… Какая жена, такой и подарок. А впереди еще ночь и основная, самая мерзкая, часть договора. «Свадьба не будет фиктивной, – слова деда он хорошо запомнил. – Ярослава должна стать твоей женой по-настоящему». И как же с ней, с гадиной, по-настоящему, когда где-то там Лика и душа вместе с ней?! А у него договор и стальными кандалами венчальный перстень, будь он неладен!

Есть единственный выход – напиться! И плевать на предостерегающие взгляды деда, на встревоженное шипение Вениамина и вспыхивающие в глазах молодой жены искры отчаяния. Может, если он напьется, все станет проще? А подумаешь – без любви, по договору! В первый раз, что ли, без любви?! Одну только ночь отмучиться, а дальше все – баста! Никто его не заставит к ней прикоснуться. А от мерзости ее бомжовской он как-нибудь отмоется.

Они ушли из главного зала в полночь. Небо над Рудым замком как раз расцветало праздничными фейерверками, и под громыхание салюта жизнь уже не казалась Вадиму такой уж безысходной. В крови плескался, рвался наружу шальной хмель, а испуганные взгляды молодой жены лишь подзадоривали эту пьяную ярость.

Комната была другая, ни его, ни ее – этакий средневековый номер для новобрачных. Пышущий жаром камин, дурманяще сладкий запах цветов, бордовые, как запекшаяся кровь, лепестки роз на расстеленном брачном ложе и приветом из настоящего бутылка шампанского в серебряном ведерке.

Шампанское открылось с громким хлопком, пролилось на рубашку искристой пеной. К черту рубашку! Жарко! Глоток прямо из бутылки. Кислое, а должно быть сладким.

– Раздевайся! – Не просьба, а приказ. Что ж теперь церемониться, когда она законная супруга? – Быстро!

– Вадим… – Прохладный атлас платья, холод тонких пальцев, душистое дыхание из земляничных губ, цветы в волосах как живые, даже пахнут… – Давай не будем, да? Тебе же противно все это. Никто не узнает, что ничего не было…

Не узнает? А не факт! Дед – он такой, он все знает. Да и любопытно же, как оно, с ехидной… Чем она отличается от нормальных женщин…

– Пей! – Шампанское закипает на алебастрово белой коже, огненными ручейками стекает под серебро кружев. – Пей, я сказал!

– Пусти! – Не хочет, отталкивает бутылку, отталкивает руку. Ехидна… – Ты же пьяный совсем!

– Пьяный. А как с тобой можно по-трезвому? Ты же никто! Не женщина даже. Бом-жи-ха!

Слова свинцовыми дробинами падают на каменный пол, и эхо от них мечется под сводчатым потолком. И невеста, теперь уже законная жена, тоже падает. Кровавые лепестки взмывают вверх, туда, где стонет эхо. Венчальное платье шито на века, но его проще порвать, чем снять. Некогда Вадиму путаться в кружевах, корсажах и шнуровках. Не хочется, да и не терпится. Что там дед намешал в это чертово шампанское? Отчего перед глазами кровавый туман?

– Пусти! – Голос злой, задыхающийся, а в желтых глазах плавятся страх и ненависть. – Ну, пожалуйста…

Не отпустит. Сама виновата или колечко это волчье в том, что не человек он больше, ни думать, ни поступать по-человечески не может…