Оружейных дел мастер (СИ) - Данков Влад

одноствол крупного калибра, рассчитанный на полуорка, принципиальная разница с так называемыми «африканскими штуцерами» — в стволе без нарезов. Немного поразмыслив, Данила решил, что ударно-спусковой механизм будет крепиться на ложе, а капсюль –

надеваться на брандтрубку, впаянную в боковое отверстие в стволе. К тому же, можно разгрузить себя, поручив проектировку гильдии часовщиков. На совещание с тремя «времемерных» дел мастерами, как они тут называются, ушло три часа — всяко меньше, чем проектировать сложный механизм самому. Правда, насколько хорошо часовщики справятся с этим делом — вопрос интересный, их приоритетом всегда была точность, а от детали оружия в первую очередь требуется надежность.

Данила решил, что ложа будет деревянной: для дуболомов-гвардейцев лишних полкило не критично, удобство — это всегда плюс, к тому же обработка дерева –

технологически гораздо проще, особенно с учетом того, что тем ремесленникам, кто умеет работать с металлом, работы и так хоть отбавляй.

Заряжение — бумажным патроном. Точнее, бумажный только мешочек, внутри пуля и порох. Состав, хорошо вспыхивающий и непромокаемый, алхимики уже создали, патроны будут обрабатываться им же. Боец будет носить патроны в патронташе, по три-четыре в карманчике, и капсюли там же, причем по числу их надо будет чуть больше, чем патронов: мелкие, потерять легко, особенно с учетом, что пальцы у полуорков массивные и толстые. В идеальном варианте с каждым стрелком будет ходить заряжающий-патрононосец. Боец целится — а помощник уже с патроном и капсюлем в руках. Стрелок только открыл ствол, и…

Стоп!! Данила хлопнул себя по лбу. Как он мог забыть про фактор риска! Недаром пушки и ружья кремневой эпохи чистятся банниками и шомполами перед заряжанием: в стволе могут находиться тлеющие остатки бумажного картуза или патрона, которые непременно приведут к досрочному взрыву нового картуза или патрона, особенно если патрон покрыт легковоспламеняющимся веществом, а чистка ствола — потеря скорострельности. Нужен другой состав, на самый крайний случай бумажные патроны можно обмазывать смальцем или покрывать воском. Ладно, все в свое время, химия тут, видимо, все-таки не самая отсталая наука, авось, алхимики справятся.

Он дернул за веревочку колокольчика, вызвал слугу и потребовал подать побольше шербета и пирожков, или еще чего угодно, что можно есть быстро, не отрываясь от работы: часики-то тикают, и времени остается все меньше.

Глава 11

Начался исход.

Все было куда хуже, чем поначалу представлял себе Т’Альдин. Мелкие серые уродцы и их огромные слуги не просто сожгли ближайшее селение, пылал весь человеческий край. Отряды разведчиков обследовали окружающие территории — везде одно и то же. Серые гоблины сокрушили страну людей настолько внезапно, что выживших было мало. Вести из соседних лесов, полученные с помощью магии, сообщали все ту же самую весть: некогда изгнанные серые гоблины пришли невиданной ордой, вернулись, чтобы взять реванш.

Первые беженцы появились только через день. Горстки людей, каким-то образом сумевших выбраться, вырваться с боем или просто удачно проскользнуть мимо рыскающих отрядов. Это было весьма некстати, потому что собственных продовольственных запасов у эльфов было явно недостаточно, чтобы кормить еще и людишек.

В довершение всего, враги явились, чтобы отомстить, очень скоро, но Т’Альдин предложил устроить хитрую западню и мастерски осуществил задуманное, возглавив боевой отряд: противник потерял более сотни воинов, не убив ни одного эльфа, и с позором удрал из леса.

— И так будет со всеми! — надменно бросил вслед убегающим врагам Т’Альдин, в последнее время у него появилось все больше поводов гордиться собой, а у эльфов –

уважать «приемыша».

— Боюсь, что нет, — ответил его соратник, вытаскивая из трупа орка стрелы и вытирая с них кровь, — ты просто не знаешь, кто такие серые гоблины.

— Зато я знаю, что они дохнут легко и быстро…

— Когда их мало.

Затем последовали быстрые сборы: селение забирало с собой только оружие, провиант, одежду и лекарства, все остальное оставляли. Т’Альдин собрался, пожалуй, раньше всех, за двадцать лет он не накопил ничего лишнего: дроу чужд вещизм. А вот у остальных жителей селения на глазах стояли слезы. Эльфы любят свой лес, который для них — родной дом. Почтовая птица принесла письма и из других деревень: уходят все.

Должно быть, опасность, исходящая от уродцев, слишком велика, если целый клан эльфов

— а это одних только воинов и магов под восемь сотен — вынужден сниматься с места, где прожил тысячи лет.

Уходили поспешно: разведка сообщила о большом количестве вражеских солдат, пришедших отомстить за разгромленный отряд. По пути колонна соединилась с беглецами из соседнего селения, и Т’Альдин в составе объединенного военного отряда прикрывал отход. Ситуация становилась все хуже: противник постепенно догонял, беря отступающих эльфов в полукольцо.

— Видимо, придется драться, и уже не на наших условиях, — заметил он, — дело дрянь.

— Все гораздо хуже, — флегматично отозвался воин из соседнего селения, — боя не будет, если успеем уйти на равнину, но… А, к йоклол.

Т’Альдин мысленно выругался в гораздо более крепких выражениях. Выйти на равнину? Зачем? Эльфы опасней всего именно в лесу, стоит оказаться на открытом месте… Конечно, мало кто способен бить из лука на сто шагов в глаз, но враги слева, справа, сзади. Их много, и это, видимо, только передняя волна.

— А где жители других деревень? Из Дрожащей Листвы и Лунной Песни?

— Должны уже ждать нас у опушки, судя по сообщениям, присланным птицами. Мы замыкающие.

Гонка на запад продолжалась несколько часов, и Т’Альдин уже думал, что бой неизбежен: враг наступает на пятки. Однако тут лес закончился, впереди — луга длиной в день пути, за ними в дымке тонут невысокие лесистые холмы. А сразу у опушки — тысячи две эльфов, все население леса.

Он еще раз выругался. За каким таким дивом светлейшим вздумалось принимать бой посреди поля?! Ну не сильны эльфы стенка на стенку драться, как это делают орки и люди, и все тут. В лесу картина была бы не так печальна, ни свои, ни враги не могут держать строй, но для эльфов это излюбленный стиль боя, когда они, кажется, везде, со всех сторон, и отовсюду летят стрелы невидимых лучников…

Однако тут стало очевидно, что эльфы, обернувшись лицом к лесу, вовсе не в боевые порядки выстроились.

Т’Альдин быстро отыскал в толпе Таруну, с тоской глядящую назад и утирающую с лица слезы.

— Не плачь, — тихо сказал он, — когда-нибудь мы еще вернемся сюда…

Девушка покачала головой и едва слышно ответила:

— Мы больше никогда сюда не вернемся…

Вперед вышли светлейшие всех четырех селений, за ними в шеренгу выстроились младшие маги. Светлейшие нараспев заговорили хором, используя древние ритуальные слова, но Т’Альдин кое-как понял: они благодарят лес за то, что тот тысячи лет был их домом, и просят прощения.

Издалека уже доносился треск веток под тяжелой поступью сотен, если не тысяч ног, а сколько там мелких уродов — можно лишь догадываться. Захотелось крикнуть светлейшим, что тут не с лесом прощаться надо, а с жизнью, но Т’Альдин промолчал.

Будь что будет.

Над толпой разносился плач. Сдержанные эльфы не справлялись с эмоциями, многие взрослые рыдали навзрыд. Т’Альдин стоял в толпе один из немногих, сохранивших невозмутимость, но внутри все клокотало. Он сжимал руку Таруны, старался не слышать ее плач и отрешенно удивлялся, почему ее слезы причиняют ему почти физическую боль.

Что ж, скоро все закончится. Еще не совсем понятно, как, но…

Светлейшие умолкли, заговорил только один из них, на древнем языке прося у леса о последней милости: стать погибелью врагам эльфов. И следом в унисон заговорили все маги, и светлейшие, и младшие, и читаемое ими заклинание, извращенное, дикое и неправильное, грянуло едва ли не громом. Т’Альдин с каким-то необъяснимым ужасом понял, что ему очень знакомы эти слова. Заклинание, которое каждый маг эльфов учит в первую очередь, заклинание, которым светлейшие сообща способны прямо из селения погасить пожар даже на другом конце леса.